Ванька 6 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 22

Руки ноют, ноги ломют,

Будто щас они при мне…

Да, фантомные боли — вещь неприятная… Нет ноги, а болит она, как есть…

Великий французский хирург Амбруаз Паре фантомные боли ещё в шестнадцатом веке описал, а отчего они возникают — так и до конца не ясно.

Из нашего перевязочного пункта не всегда оперативно раненых в тыл эвакуировали, иногда ампутанты и задерживались. Я тогда заметил, что в первую неделю после ампутации конечности, три четверти этих солдат на боли в отсутствующей конечности жалуются.

Сначала безболевой фантом у них возникает — чувствовать они начинают отсутствующую руку или ногу. Потом и заболит то, чего нет…

Ладно нога… Был у меня случай — солдат зуба лишился, так он у него так болел… На стенку солдатик лез, а помочь ему нечем. Никак нельзя полечить отсутствующий зуб.

Год, два, три пройдёт, а у половины всё равно ампутированные конечности болят.

Эх…

Возница между тем всё пел.

Я вернусь в село родное

Дом срублю на стороне.

Ветер воет, ноги ноют,

Будто вновь они при мне.

Вот-вот, об этом песня и есть… Нет ног, а они ноют…

Хорошо, кстати, поёт. Душевно. Никто в нашей повозке его не прерывает. Всех он своим пением разбудил, а тихо лежат — слушают.

Буду жить один на свете,

Всем не нужный, всем ничей.

Так скажите, кто ответит

За погибших трёх людей?..

Если бы за трёх… За миллионы, что до времени в землю лягут…

— Спасибо, братец. — лежавший рядом со мной штабс-капитан приподнялся на локте.

Возница ничего не ответил.

Может, не слышал?

Мы уже въезжали в Янув. Скоро и железнодорожный вокзал будет. Я в этом городке бывал, где и что — немного знаю.

На вокзале нас ждала неприятная новость — санитарных поездов не было. Нет, утром и днём они были, но их полностью, по самое горлышко загрузили и они отбыли.

Стоять тут им никакого резона не было, ещё и под обстрелом.

Я как столетний старик вылез из повозки, оперся об неё, закурил. Слава Богу, хоть подарок императора при мне остался, не потерял я его.

На путях пыхал паровоз. За ним — несколько грузовых платформ.

Ну, и чего?

Раненых вывозить надо?

Надо.

Платформы есть?

Имеются.

Вот на них и размещать надо всех увечных…

— Санитар! — крикнул я проходящему мимо нижнему чину с краснокрестной повязкой на рукаве.

— Ась?

— Сюда! Быстро! — напустил я на себя строгость.

Глава 35 Спасение раненых

— Ян Карлович где? — осведомился я о старшем враче сортировочного пункта.

Санитар руками развёл.

— Болен…

Болен… Ну да, возраст у Яна Карловича — так долго не живут.

Я с ним только шапочно знаком, но и то, им осведомлен о множестве болезней доктора.

Старость — это не возраст, это имеющийся набор хронических заболеваний. Иной и за семьдесят, а — как огурчик, а иной — и в тридцать лет уже старик…

Впрочем, тут тех, кому ещё и сорока нет, уже стариками считают. Да они и выглядят как старики. Жизнь в начале двадцатого века — не малина. Многие и до года не доживают, а сколько на первых пяти годах жизни умирает…

Болен Ян Карлович…

— Кто за старшего? — продолжаю пытать санитара.

— Федотыч…

Мля…

Что ещё за Федотыч?

— Фельдшер… — предвосхитил мой вопрос санитар.

Я направился на сортировочный пункт. Он прямо в здании вокзала тут размещен. Скорее, вокзальчика, а не вокзала. Маленького, как игрушечного.

В сортировочном пункте, прямо за столом спал человек. Старший фельдшер, это если судить по погонам на шинели.

Умаялся, сердечный…

Да, работы тут у них хватает…

— Милейший! — я потряс спящего за плечо.

— А?

Спящий вскинулся. На меня непонимающе со сна посмотрел.

— Раненых со станции вывозить надо.

Старший фельдшер по моим погонам взглядом мазнул. Кто де тут раскомандовался?

Коллежский асессор.

Это как капитан в пехоте.

Ротмистр в кавалерии.

Есаул, если у казаков.

Ну, не совсем…

Это — военный чиновник.

— Нет санитарного поезда…

Мля…

Этот тоже руками разводит, как тот санитар на перроне.

Врача — нет, санитарного поезда — нет. А что есть?

Носилки!

В углу зала ожидания вокзала, а теперь — сортировочного пункта, высились аккуратные штабели носилок.

Ну, хоть что-то имеется…

Сейчас мы на грузовые платформы эти носилки и расставим. Лежачих на них разместим. Ну, а ходячих — тут уж кто как. Не оставлять же их врагу.

— Пусть грузовой состав задержат. На нём раненых вывозить будем.

Старший фельдшер кивнул. Как гора у него с плеч спала. Более высокий чин на сортировочном пункте появился, на себя ответственность взял, а значит — с него самого взятки гладки.

— Ян Карлович болен, — проинформировал старший фельдшер незнакомого ему коллежского асессора.

— Уже знаю…

Отправку грузового состава по моему распоряжению остановили. Платформы носилками заставили. Раненых на них разместили.

На станции ещё и два пустых нормальных товарных вагона нашлось — сорок человек или восемь лошадей вместить может каждый.

Лошадей мы не эвакуировали, а для раненых такой вагон — самое то будет…

Ну, за неимением лучшего.

Кстати, а гул-то стрельбы всё приближается…

Не удержались наши, отступили. Тем более тогда — надо срочно раненых эвакуировать.

По моему распоряжению размещали раненых где только можно — даже на крышах этих самых двух теплушек, на паровозе…

Всех у меня получалось вывезти, спасти от неминучей гибели.

Немцы наших раненых совсем не жалеют, где увидят — там в них и стреляют. Целые санитарные поезда в полном составе из винтовок и пулеметов расстреливают на станциях и перегонах.

Сам я разместился на тендере, прямо на каменном угле, которым топили паровоз.

Состав наш тронулся уже когда совсем где-то близко стрелять начали. Не мог я больше никого ждать — так и погубить всех раненых можно.

В небе над покидаемым нами городком появились облачка от рвавшихся шрапнелей, на окраине Янува — громадные столбы дыма и пыли от тяжелых снарядов.

— Ад… — кивнул головой в сторону взрывов старший фельдшер.

Он тоже со всеми нами ехал. Рядом со мной на каменном угле сидел. Не для плена же ему в городке оставаться?

— Ад, — согласился я.

Через час езды над нами уже сияло безоблачное небо, с которого ласково смотрело солнышко.

Спас…

Не одну сотню…

Ну, можно сказать — уже не зря жизнь прожил…

Глава 36 Львовские встречи

Никогда ещё так я тут не путешествовал.

На тендере.

На угле.

Паровоз — вот он. Рядышком.

Поэтому, есть некоторое неудобство, а именно — дым.

Ещё и с копотью.

Гадость какую-то в топку паровоза кидают…

От этой самой копоти я скоро в самого настоящего негра превращусь. Африканского.

Небо ни с того, ни с сего тучами затянуло, а скоро и дождик пошёл. Не такой и сильный, но достаточный, чтобы копоть, осевшая на лице и руках, превратилась в грязь.

Да, ладно…

Бог с ними, грязью и копотью. Не было бы этого состава — остались бы мы в Януве. Вот германцы бы обрадовались!

Старший унтер из сортировочного пункта оказался мужиком предусмотрительным. Видя, какое место расположения у нас с ним в составе будет, в здание вокзала метнулся. Возвратился со свёрнутым в рулон матрасом и какими-то большущими пустыми мешками. Скорее всего, из-под мягкого инвентаря.

Поэтому едем мы с ним мягко. Как принцессы на горошине.

Худо-бедно, а до Львова мы добрались. Дорогой не голодали. Старший унтер и об этом озаботился. Угостил он меня местным пирогом из гречневой крупы и пшенной каши с сыром и сметаной. Название у него было очень уж заковыристым и я его не запомнил. С пирогом за милую душу пошла и янувская медовая налевка. Хороша, зараза, только больно уж крепка… Градусов пятьдесят, а то и больше.