Право на эшафот - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 44

– Конечно, – сеньора Кордоба высоко вздернула голову, – Сиятельные боятся, что правда выплывет наружу, но я… я ничего и никого не боюсь.

Она притопнула ногой в изящной туфельке, и сеньора Фидальо посмотрела на нее с искренним восхищением.

– Я рад за вас, – сухо сказал сеньор. – Но не могли бы вы оставить рассуждения на опасные темы хотя бы до того момента, когда мы пересечем границу? А еще лучше – до собственного дома. Потому что королю Теофрении вряд ли понравится, что его поступки называют опасными и недальновидными. У вас есть лишние деньги, чтобы платить штраф, сеньора? Или лишнее время, чтобы сидеть в тюрьме? Пожертвуйте все это на благотворительность.

– Вот о чем я и говорю, – обратилась сеньора Кордоба к подруге. – Современные мужчины выродились, превратились в скопище трусов, боящихся открыть рот, чтобы сказать правду. Боящихся сказать, что Теодоро Мурицийский проклят Двуединым, поэтому Бог и не стал благословлять его брак с нашей принцессой. Уберег бедную девочку, явил милость.

– Если вам так хочется услышать правду, – манерно протянула еще одна сеньора, одетая и накрашенная так, что я ни за что не отнесла бы ее к благородному сословию, – то от вашего противного голоса у всех уже звенит в ушах. Я не для того вываливала такие деньжищи за билет на этот дилижанс, чтобы всю дорогу выслушивать вашу чушь. Его величество Теодоро – один из самых одаренных Двуединым на этом задрипанном континенте. И Блистательным его прозвали не просто так, уж поверьте мне. Так что заткнитесь, милочка, пока не облысели.

– Магия в дилижансах запрещена, – высокомерно заявила сеньора Кордоба, – особенно в таких, что используют магически измененных животных.

– Ха, я прекрасно обойдусь без магии. – Сеньора выразительно посмотрела на свои ногти, накрашенные ярко-алым лаком. – И волосы выпадут, и шрамами обзаведетесь. Уверяю вас, милочка.

– Вот что бывает, когда пускают всякую актерскую шваль в приличные места, – проворчала сеньора Кордоба, но так тихо, что подруга ее услышала, а агрессивная сеньора – нет. Да и я услышала лишь потому, что мой обостренный Сиятельный слух остался при мне, несмотря на изменение внешности. – Разве такое было возможно при отце нынешнего короля?

После этого наконец воцарилась вожделенная тишина, хотя меня так и подмывало спросить у вульгарной особы, откуда она знает такие подробности про Теодоро. Неужели он с ней встречался? Тогда у него отвратительный вкус: сеньора была не первой молодости и аляповато одета. Одни ногти чего стоили: длинные, самого ядовитого оттенка. Казалось, они начинали светиться тем сильнее, чем темнее становилось в салоне. С такими ногтями только упыриц играть. Не первой свежести.

За окном мелькали быстро сменяющие друг друга картинки. Дилижанс разогнался и вряд ли собирался останавливаться до самой границы. Если бы не вычурность оформления, его можно было бы сравнить с вагоном электрички, причем не каким-то старорежимным, а самым что ни на есть современным, в конце салона имелся даже туалетный закуток, куда смущенно шмыгали сеньоры. Мужчины оказались более терпеливыми или более склонными ко сну. Правда, их всего двое, но они оба уже спали или делали вид, что спят, укрывшись пледами, – их выдал всем пассажирам один из кучеров дилижанса. Плед был мягким, теплым и очень уютным – я бы не отказалась заиметь такой в собственное пользование.

Мое мнение разделяли не все. Так, сеньора Кордоба, которую про себя я уже называла не иначе как «ворчащей коробкой», заявила подруге, что в следующий раз озаботится собственным пледом, а то мало ли кто этими пользовался. И она выразительно посмотрела на актрису, которая умиротворенно похрапывала, откинув голову на спинку сиденья.

Насколько я поняла из разрозненных реплик, сеньоры Кордоба и Фидальо были не приятельницами, а подругами по несчастью: у обеих мужья решили открыть филиал своего дела в Муриции, но в обоих случаях подготовительные работы свернулись, а близких отправили домой. В чем-то сеньора Кордоба была права: благословение Двуединый мог не отмерить не только из-за невесты, но и из-за жениха. Последнее утверждение для Теодоро было очень опасно, наверняка поэтому сразу запустили слухи о неугодности теофренийки. Конечно, ей уезжать, ему – оставаться, но за принцессу стало обидно.

Под неумолчное бормотание сеньоры Кордобы я все-таки задремала и проснулась, когда уже проверяли документы на границе. Со сна я не сразу поняла, что от меня требуется, но потом дрожащими руками вытащила подорожную и протянула сеньору пограничнику, или как он тут называется. Тот светил фонариком явно артефактного вида и двойного назначения: не только давал свет, но и проверял на подлинность печать, которая переливалась всеми цветами радуги, стоило на нее упасть лучу из артефакта. Фальшивка проверку выдержала, и мне ее вернули с поклоном и словами сожаления, что такая красивая сеньорита покидает Мурицию. На словах «Я был бы счастлив, если бы сеньорита сообщила, где смогу ее найти в Теофрении» я насторожилась, не понял ли сеньор, кто я. Он был молод и довольно симпатичен, поэтому улыбку я ему вернула, но говорить ничего не стала. И подумала, что зря сняла шляпку, она мешала спать, зато прекрасно скрывала лицо.

– Всем известно, что в Теофрении – самые красивые девушки, – сеньора Кордоба сказала это столь гордо, словно была моей близкой родственницей. – Никакой Сиятельности нам не нужно, чтобы свести мужчину с ума.

– Вы уже свели всех с ума за эту поездку, сеньора, – неприлично широко зевнула актриса, – и мужчин, и женщин. Вам для этого ни красоты, ни мозгов не понадобилось. Такое впечатление, что, когда Двуединый наделял всех дарами, вам ничего не досталось.

Сеньора Кордоба притворилась, что ничего не слышит и что там, где расположилась актриса, никого нет. Лицо у нее гневно заалело, но тем все и ограничилось, поскольку в драке победила бы та, у кого больше опыт, – это сеньора Кордоба прекрасно понимала и не хотела делать из себя посмешище. Проверяющий понял, что ничего от меня не добьется, выразительно вздохнул и с явным сожалением отошел к следующему пассажиру. Несколько раз он оборачивался, словно надеялся, что я передумаю и сообщу свой адрес. Но я притворилась, что опять сплю.

С теофренийской стороны повторилось то же самое. Правда, только в отношении проверки документов. Сеньоры в этот раз глухо молчали, а мой адрес никому не понадобился, потому что пограничник был в возрасте, сонный и не слишком внимательный. И артефакта у него не было, проверка шла при свете обычного фонаря, так что для нее сошел бы любой из имеющихся у меня документов.

После проверки дверца захлопнулась, и дилижанс быстро набрал скорость. Я прилегла на сиденье, укрылась пледом и опять уснула. Не потому, что совсем не волновалась, а потому, что мерное покачивание усыпляло лучше любого снотворного. Поволноваться я успею и завтра.

В Фанд мы приехали рано утром, когда город еще спал, а на сонные улицы только начинал высаживаться десант солнечных лучиков. Но десант уверенный: подсвечивающий вывески, играющий с оконными стеклами и радующий выползшую на улицу тощую кошку. При взгляде на это костлявое недоразумение почему-то вспомнилось, что загадка с фамильяром Эрилейских так и не разрешилась. Но это не первостепенная задача: для меня не было особой разницы, развоплотился ли он или просто отказывался помогать.

– Смотрю, сеньорита, вас никто не встречает? – внезапно решила проявить участие сеньора Кордоба. – Это непредусмотрительно. Столь юная особа не должна путешествовать одна.

– Мне пришлось неожиданно уехать. Мама никому не успела сообщить. Впрочем, у нас в столице родственников нет.

Легенда, наспех придуманная при побеге, проверку выдержала.

– Да уж, – мрачно согласилась сеньора Кордоба, – всем нам пришлось неожиданно уехать. Но кто знал, кто знал… Я могу посадить вас на нужный дилижанс, сеньорита. Нельзя допустить, чтобы вы оставались со своими проблемами один на один.