Полукрылые. Черные песни забвения - Урбанская Дарья - Страница 29

– Что б-будем делать?

Ему никто не ответил. Редькин затравленно смотрел прямо перед собой, а Никита, до этого вроде бы пришедший в себя, снова прикрыл глаза.

– Н-никаких идей? Ладно… Т-тогда так. П-по одиночке м-мы долго не п-протянем. Нам н-надо объединить силы. Т-так что… – Артем сглотнул, предвкушая очередной издевательский комментарий. – М-макс, отдохнул? Держи б-барьер.

Редькин вздрогнул и перевел на него глаза. Затем отклеился от стены и молча сделал пару шагов вперед, равняясь с Эллой. Титов быстро развернулся и присел на корточки у лежащего бореада.

– Н-никита! Ник, открой г-глаза! Сосред-доточься. Вспомни про Зета и К-калаида, про свою К-командную Песнь, н-ну!

– Я не… – Черниченко приоткрыл глаза и закашлялся, пытаясь ответить. – Я никогда не окрылялся, даже не представляю, как это сделать. Какую ноту взять.

– Ник, т-твоя птица знает. П-просто доверься ей. Это н-наш единственный шанс.

Никита снова замолчал, и Артем не стал его тормошить, в надежде, что тот настраивается, ищет внутри себя верную тональность, а не просто впал в забытье. Секунды тянулись бесконечно долго. Если бореад не справится… Других идей ни у кого не было.

Внезапно Эл глухо застонала и закрыла лицо руками. Сизая масса перед ними сразу же хищно всколыхнулась, как живая, и выпустила осторожные щупальца. Макс повысил голос, но было видно, что надолго его не хватит. Артем развернулся и начал вставать, чтобы присоединиться к одноклассникам, когда Черниченко внезапно издал резкий то ли вскрик, то ли всхлип. А затем еще один, но намного ниже. И снова…

Это было сложно назвать Песнью. Артем никогда не слышал ничего подобного. В звуках, которые издавал синеволосый бореад, был слышен стон ветра в скалах и клекот хищной птицы, парящей под солнцем, свист пастушьего хлыста и заунывный вой волынки. Его пальцы скрючились во внезапной судороге, а тело выгнулось дугой. Затем ногти начали вытягиваться и уплотняться, заостряясь на концах, немного загибаясь внутрь. Несильно, но человеческого в трансформировавшихся кистях осталось мало.

Из-под рукава футболки по коже вниз побежала темно-синяя вязь, похожая на ожившую татуировку. Рисунок напоминал одновременно рыбью чешую и птичье оперение. Кожа по всей длине рук стала шершавой и грубой, а в нескольких местах взбугрилась, как будто под ней появилось что-то лишнее. Ник снова выгнулся и захрипел, задергался всем телом. Артем испугался, что он разобьет себе голову об пол и подсунул под затылок свою ладонь, придерживая бореада другой рукой за лоб.

Внезапно кожа на висках и скулах одноклассника потемнела и натянулась. А затем, вспарывая ее, наружу устремились крошечные перья, полупрозрачные, как льдинки, но острые на вид. Они удлинялись и уплотнялись, на глазах окрашиваясь в цвета лазурного сентябрьского неба и свинцового северного моря.

Никита распахнул зажмуренные глаза и уставился прямо на Артема, но тот не был уверен, видит ли сейчас бореад перед собой хоть что-то. Прежде обычные, его серые радужки налились неестественной голубизной и словно светились изнутри. Титов мог бы поклясться, что в какой-то момент Ник моргнул, не закрывая при этом глаз. Из-под век на мгновение показалась полупрозрачная перепонка, как у ящериц, но сразу же пропала.

Артем в таком ошеломлении разглядывал изменения, произошедшие с одноклассником, что почти забыл, что стало их причиной. А вот бореад этого не забыл. Черниченко, точнее тот, в кого он превратился, затянул новую незнакомую Песнь и стал медленно подниматься. Повинуясь выпеванию, Титов и остальные члены команды как завороженные повторяли все движения этого неизвестного, но неожиданно прекрасного существа. Выпрямившись, они повернулись лицом к психео, Элла отняла ладони от лица.

Четыре пары глаз одновременно моргнули и уставились перед собой.

Четыре рта синхронно затянули один мотив.

Четыре голоса сплелись так тесно, не различить, и на едином вдохе наотмашь ударили.

От объединенной силы Выпеваний психео прямо перед ними пошло трещинами и брызнуло во все стороны, как лужа под ногой расшалившегося ребенка. Чуть поодаль мутная пелена подтаяла и истончилась, стала распадаться на отдельные кляксы, края которых висели как лохмотья и подрагивали от несуществующего ветра.

Позже Артем не смог бы вспомнить ни мелодию, которую выводили его губы, ни что именно они вчетвером делали, в какую сторону поворачивались, куда шли.

Он помнил только чувство единения и наполненности. Могущества. Направленности. Цели. Как будто его, Титова, умножили на четыре, вместе со всеми достоинствами, но отринув недостатки. Ни о каком принуждении, о котором тогда на уроке по спецкурсу рассуждал Камиль, не было и речи. Артем по доброй воле открывал рот и выводил ноты. Во всяком случае, так ему казалось.

В себя он пришел перед дверью. Не той, через которую они зашли в ловушку, а другой – на противоположной стороне зала. Вероятно, Командная Песнь бореада провела их через все помещение, разметав психео по углам, как старую паутину.

Никита опустился без сил на пол, кожа на его лице и руках выглядела по-прежнему – гладкой и нормально-человеческой. Вихрева присела рядом, бледная, как альбинос после долгой полярной зимы. Макс прислонился к стене и прикрыл глаза. Его заметно потряхивало, но все же хватило сил на вертикальное положение.

Все, что хотелось Артему – это лечь и вытянуть подрагивающие от усталости конечности. Но он шагнул вперед, открыл дверь и сразу же встретился с нетерпеливым взглядом Антона Сергеевича, ожидающего их, сидя на подоконнике. Физик недовольно покачал головой.

– Ну наконец-то, Титов… Вы, кажется, побили все антирекорды, потому что…

Но Артем перебил его, выставив перед собой слегка дрожащую от перенапряжения ладонь:

– Кажется, н-нам н-нужен врач…

Часть 3. Легенды и физика

Глава, в которой потерпевших не жалеют, а обвиняют

Пока Артем бегал за медиком, и затем тот оказывал первую помощь Элле, остальные птенцы, волнуясь и перебивая друг друга, рассказывали Антону Сергеевичу, что произошло.

– Чепуха какая-то, – физик в недоумении провел рукой по золотистым волосам. – Как такое могло вообще случиться? Говорите, такая плотная стена психео, что даже силуэтов друг друга не было видно?

– Да, точно. Мутная грязно-серая пелена. А Никита даже в обморок грохнулся, когда она его обступила со всех сторон, – подтвердил Макс, а сам Черниченко кивнул.

– То, что вы рассказываете, очень странно. Все команды, которые проходили полосу препятствий до вас, ничего похожего не видели…

– Видимо, нашему классу досталось все самое классное, – пошутила подошедшая Вихрева, от которой отчетливо пахло пустырником и еще какими-то медикаментами.

Когда они вернулись в зал общего сбора, там было практически пусто.

– Кстати о других командах, а где остальные наши? – спросил Макс, оглядываясь по сторонам, явно в поисках своей девушки. – Я думал, они будут нас ждать тут, вместе с вами…

– Все ребята стали постепенно расходиться, и наши тоже попросились вернуться в отель, они устали. Один из учителей как раз шел в сторону метро и согласился их проводить, – рассеянно объяснил Антон Сергеевич, но было видно, что мысленно он по-прежнему пытается разобраться в произошедшем.

– Нет, я ничего не понимаю. Нужно все подробно рассказать организаторам! Если произошла какая-то ошибка, и ваша безопасность действительно была под угрозой… Идем!

Мужчины, который перед началом соревнования зачитывал их имена, уже не было. Вместо него за столом организаторов сидела уставшая пожилая женщина в очках с такими толстыми линзами, что ее глаза казались выпученными, как у лягушки.

– Какая-то она не Полукрылая, а Полужабая, – шепнула Эл Артему, на пару секунд прижавшись к его уху губами, чтобы никто, кроме него, ничего не услышал.