Записки диверсанта (Книга 1) - Старинов Илья Григорьевич - Страница 32

И вот однажды, беседуя с командирами групп перед очередной вылазкой в тыл врага, Ксанти предложил:

-- Друзья! У вас есть уже опыт захвата машин. Попробуйте на захваченной машине ворваться на мост, снять охрану и разрушить его.

-- Попробуем, Ипполито? -- спросил Рубио барселонца Ногеса -коренастого молодого парня.

-- Отчего не попробовать, -- согласился тот. Ночью группы Рубио и Ногеса благополучно переправились через Тахо. Вышли на автомобильную дорогу. Подходящая цель так и не появилась. Пришлось на день укрыться в горах Сиерра де Сан Винсенте.

-- Что делать? -- сокрушался Ногес, -- Сотни машин идут к Мадриду, одиночных почти нет...

Весь день диверсанты не отрывались от биноклей. Дорога около моста восточное Талаверы была перед ними как на ладони. С гор хорошо видно, что колонны грузовиков и многие легковые машины проходили мост без остановки.

Итак, способ проникновения на мост ясен. Но как взорвать мост, проносясь по нему?

Пока прикидывали, как лучше поступить, на дороге показался грузовик с кухней на прицепе. Водитель охотно остановился, чтобы ответить на вопрос "господ офицеров". Рядом с ним сидел повар.

-- Что в котле? -- спросил Рубио.

-- Суп.

-- Выливай его к чертовой матери. Найдется другая начинка...

Пленных связали, заткнули им рты и уложили отдыхать по разные стороны дороги. Пристроившись в хвост вражеской автоколонны, кухня спокойно приблизилась к цели, въехала на мост. И вдруг на самой его середине отцепилась от тягача.

Прицеп загораживал движение, и часовой бросился, чтобы оттащить его к перилам. Он сразу, как видно, почуял неладное: из котла кухни пахло не бараниной, а горящим бикфордовым шнуром. Бывалым солдатам этот запах хорошо знаком, а часовой, несомненно, был из их числа. Он не потерял самообладания, попытался сбросить прицеп с моста. Но одному это оказалось не под силу. Стал звать на помощь водителей. Однако ни водители, ни другие солдаты из охраны моста не успели понять, в чем дело. Высоко взвилось пламя, прогремел взрыв. А злополучный грузовик, потерявший прицеп, успел тем временем бесследно исчезнуть...

Да, наши подрывники научились умело действовать на коммуникациях врага. Весной и летом 1937 года они не зря получали одну благодарность командования за другой.

Тревожные вести с Родины

В двадцатых числах июня я возвратился из Хаена и зашел к нашему военному советнику Кольману.

Поговорили о том о сем. Я заметил, что Кольман мнется, словно хочет и не решается сказать о чем-то потаенном.

-- Что случилось? -- напрямик спросил я.

-- Ты давно не читал газет?

-- Где же я мог их читать?

-- А радио тоже не слушал?.. И ничего не знаешь?.. Кольман огляделся, будто опасаясь, что нас подслушивают.

-- Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем, Корком, Якиром... Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и капиталистов.

-- Что?!

Кольман подал еще одну газету за 13 июня:

-- Вот здесь...

Строчкипрыгали у меняпередглазами:

"... Двенадцатого июня сего года суд приговорил подлых предателей и изменников к высшей мере наказания -- расстрелу. Приговор приведен в исполнение. "

Как наяву, я увидел перед собой лицо Якира:

-- Вам поручается важнейшее партийное дело, товарищ Старинов. Надеюсь, вы оправдаете наши надежды...

Увидел лес под Олевском. Аэродром под Харьковом. Ночные учения, где Якир с гордостью говорил о советской военной технике.

Этот человек -- предатель и изменник?!

А маршал Тухачевский -- бонапартист?!

Эйдеман, Уборевич, Примаков, Путна -- прославленные герои гражданской войны -- и все они тоже враги народа?!

Кольман осторожно взял у меня газету.

-- Как же это? -- только и мог выговорить я.

-- Чудовищно, -- согласился советник. -- Невозможно поверить. Но ты же видел...

-- А какая им была корысть предавать Советскую власть? Власть, которую они сами устанавливали?! За которую кровь проливали?!

-- Тише... Конечно, дикость какая-то... Сам не понимаю, на что они рассчитывали... Что им могли дать капиталисты?

-- Ничего! Их бы первыми расстреляли, попадись Примаков или Якир в лапы фашистам.

-- Видишь, пишут о попытке захвата власти...

-- Так они же и были властью!

-- Тем не менее -- факт налицо...

Да^ чудовищный факт был налицо. И Кольман и я не могли не верить Сталину, не верить суду.

Не могли не верить, а в сознании не умещалось случившееся...

Читая в газетах, что Вышинский награжден орденом Ленина "за укрепление социалистической законности", натыкаясь на имя Ежова и на карикатуры, изображающие ежовые рукавицы, в которых корчатся враги народа, я испытывал острые приступы тоски,

Ни на минуту не забывалось, что работал с Яки-ром, что неоднократно сопровождал Примакова и Тухачевского.

"А что ответишь ты, когда спросят, знал ли Якира и Примакова? Что ждет тебя по возвращении на Родину? -- не раз спрашивал я самого себя. -- Что ответишь? "

-- Ты что-то плохо выглядишь, Рудольфе! -- встревожился Доминго. -Устал?

-- Да, друг. Устаю...

Что еще мог я ответить капитану?

Несчастный случай

Судьба слишком долго баловала диверсантов, чтобы не сделать в конце концов один из тех подарков, которые ей лучше было бы держать при себе.

Суеверия тут ни при чем. Работать нам приходилось в основном с динамитом, а он даже в мирных условиях способен преподносить горькие сюрпризы. Может взорваться от первой искры, от первого сильного удара.

Но вот, поди ж ты, у нас он пока ни разу не безобразничал.

Под Теруэлем, в Альфамбре, Пеле попал с динамитом под бомбежку, но успел вывести машину из деревни. Динамит не взорвался, хотя одна из фашистских бомб упала слишком близко.

Там же, в Альфамбре, я как-то застал бойцов, мирно покуривающих на ящиках с динамитом, придвинутых вплотную к камину. Тоже пронесло!

В Хаене мы хранили динамит под кроватями моей переводчицы и Розалины. В соседней комнате однажды взорвался примус. Струйки горящего керосина протекли по полу и в женскую спальню. Но Анна и Розалина успели набросить на пламя свои одеяла.