Война и Мир (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 28

Через час вновь началась перестрелка, в основном трудились пушки. Турки оттянулись назад, да и мы часть людей на время перевели за холмы. Орудий у Осман-паши было больше, залпы следовали один за другим, но особых потерь мы пока не несли, так же, как и неприятель.

Куда тревожней выглядели поступающие от Седова и Зазерского доклады. Действующие к югу три эскадрона успешно сбросили обратно в воду один из турецких таборов, и тоже самое провернули казаки Зазерского. Правда, там и там имелись потери, а враг сдаваться не собирался, продолжая накапливать силы.

Пришел хмурый, с перевязанной головой, Боян Златко, сообщивший, что пять десятков ополченцев выбыло из строя. Ситуация накалялась. Главным для нас стоял следующий вопрос — пойдет ли враг под вечер на новый штурм брода или отложит все до утра. Если они решатся действовать сегодня, то наверняка вторую атаку подготовят более тщательно и мы можем не удержаться, ведь значительная часть наших сил патрулирует Вид, и отзывать их нельзя.

Но где же этот чертов Кнорринг? Почему он ползет, словно вошь по мокрой шинели? Вернувшийся от него вестовой так торопился, что загнал лошадь и сведения принес неутешительные: генерал со своей бригадой только лишь прошел Мечку и велел передать, что торопится, как может, но общая усталость и то, что бригада растянулась, затрудняет марш. К тому же они потратили несколько часов, ожидая, когда им подвезут патроны.

Меня подобное сообщение заставило выругаться и отвесить в адрес Кнорринга ряд нелицеприятных эпитетов. Какая усталость, какие патроны? Ведь ясно же, что они недавно вышли из Никополя, и все у них в порядке! Да тут банальная зависть и вражда, замешанная на желании подставить меня и показать, что Михаил Соколов — обнаглевший, зарвавшийся щенок, вот в чем дело. Ну Кнорринг, ну скотина!

Все же я и второго вестового к нему направил, буквально требуя поторопиться. О гордости пришлось на время забыть, мне о людях надо думать! От Мечки до Вида двадцать пять верст. Если генерал пожелает, то он будет здесь через пять часов. Вот только вопрос — захочет или подойдет к утру? Я и третьего вестового успел к нему отправить, и к Скобелеву за помощью обратился, но до друга было еще дальше, и поддержка вряд ли успеет подойти.

Прошел очередной час, напряженный и беспокойный. Седов вновь откинул неприятеля в районе Трнина, а вот Зазерский сообщил, что неприятель реку на его участке все же форсировал и сейчас успешно укрепляет плацдарм. Сил для того, чтобы скинуть их в воду, донцы не имели.

Все указывало на то, что мне придется отступать, Особую бригаду банально могли окружить. Ломов и Гахович так же высказались за отход, но я колебался, не зная, на что решиться. Я помнил историю и видел, что если Осман-паша возьмет Плевну, то может повториться старый сценарий. Город без турок — пустое место, но когда они там закрепятся, то ситуация переменится кардинально. Отряду Гурко, который сейчас рвется к Балканским перевалам, придется забыть о наступлении, имея в тылу такую сильную группировку. Плевна опять станет камнем преткновения, за который начнется многомесячная позиционная война. Но иного пути, кроме как отход, у нас уже не оставалось. Гибель Особой бригады, артиллеристов и ракетчиков кроме вреда ничего более не принесет русской армии. Отступать совсем не хотелось, но и губить людей почем зря я не имел права.

В небе беззаботно пели жаворонки. Жара начала спадать, но особого облегчения погода не принесла. Турки на брод пока не лезли, но пушки их стреляли деловито и спокойно. Наших артиллеристов было меньше, и приходилось им тяжелее. Два орудия у Ломова уже вышли из строя вместе со всей обслугой и десятком лошадей. Вздохнув и поймав взгляд Фалька, я принял тяжелое решение.

— Отправляйся к Ломову, Людвиг, пусть начинает сниматься с позиций, мы отходим. И Гаховичу такой же приказ передай.

— Слушаюсь, — адъютант ушел.

— Михаил Сергеевич, у нас гости, — мои невеселые раздумья прервал Ян Озерский. — Драгуны пожаловали.

— Драгуны⁈ — сказать, что я был обрадован и одновременно ошарашен, значит ничего не сказать.

Офицеры расступились и ко мне подошел среднего роста, примерно сорока лет, мужчина в темно-зеленой форме, кепи с двухглавым орлом, новенькой портупее, кобуре с револьвером и скрипучих сапогах со шпорами.

— Полковник Ребиндер Александр Максимович, командир 4-го драгунского Екатеринославского полка, — по-военному четко представился он. Голос был слегка хриплым, слегка надорванным, показывая, что его хозяин любит покричать, отдавая приказы. — Согласно указанию Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича мы присоединены к вашей Особой бригаде. Сутки седла не покидали, шли ускоренным маршем. Последний час ориентировались на звуки стрельбы.

— Сколько у вас людей, Александр Максимович? — широкой улыбки я сдержать не мог даже при всем желании.

— Десять рот, ваше превосходительство, — если он и обратил внимание на мой относительно молодой для генерала возраст, то мысли свои оставил при себе. — Тридцать восемь офицеров, девятьсот строевых и двести девяносто нестроевых солдат. Со мной также сотня Владикавказского полка есаула Квочкова, по дороге их прихватили.

— Похоже, вас сам Господь мне послал! — не чинясь, я обнял драгуна, от чего тот удивленно распахнул глаза. — Ну, теперь дела у нас пойдут! Ломову и Гаховичу передайте, что прежний приказ отменяется. Пригласите их сюда. Присаживайтесь, полковник. Расскажите, как вы так быстро добрались до нас? Признаюсь, я ждал вас не раньше утра.

— Личная просьба цесаревича Николая Александровича, он просил нас поторопиться, — ответил Ребиндер. Было видно, что полковник польщен как моим отношением, так и доверительным отношением со стороны наследника. А Николай Романов молодец, ничего не скажешь.

Ребиндер по первым прикидкам человеком оказался решительным, смелым и понятливым. Два раза ему ничего разжевывать не пришлось. Нашу диспозицию, план, сильные и слабые стороны он ухватил моментально. Его драгуны, вооруженные шашками и карабинами со штыками, деловито устраивались, всем видом показывая, что встретят неприятеля как полагается. Они умели прекрасно сражаться на земле, а то, что полк вооружен карабинами Бердана, а не Крнка, являлось одним из факторов, почему наш с цесаревичем выбор остановился именно на них. Трубачи, вахмистры и офицеры были дополнительно укомплектованы револьверами Смит энд Вессон. Глядя на них и сотню казаков Владикавказского полка у меня даже на сердце потеплело — как же вовремя они подошли!

— Прекрасно! Значит, действовать будем так: семь рот драгунов занимают брод, усилив болгарское ополчение. Все прочие — на помощь Зазерскому!

Офицеры разбежались, а по нашему лагерю словно прошелся порыв ветра. Подъезжающие драгуны спешивались и их тут же отводили в окопы. Те из гусар Смерти и донцов, что помогали на броде, теперь залезали в седла. Я сам решил возглавить данный отряд, присоединив к нему кубанцев Керканова, три роты драгун и сотню есаула Квочкова. Теперь у нас появились свежие силы. Учитывая относительную безынициативность турок, мы могли рискнуть и показать свой характер.

К Божурице скакали быстро, не теряя времени. Зазерский обрадовался нам неимоверно и быстро ввел в курс дела. На восточный берег Вида переправиться успело около тысячи башибузуков, и мы имели все шансы с ними расправиться. Обсуждение плана не заняло много времени и уже через час пустив спешившихся драгун берегом реки мы навалились на неприятеля с другой стороны.

Дело оказалось жарким, но непродолжительным. Турки сражались трусливо, явно уверенные, что на них вышли основные силы Западного отряда и победы им не видать. Мы потеряли сотню людей, в основном драгун. Неприятель оставил на поле боя втрое больше. Часть турок спешно и в панике отступила обратно на свой берег Вида, а часть мы взяли в плен.

В вечерних сумерках я наблюдал, как по реке плывут трупы людей и животных, в то время как наши солдаты связывают пленникам руки и отводят в сторону. Несмотря на апатию, следовало незамедлительно возвращаться к броду.