Сигиец (СИ) - Dьюк Александр Александрович - Страница 61

А вот девка на Бруно отвлекаться не стала. Она согнулась над стойкой, облокотившись на нее, выпятив худую задницу в красной юбке и уткнувшись во что-то очень интересное.

И сигиец.

Он сидел в углу, скрываясь во мраке полутемного кабака и плотном сизом тумане табачного дыма. Бруно даже не сразу его заметил и успел занервничать, испугавшись, что сигиец решил все переиграть. Однако он был здесь, неподвижно сидел, и даже не пошевелился, когда Бруно, разгоняя сизый туман, подошел к столику и тихо уселся напротив. Маэстро прищурился от едкого дыма, пригнулся, заглядывая под треугольную шляпу, и увидел, что глаза у того закрыты.

Ненадолго. Он распахнул их, как всегда, резко, безошибочно впившись взглядом в Бруно. Маэстро лишь вздохнул.

— Получилось? — спросил сигиец, отставив полную кружку пива в сторону.

— А то, — хмыкнул Бруно. — Меня от самого Рыбного аж досюда пасли. Небось, уже к Беделару бегут.

— Когда они будут здесь?

— Не знаю, — пожал плечами Маэстро. — Он мужик горячий, все делает на пердячем жару. Ежели ему уже все рассказали, то, — Бруно полез в карман, пошарил с напряженным видом и достал в зажатом кулаке свое воображение. Раскрыл его с тем видом, с каким обычно деловые господа раскрывают карманные часы на цепочке, поводил пальцем по ладони, как по циферблату. — То… сей… час! — указал он на дверь.

Дверь не открылась. Бруно с недоверием постучал кончиком пальца по ладони.

— Отстают? — спросил сигиец.

Маэстро с недоверием похлопал ошарашенными глазами на его каменную физиономию.

— Ага, — нервно усмехнулся Бруно, — отстают. А может, жопную топку недостаточно растопил.

Перед ним тяжело опустилась кружка, плеснув на стол пивом. Бруно поднял глаза и увидел жирно блестящее в полумраке лицо недовольной официантки. От нее крепко перло девичьим потом, даже сквозь насыщенный запах табака и подкисшего пива. Бруно едва не поморщился, инстинктивно опустил глаза чуть ниже, на липнущую к телу влажную рубашку, сквозь которую выпирали соски плоской, почти мальчишечьей груди, отметил худобу и отсутствие приятных глазу изгибов нескладного тела. Она не была красивой, и крупные бусины вокруг шеи, медные браслеты на тоненьких запястьях, яркая юбка, делающая ее похожей на кьяннку, лишь подчеркивали непривлекательность. Девка поняла, что не вызывает вообще никаких чувств, кроме досады, хоть Бруно и не подал виду, и в ее маленьких глазках под жиденькими бровями, загорелась злоба.

Она отошла, не сказав ни слова.

Бруно покосился на принесенное пиво, посмотрел на сигийца. Ничего не стал говорить, только отхлебнул из кружки и скривился: пиво было теплым, кислым, горчило, от него несло брагой. Когда-то Бруно было все равно, чем глотку смачивать, был бы хмель да покрепче, а сейчас он едва сдержал рвотный позыв.

— Слушай, — с трудом проглотив, очень тихо заговорил Маэстро и отставил кружку к стенке, — после того, что ты сделал с Виго, я, конечно, уже ничему не удивлюсь, но… это же сам Штерк. Ты об этом думал?

— Нужно с ним говорить, — сказал сигиец.

— А если ему не нужно говорить с тобой?

— Почему?

Бруно тяжело вздохнул, роняя лицо в подставленные ладони.

— Ты и вправду такой дурачок, — шмыгнул носом он, — или ловко прикидываешься?

Сигиец посмотрел на него равнодушными глазами.

— Не знаю, откуда ты выполз и как у вас там заведено, — продолжал Бруно, — а у нас, у людей, не так немного устроено. Нельзя просто так завалиться к человеку и с порога заявить: «Эй, слышь, как тебя там? Ну-ка быстро сказал мне, где этот, как его там!» Это, знаешь ли, бесит людей. Особенно таких, как Штерк.

— Почему?

Бруно испуганно вздрогнул от неожиданности — со стороны стола игроков в домино донеслось радостное:

— Вот тебе кобылья жопа! А вот тебе яйца! — и потонуло в стуке вколачиваемых в стол костей и дружном хохоте.

Маэстро неуютно поежился и склонился ближе к столу.

— Ну, может, — прошептал он, — потому, что ты Виго отпустил и ломбард евонный выставил, а?

— И что? — спросил сигиец.

— Да то, — раздраженно произнес Бруно, — что Толстый Том уже все рассказал Штерку.

— Не рассказал.

— Почему же?

— Потому, что сидим здесь.

Бруно угрюмо хмыкнул и почесался за ухом. Посмотрел по сторонам: некрасивая девка снова уткнулась носом в стойку, выпятив худую задницу на всеобщее обозрение. Бармен скрылся на кухне. За столом игроки в домино гремели по столу костями, дежурно переругиваясь, входя в раж.

— Машиах хотел, чтобы этот встретился с Адольфом Штерком, — сказал сигиец.

— Тебе-то откуда знать?

— Он оставил меч в ломбарде Томаса Швенкена.

— А если бы ты не нашел эту железяку?

— Но нашел, — сказал сигиец.

Бруно нервно хихикнул:

— А ты не думал, что придешь ты к Штерку, а тебя там ждет засада? И не пара живодеров, а весь Риназхайм?

— Такая вероятность очень высока, — сказал сигиец.

— И тебя это не пугает?

— А должно?

Бруно пристально вгляделся в физиономию собеседника. Как и обычно, по ней не читалось ровным счетом ничего. Интересно, подумал Маэстро, он хотя бы догадывается, что такое страх? Или из него высосали вообще все человеческое?

— Слушай, — Бруно сплел перед собой пальцы рук, — а когда… если сюда заявится Беделар, что ты собираешься делать?

— Ничего, — ответил сигиец. — Ты собираешься делать.

Маэстро в очередной раз нервно захихикал.

— Попросишь его извиниться.

Бруно прикусил язык и болезненно зажмурился, схватившись за голову.

Наверно, Бруно умудрился все же задремать. Наверно, духота и густой табачный туман все же сморили его, хотя Маэстро и не был до конца уверен. Ему казалось, что он просто прикрыл глаза на минуту, пристроившись у стены. И вроде бы даже слышал взрывы хохота и стук костей домино за столом игроков, слышал сливающиеся в монотонный гомон разговоры набивающихся во второй половине дня в «Морского слона» работяг и просто забулдыг с улицы, топот ног, вскрики и окрики, через которые пробивался неприятный голос недовольной девки-разносчицы.

Однако в сон или во что-то беспокойное, давящее, тревожное, отдаленно похожее на сон все-таки провалился. Поэтому входная дверь хлопнула особо резко, громко и противно. У Бруно даже дух перехватило и сердце екнуло, от неожиданности он едва не подскочил на месте и, моргая сонными глазами, заозирался по сторонам. И не сразу понял, что посреди прокуренного зала «Слона» стоят четверо. Еще чуть погодя Бруно осознал, что у тех четверых подозрительно знакомые рожи, а именно Кессера, Бебека, Лобастого и, что хуже всего, Кристофа. А еще чуть погодя — что рожи целенаправленно высматривают кого-то среди присутствующих.

На этот раз в кабаке действительно стало тише. Игроки оторвались от домино, разговоры почти прекратились. Тот, кто утолял жажду в обеденный перерыв, решил повременить. У кого-то пропал аппетит. Раздраженная девка отлипла от стойки и приняла пристойную позу, смущенно оправляя юбку на непривлекательных ягодицах и влажную рубашку на плоской груди. Бармен-пират же, наоборот, насторожился, облокотился о стойку, запустил под нее руку, словно там лежал заряженный пистолет, а то и пара. Скорее всего, так оно и было.

Бруно тяжело сглотнул и оглянулся на сигийца. Тот сидел, опустив голову, и лица под шляпой было не видно. Могло показаться, что сигиец спит, если бы Бруно хоть раз видел его спящим.

Не найдя у него поддержки, Бруно повернулся на лавке к столу, сгорбился и взялся за пивную кружку. Даже отхлебнул для виду совсем нагревшегося, выдохшегося пива, настолько мерзкого, что не выдержал, поперхнулся и сплюнул обратно в кружку, брезгливо утирая губы.

Сигиец не пошевелился.

Повернувшись ко входу спиной, Бруно больше не видел тех четверых, но услышал, как они, тяжело ступая по дощатому полу, направились вглубь зала. Шли медленно, внимательно всматриваясь в лица работяг и забулдыг, которые наверняка нервно ежились под их взглядами, отводили глаза и пытались инстинктивно закрыться, спрятаться. В Анрии умели мгновенно распознавать бандитов, у которых за пазухой припрятан пистолет, тесак под сюртуком или курткой или нож за голенищем, и большинство людей спешили либо убраться, либо забиться в угол подальше от намечающейся разборки или еще чего в этом роде. На всякий случай. Кто-то, судя по скрипу двери, так и поступил. А может, наоборот, в кабаке прибавилось народу — Бруно точно не мог сказать. Он сидел, вцепившись побелевшими пальцами в ручку кружки, и отчаянно сопротивлялся желанию обернуться.