Право на эшафот - Вонсович Бронислава Антоновна - Страница 36

– Кто он? – удивилась.

– Тот, ради кого вы сбежали из дома.

– Я сбежала из дома ради себя, – притворяться было бессмысленно, – и возвращаться не собираюсь, потому что мной планируют расплатиться в политических играх, предположительно с моим летальным исходом. Зелье мне нужно для изменения внешности.

– Собираетесь скрываться всю жизнь?

– Сколько понадобится. А пока собираюсь поступить в университет и получить профессию, с которой смогла бы зарабатывать на жизнь. К сожалению, флакон с зельем разбился, а без него меня быстро найдут. Я бы никогда к вам не пришла, не будь это для меня вопросом жизни и смерти. Сеньора, разрешите воспользоваться вашим оборудованием. Обещаю, этого никто никогда не узнает. Или… вы тоже донья? – Она чуть изменилась в лице. Похоже, я попала в точку. Я бросила тюк с одеждой на пол и сложила руки перед грудью в умоляющем жесте. – Тогда вы просто обязаны мне помочь, как сестре по несчастью, донья Исабель.

– Двуединый, откуда ты только взялась на мою голову? – проворчала она.

Вопрос был риторическим, хотя мой ответ, что из герцогства Эрилейского, ей бы не понравился. Поэтому я молчала, но физиономию скорчила самую жалостливую, взяв за образец приснопамятного кота из Шрека.

– Насколько терпит изготовление? – наконец спросила она.

– Максимум до вечера, донья Исабель.

– Да забудь ты про донью, пока еще кто не услышал. Я не могу в свою лабораторию пустить тебя одну – если кто заметит, что хозяйки там нет, у меня будут проблемы. Лавку тоже закрыть не могу: мои клиенты привыкли, что она работает строго по часам. Поэтому пущу тебя к своему оборудованию только вечером. – Она подняла глаза к небу: – Двуединый, и во что я сейчас ввязываюсь?

– Помощь ближнему Двуединому угодна, – напомнила я. – Сеньора Исабель, я могу пока оставить у вас вещи? Надо до вечера еще комнату снять.

Она скривилась, но вовсе не из-за того, о чем я подумала: дело было не в моих вещах.

– Да куда ты одна пойдешь? Непременно во что-нибудь вляпаешься, такая неприспособленная. – Она указала на лестницу за собой: – Поднимешься на второй этаж. Комната справа. Сидишь в ней до вечера тише мышки. Все поняла?

– Так точно, сеньора. – Я разулыбалась во все свои ровные, пусть теперь и не сиятельные зубки. – Огромное вам спасибо.

– Иди уж, – опять проворчала она, – не мешай торговле.

Дважды просить не пришлось, я подхватила тюк с одеждой и поднялась на второй этаж. В комнате давно никто не жил, веял в ней некий дух, присущий помещениям, куда заходят редко и только по делу. Но была она чистенькая, и в ней стояла кровать, при одном взгляде на которую я поняла, что спать хочу так, что нет никаких сил удержаться.

Проснувшись, не сразу поняла, где нахожусь, – меня словно обволакивало чувство дома, странное, позабытое ощущение безопасности. Было оно еще из той жизни, но зато мое, а не приобретенное здесь. Хотя о какой безопасности речь? Дом был чужим, хозяйка – совершенно не известной мне личностью. Возможно, она усыпила мою бдительность и давно сообщила кому нужно о забредшей к ней беглянке.

Я забеспокоилась, но в доме было тихо, уже начинало темнеть. Если кто-то хотел меня захватить, у них было на это время, а вот у меня его почти нет: срочно нужно принимать следующую дозу. Я подскочила, щелчком пальцев привела в порядок изрядно помявшееся платье, добавила заклинание, освежающее лицо, и лишь потом осознала, что сделала автоматически. А ведь это, если я правильно поняла сеньору Лусеро, может меня выдать даже вернее внешности. Казалось бы, тело достаточно давно стало моим, чтобы забыть привычки бывшей владелицы и обзавестись новыми. Так нет же, стоит отвлечься – и оно уже своевольничает.

С мыслями, что отвлекаться нельзя, я и спускалась, уверенная, что лавка уже закрыта. Но сеньора Лусеро сидела за прилавком, а витринные окна не были прикрыты.

Мое появление для сеньоры неожиданностью не стало – лестница скрипела так, что ни один лазутчик не проберется незамеченным, если, конечно, он двигается не по потолку. Но и в этом случае его ждали бы неприятности – дом был непростым, как и его хозяйка, первое впечатление обманывало не хуже карманника, притворяющегося честным трудягой.

– Ну и горазда ты спать.

– Ночь выдалась тяжелой. И мне не хочется, чтобы трудности оказались напрасными.

Она кивнула, обозначив, что поняла намек, встала из-за прилавка, потянулась, разминаясь после длительного сидения. При этом на пол спланировали газетные листки. Я нагнулась, не столько чтобы поднять, сколько сунуть нос в новости.

– Интересуешься, нет ли чего про твой побег? – спросила сеньора Лусеро. – Есть. Тетя тебя активно ищет. Но пока нашли только горничную.

– В самом деле?

Судьба Эсперансы беспокоила меня в последнюю очередь. В первую: неужели меня так легко вычислить, несмотря на изменение внешности? Или сеньора меня с кем-то путает? В конце концов, девицы постоянно сбегают от излишней опеки родственников. Правда, чаще всего с кавалерами, но и в моем случае без такового не обошлось. Пусть не по своему желанию, но Эмилио помог убежать.

– Она мертва. Это сделала ты?

Спрашивала сеньора спокойно, не показывая напряжения ни словом, ни взглядом, но проскальзывало нечто, выдававшее ее готовность к любому моему ответу. И что-то мне подсказывало, что, если начну врать, меня безжалостно сдадут органам правопорядка. А от них до тети – один шаг, после чего я не смогу себя защитить от неизвестной опасности.

– Когда я видела свою горничную в последний раз, она клялась в верности моему похитителю и была при этом очень даже живой. Сеньора, а вы уверены, что речь идет именно о моей горничной?

Эсперансу неожиданно стало жаль. По воспоминаниям, она была прекрасной горничной, и не ее вина, что красота Эмилио снесла ей крышу. Наверняка не на пустом месте снесла: не нашел подход к хозяйке, воздействовал на горничную. Уж слишком зависимой от дона она выглядела. Но зависимость лечится, а смерть – нет, поэтому я понадеялась, что сеньора Лусеро ошибается. Но тут я увидела свой портрет в газете, выполненный с большой точностью, и сомнения отпали. Заметка была короткой и малоинформативной. Еще бы, информацию тетя собиралась получить с других, за нее она предлагала очень большие деньги.

– А разве не о вашей, донья?

Недоумевающее выражение подходило моему нынешнему лицу ничуть не меньше, чем прежнему. Или прежним?

– Разве девушка на портрете похожа на меня?

– А разве не вы, донья, говорили, что зелье вам нужно для изменения внешности? В действительности вы можете выглядеть как угодно, так почему не так? – Она кивнула на газету, которую я держала в руках. – И врете вы много. Сначала о том, что убежали. Потом говорите о похитителе.

Переход на вы показался мне нехорошим признаком. Но время шло, а зелье не делалось. Без зелья, если даже полностью обелю себя в глазах этой недоверчивой сеньоры, это не поможет мне спастись от тети.

– Донья, давайте я сделаю зелье и потом все вам расскажу, – предложила, – и вы поймете, что я не вру. Увы, время подпирает. Я не могу позволить, чтобы меня нашли. Вспомните, вы обещали, что вечером я смогу сделать зелье.

Закусив губу, она некоторое время пристально на меня смотрела, словно пытаясь проникнуть в голову, потом неохотно выдавила:

– Хорошо. И прекрати называть меня доньей. – И наконец пошла закрывать лавку.

На окна опустились жалюзи, потом и они, и дверь обросли сеточкой защитных заклинаний. То ли это было обычной практикой, то ли сеньора таким образом намекала, что без нее я отсюда не выйду. Но страха не было: если бы сеньора Лусеро хотела меня сдать, она бы это уже сделала.

В комнате с оборудованием жалюзи тоже были опущены. Оглядывалась я с интересом: место было похоже не на лабораторию, скорее на уютную кухню. Так и мнилось, что из дубового шкафчика на свет появится баночка с вареньем и мы приступим к чаепитию. При мысли об этом желудок неожиданно вспомнил, что прошли уже сутки с тех пор, как ему что-то досталось, но, увы, из шкафчиков стали появляться не сладости, а называемые мной ингредиенты.