Крылья распахнуть! - Голотвина Ольга - Страница 16

Потерю божественной помощи я почувствовала сразу. Если раньше к исходу дня я бодрилась, то теперь шла хмурая, несчастная, с трудом сдерживалась, чтобы не разреветься. Мне придавал силы только стыд перед Лючией. Ведь это был мой побег, моя беда, а служанка делила со мной невзгоды.

И пришлось удирать от пьяных деревенских парней, вывалившихся оравой из придорожного трактира, – у нас с Лючией словно крылья выросли! И пришлось пугать визгом медведя, выглянувшего из кустов на дорогу, – хорошо визжали, медведь в подлеске тропу проломил, удирая от нас…

Но мы не подозревали, что впереди нас ждет кое-что пострашнее встречи с медведем.

Пока мы обходили Алвенио стороной, сеор Зиберто послал часть своего верхового отряда на перевал, к границе.

Мы узнали об этом на постоялом дворе неподалеку от перевала: болтливый хозяин судачил о недавних постояльцах, а те и не скрывали, что служат у Каракелли.

Что было делать двум цыплятам, очутившимся меж котом и хорьком? Вернуться, прошмыгнуть сквозь кольцо облавы… но что потом? Кружить по всей Иллии, чувствуя за спиной погоню?

Нет. Моим единственным спасением был Порт-о-Ранго. И единственным путем к нему – путь в обход перевала через Хэдданские горы. Напрямик. Не зная троп.

Эта безумная мысль была порождена отчаянием и испугала меня саму.

Да, я помнила сказки о хэдданских упырях и живых мертвецах. Знала поговорку: «Пропал, как в Хэдданских горах». Но Каракелли я боялась больше, чем колдунов, которыми, по слухам, изобиловали здешние края.

Я сказала Лючии, что она вольна в своих решениях. И без того она много сделала для меня – так пусть возьмет оставшийся неразменным коронет и с моим благословением уйдет куда хочет. А сама я помолилась Плетельщице Дорог и углубилась в лес. Лючия в слезах последовала за мной.

Разумеется, мы, городские глупышки, сразу заблудились в чаще и не смогли бы вернуться к дороге, даже если бы захотели. Три дня бродили мы среди скал, замшелых стволов, цепких кустов. Три дня нас повергал в ужас каждый хруст ветки: кто здесь – медведь, волк, рысь? Три ночи мы спали по очереди: одна дремлет, а другая, со смолистой веткой наготове, сторожит у костерка…

За эти три дня мы лишь раз встретили людей, но и эту встречу пересидели в овраге, прячась под вывороченными корнями упавшего дерева, потому что мужчины, прошедшие по краю оврага, были, судя по речам, разбойниками.

Хлеб и сыр, купленные Лючией в Алвенио, подошли к концу. Нам попадались грибы, но мы не знали, можно ли их есть. Мы не доверяли этому лесу.

На рассвете четвертого дня хлынул дождь, короткий, ледяной и беспощадный, как удар меча. К полудню меня начало знобить, к вечеру мной овладел жар, а ночи я не помню…

Очнулась я на кровати, под одеялом из волчьих шкур. В закрытые ставни оконца колотил ливень, над моим лицом на низком потолке сушились пучки трав. Я хотела спросить, где я и что со мной, но боль стискивала горло, словно ошейником.

Подошедшая к кровати Лючия объяснила, что нас обеих нашел в лесу охотник и принес меня в дом, где живет со своей матушкой.

В сказках все горные охотники – колдуны. Может, и Людвиг был колдуном? Мою служанку этот джермиец быстро приворожил. Лючия рядом с ним менялась: и глаза светятся, и голову выше держит, и походка легкая. Раньше мне не доводилось видеть ее такой счастливой.

Матушка Людвига, травница Хаана, выхаживала меня, как родную дочь. А Лючия по дому да по двору порхала: то пол метет, то воду от родника несет, то козу доит. И все с улыбкой, все с ясным лицом, словно всю жизнь этот дом искала – и наконец нашла.

А когда я окрепла настолько, что решила идти своим путем, старая Хаана сказала Лючии: «Оставайся, дочка. Мой Людвиг будет тебе хорошим мужем».

Сначала Лючия отказалась покинуть меня. Даже слышать об этом не хотела. Но тут уж я ее переупрямила. Ведь хочет она замуж за своего Людвига, хочет, да и как ей не хотеть: молодой, сильный, работящий… молчун, но глаза добрые… да еще свой дом, свое хозяйство…

Лючия сдалась, но поставила Людвигу условие: «Пойду за тебя, если проводишь мою госпожу до самого Порт-о-Ранго».

Поэтому путь через Хэдданские горы оказался для меня если не легок, то безопасен, и ни колдуны, ни упыри не пересекали мои тропы.

В Порт-о-Ранго я пришла под зиму – худое время для летучих кораблей, но доброе для меня. Как птицы, зимовали они на юге, отдыхая в окрестных бухточках. У меня была возможность выбрать для себя хороший корабль.

Но я не выбирала. Я положилась на судьбу и заговорила с первым встречным, на котором увидела капитанский шнур. Это и был Джанстен.

Конечно, он не поверил бродяжке, заявившей, что она владеет магией погоды. Но, видно, жила в нем надежда на чудо, раз он решил дать странной девице возможность показать свои способности.

В капитанской каюте «Облачного коня» он расстелил передо мной на столе карту и ткнул пальцем наугад: «Допустим, я иду в Остенхасс. Вдоль гор Пророка. Выйду завтра. Остановиться думаю… ну, где-нибудь в княжестве Заллиген, за Хэдданскими горами, там воды хватает… а потом здесь, на озере Сванзее… Ну, что скажешь?»

В транс я вхожу быстро. Вцепилась в край стола, чтобы не упасть. Накатилась слабость – а голова ясная, звонкая. Стены каюты исчезли, вокруг распахнулся весь мир. Я стояла, как на ковре, на гигантской карте, касаясь каблуками побережья Спандийского моря.

Воздух стал слоистым, текучим, живым. Я видела гигантские струи – они были прозрачными, но не растворялись, не смешивались друг с другом. Я видела то, что Агвилья диль Кампороссо называла Небесной Рекой – могучий западный поток, и впрямь похожий на бурную горную реку с водоворотами: в нем рождались и умирали круговые вихри, двигавшиеся против часовой стрелки.

Я ощущала тепло и холод, которые несут с собой капризные и гибкие воздушные потоки. Я могла потрогать рукой тяжелые туши облаков, сбивающихся, точно овцы в отару, в длинные полосы – и сходились эти полосы в середине Небесной Реки. Они несли шквальный снегопад.

Но внезапно дивный порядок, установленный богами, был нарушен грубо и жестко.

Я всем телом почувствовала всплеск силы, разлитой в воздушном океане. Увидела, как в смятении спутались нити, которые сплетает Эссея Легкокрылая. Встрепенулась от угрозы, наплывающей с севера.

На другом конце Антарэйди кто-то резко смял воздушные потоки. Чародей? Но какая же нужна мощь… Ведь даже Агвилья диль Кампороссо не смогла бы…

«Не ходи туда, – со стороны услышала я свой голос. – С севера катится ужасный ураган. Он размолотит твой корабль о склоны гор Пророка. И на Сванзее ты не переждешь беду: ураган вывернет озеро до самого донного ила».

«Что за чушь! – рявкнул капитан. – По всем приметам осень спокойная!»

«Ураган перемахнет Хэдданские горы. Порт-о-Ранго он заденет крылом, но Эль-Кабазон, Риллито, Месилла…»

Не договорив, я потеряла сознание.

Да, сударь, я говорю о том самом урагане, что был прозван Безумным. Том, что прокатился через Антарэйди, сея хаос, разрушение и гибель. На побережье он смел в море рыбачьи деревушки Риллито и Мессилу и унесся в океанскую даль. Говорят, что здесь не обошлось без злого колдовства, и я тоже так считаю.

А для меня это бедствие обернулось местом в экипаже «Облачного коня».

Мое появление на борту вызвало кривотолки среди команды. Тогда еще никто не знал, что у меня – повара по судовой роли! – жалованье выше, чем у погонщика. Но все равно это выглядело странно: девица почти ничего не делает, у повара-то немного обязанностей… ну, наблюдателем разве что, а бывает – просто вяжет в закутке, отгороженном для нее и Мары. Раз в несколько дней идет в капитанскую каюту. Через некоторое время капитан на руках относит ее, потерявшую сознание, обратно в закуток.

Каких только догадок не строили леташи! И про жестокие любовные пристрастия капитана, и про ужасные магические обряды, которые он творит у себя в каюте, и даже о том, что Джанстен – упырь.

Мара рвалась поговорить с «этим извергом», чтобы он прекратил меня мучить. Я с трудом ее удерживала.