Художник кошмаров 2 (СИ) - Бобков Владислав Андреевич - Страница 11

На этот раз с каждым взмахом кисти, я выплёскивал все свои эмоции. Ярость, гнев и насмешка на весь этот безумный мир органично ложились с каждым штрихом краски.

Теперь я рисовал Йонга именно тем, кем он был на самом деле. Убийцей и опасным сумасшедшим, буквально купающимся в крови несчастных жертв. Он был истинной мерзостью, не достойной существования.

Я хотел его смерти и мой корень духа с готовностью откликнулся на мой порыв.

Струйки крови убитых людей медленно, но неотвратимо покатились в сторону мольберта, после чего поднялись по ножкам и бесследно впитались в холст. Да, поодиночке эти струйки были еле видимы, но вместе тысячи жертв создали настоящий поток.

Момент, когда я закончил картину, совпал с моментов окончания бурления окружающей ци. Ярость убитых и замученных начала затихать, сменяясь кладбищенской тишиной.

Я как и в прошлый раз отошел на пару шагов от картины и застыл, не в силах не сказать, ни слова, ни отвести взгляд.

Рядом застыл появившийся Йонга. Судя по его молчанию, он тоже потерял дар речи.

— Это… — впервые в голосе высшего появились эмоции. — Прекрасно.

Картина словно бы сияла багровым светом. Казалось бы, обилие красного должно было испортить работу, но вместо этого лишь добавило ей мрачной торжественности.

Изображенные на картине трупы корчились и беззвучно стонали, содрогаясь от терзающей их бесконечной боли. Глядя на них, я понимал, что это отнюдь не обычные нарисованные существа. На это же намекало отсутствие необходимости подпитывать картину ци. Хоть в ней и не было корня духа, но каким-то образом она всё равно генерировала энергию.

Постепенно убитых становилось всё больше, пока они не сменились лежащими в ряд отрубленными головами, чьи рты по рыбье раскрывались и закрывались, а глаза слепо шарили вокруг.

И наконец в центре всего этого воплощенного кошмара стоял мертвецкий трон, на котором восседало существо, не имеющее с человеком ничего общего. Нет, он всё так же выглядел, как и Йонга, но любой, кто взглянул бы на картину, сразу бы увидел всю его суть.

От изображенного высшего словно бы расходилась невидимая волна, вызывающая у того, кто на неё бы взглянул нарастающую боль в голове и странный шепот.

Вот только я же наоборот чувствовал тошнотворную радость, будто сшитая из тысяч людей человеческая многоножка с перебитыми руками и ногами ласково поскуливает, пытаясь ползти в твою сторону.

То, что я создал, было больше чем портрет. Это был вырвавшийся в реальность кошмар, вскормленный плотью и болью, ненавистью и вдохновением.

И хоть картина не испытывала ко мне негативных эмоций, я предпочел бы держаться от неё как можно дальше.

Я перевёл взгляд на завороженно смотрящего в картину высшего. Благодаря своей магии я запечатлел его сущность в этой работе. И то, что я находил тошнотворным, для него было лучшим комплиментом.

Я очень сомневался, что порожденный мной кошмар сумеет что-то сделать практику его силы, но… я мысленно пожелал картине удаче.

«Делай то, ради чего был создан… Кровавый трон».

Уход из комнаты с Кровавым троном я воспринял с облегчением. Было воистину неправильным чувствовать такую сильную любовь от чего-то столь злого и порочного.

Даже покинув комнату, я слышал ласковый шепот и видел багровое свечение, хоть мы и прошли уже несколько стен.

Но мои собственные сомнения не имели смысла, ведь заказчик остался в восторге.

Откровенно говоря, я и сам не понял, как именно воплотил желания главы Гору на холсте. Конечно, при необходимости я чувствовал, что смогу что-то подобное и повторить, но вот глубокого понимания не было. Больше всего это было похоже на инстинкт.

Впрочем, как я понял, такой подход был обычен для совершенствующихся. Они больше работали с чувствами, вдохновением и просветлениями, а не четкими законами.

Самое главное, я понимал, что тот прорыв в понимании дао моего корня духа, открыл передо мной куда больше дверей, чем одну.

Уже сейчас смотря на человека, я видел, как нарисовать то, что могло бы его зацепить. Это было очень смутное и нечеткое ощущение, но даже так подобная способность должна была сильно помочь в дальнейшей работе.

Но ведь если я знал, что заказчик хочет, то я в то же время чувствовал, что он не желает увидеть ни при каких желаниях. И если быть до конца честным, я побаивался того, что может породить моя сила в таком случае.

На этот раз мы с главой и наследником пришли в, судя по обстановке и наличию шкафов со свитками, в рабочий кабинет.

— Мне понравилась твоя работа, Художник, — сказал сидящий Йонга. Его сын стоял у него по правое плечо. Мне никто не предложил сесть. — Что ты хочешь за свою работу? Клан Гору по праву является одним из богатейших кланов империи Хаэн. Если твоё желание разумно, я его выполню.

Это был, мягко говоря, тяжелый выбор. Десятки мыслей отчаянно бились у меня в голове, пока я судорожно пытался решить, что именно затребовать.

Выбирать, как я это делал раньше, золото или духовные камни, было глупо. Так я всего лишь выставил бы себя за дурака, или и вовсе оскорбил весь клан Гору, намекнув, что у них больше ничего и нет.

Вот только я опасался брать и что-то ценное у этого клана. Видя, какое у них руководство, я не сомневался, что любой дар, который я от них получу, будет подобен ядовитой змее.

Память человека забавная штука. Вспомнив, почему я больше не желал иметь ничего общего с Гору, я невольно вспомнил и о причине такого отношения.

— Да, я знаю, что хочу, господин, — я твердо посмотрел на Йонгу. — В своих путешествиях мне приходится много времени проводить в дороге и среди дикой природы. В таких условиях очень трудно соблюдать хоть какой-нибудь уровень комфорта.

Я сделал паузу, смотря на реакцию слушателей.

— Изначально я подумывал о том, чтобы нанять несколько слуг. Но проблема в том, что в случае нападения они будут бесполезны. А нанимать практиков слишком дорого и несет ряд рисков. Поэтому, я хотел бы взять, как награду ту рабыню, что… готовила нам еду.

— Ту ящеролюдку? — нахмурился Чонсу. — Какой тебе в ней интерес, если ты не собираешься использовать её по назначению? Её мясо очень ценный и редкий ингредиент. Упускать возможность его употребления — это безумное расточительство! Это не говоря уже о том, что она находится в ранге возвышенной, хоть и с травмированным корнем духа. По-твоему, мы так просто тебе её отдадим?

Я замер, ошарашенный информацией о силе рабыни. В отличие от Чонсу, я её почти не чувствовал. Я знал, что она совершенствующаяся, но узнать, что она способна расправиться с нами всеми, было поистине удивительно.

Надо ли говорить, что я уже не верил, что у меня получится вытащить её из лап Гору. Тем удивительнее, что я услышал следом.

— Согласен. — безразличный ответ Йонги заставил его сына осечься и вылупиться на отца. — Как я и сказал, клан Гору достаточно могущественен, чтобы жизнь одной рабыни, пускай и довольно сильной, была мелочью. Однако…

Я превратился в одно большое ухо, желая услышать, что последует следом.

-… Я прекрасно понимаю, Художник, почему ты выбрал эту награду, — под мертвым взглядом Йонги мне было откровенно не по себе. — Хоть ты и талантлив, но молод и глуп, раз думаешь, что это что-то изменит. Но Небеса четко диктуют свою волю. Если ты талантлив, то и получаешь больше остальных. Лишь поэтому я даю тебе в награду то, что ты хочешь.

— Благодарю, вас…

— Но запомни, Художник. Тебе не разрешается снимать с неё рабскую метку. Ты понимаешь?

— Да. — я кивнул, не доверяя своему голосу.

Необходимости в дальнейших угрозах за неисполнения его приказа не было. Весь этот разговор был одной большой угрозой. И я отлично понимал, что последует, если я нарушу наше соглашение.

Когда я уже собирался выйти за показывающим дорогу слугой, ведь Чонсу окончательно потерял ко мне интерес, меня остановили последние слова Йонги.