Ванька 2 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 10

Говорил сейчас сельский земский фельдшер, наверное, не хуже самого академика Бехтерева. Уроженца Елабужского уезда Вятской губернии, светила мировой психиатрии, невропатологии, физиологии и психологии. Про него нам на истории медицины рассказывали.

— Перечитал я всё, что только можно… Но, как так у них получается — не понял. Образования не хватает… Хоть в одной гимназии с Владимиром Михайловичем учился.

Павел Павлович хмыкнул, гримаска его рот скривила.

— Плын целостность бузе даёт. Коленца как кирпичики между собой сцепляет. Не у всех плын получается. Тут, хоть крепче быка будь, все коленца знай, а настоящим бузником не станешь. Каждое коленце у тебя как солнышко сверкать может, а целая картина не сложена. Кучка смальты — ещё не мозаика…

Вот тебе и фельдшер. Философ просто… Сейчас ещё выдаст, что элементы, объединённые в систему приобретают новое качество… Так дед мой любит говорить…

— Вот, Ваня. Как-то так…

Вот после этого я глазами и захлопал.

Хочу, хочу, хочу!!!

Где тут в бузники записывают?

Учат такому и этакому?

Половину золотых фигурок зверей готов за науку отдать!!!

Что-то даже я из этого вслух произнёс.

— Поздно тебе уже, Ваня, учиться. Тут с младых ногтей надо… Я, вот тоже, как ты был, когда загорелся… Раньше надо начинать…

Павел Павлович этими словами меня на землю вернул. Приземлил, так сказать.

Тут ещё и в фельдшерском пункте дверь скрипнула — очередной пострадавший от высоковских на перевязку явился. Работа пришла — открывай ворота…

— Проходи, проходи, Силантий Егорович…

Павел Павлович как старому знакомому вошедшему кивнул. Впрочем, так оно и было.

Глава 19 Детские игры

С младых ногтей…

Я, после того самого разговора с Павлом Павловичем, на многое в селе стал другими глазами смотреть.

Вернее, понимать правильно увиденное.

Назавтра, после перевязок вышли мы на крыльцо фельдшерского пункта покурить. Мороз за нос пощипывал, щеки покусывал… Дымки из труб изб свечками в небо уходили.

— Смотри.

Фельдшер мне на ребятишек кивнул. Все они, кроме одного, поперёк улицы в рядок выстроились. У каждого в той и другой руке по снежку. Тот один, супротив линии своих дружков стоит. Метрах так в тридцати, может — чуть ближе. Руки у него пустые.

Кто-то из малышей в линии крикнул что-то веселое и парнишка к ним побежал, а те, другие ребята, стали в него свои снежки метать. Попасть пытаются. Он мчится, от снежков уворачивается. Как маятник туда-сюда качается. Уже совсем близко когда он от ребятни был, в него и попали. Прямо в лоб снежком залепили. Так, что даже шапка с головы слетела.

— Тренируются… Сейчас — снежками, а летом будут камешки кидать. Сперва маленькие, а потом всё больше. Взрослые мужики камни в пол фунта весом бросают. Вон как от крыльца до того дерева… Кто и дальше.

Я прикинул. От крыльца до дерева метров шестьдесят было.

— Причём, точно попадают, а сами неуязвимыми остаются.

Во как…

— Эти уже постарше. — кивнул фельдшер на малышню. — Совсем маленькие сначала через площадку бегают…

Тут Павел Павлович показал мне своё знакомство с подготовкой к каменной забаве.

— Начертят на снегу площадку и пополам разделятся. Через неё поодиночке первая половина и бегает. Другие в это время в бегущего снежки кидают. Так надо пробежать, чтобы тебя не запятнали. Отбегала половина, а потом меняются. Те, что бегали — кидают, а что кидали — бегают…

Я слушал и на ребят смотрел. Да, я их на много старше, но у меня так, голову на отсечение даю, не получится. Все снежки на себя соберу.

— Младшие вятки в коридор балуются, — продолжал между тем Павел Павлович. — Тут уже на три команды делятся. Две — параллельно друг против друга в линии выстраиваются. Шагах в двадцати друг от друга. Коридор делают. Третья команда — внутри его. Причем, на ограниченном пространстве. Чем ребята старше, тем оно меньше. Команду внутри коридора две первые снежками и обстреливают. Тут смотреть надо в оба и тем, кто кидает. Из другой линии тоже может прилететь… В кого в коридоре попали, тот бросать идёт, а попавший на его место становится.

Говорил Павел Павлович как по писанному. Скорее всего, в его трактате про бузу, это всё уже было отражено. Напечатает от в губернской типографии свой труд и на всю Россию прославится. Ну, тут есть за что.

Фельдшера как прорвало. Нашёл он в моем лице благодарного слушателя и рассказывал, рассказывал… У меня не только щеки уже замерзли, но и мочки ушей я тереть начал.

— Снег сойдёт, немного земля подсохнет — в города начнут играть. Ножичками. Палочкой черту прочертят и по обе стороны от неё города кружками обозначат. Поближе к черте — наши. Слободской, Вятка, Малмыж, Котельнич, Елабуга, Сарапул… Подальше — уже Нижний, Москва, Киев. Совсем далеко — Париж, Берлин. Ну, разные. Какие знают. Затем, совсем как большие, уговариваются, каким хватом в какой город ездить будут, кидать значит. Скажем — в Глазов… — Павел Павлович на секунду задумался. — Держим нож за рукоятку, как термометр, когда его встряхиваешь, и без оборота втыкаем в землю. Вот ты в Глазов и съездил. Дальше — пусть Слободской будет. Тут уже другой хват по уговору. Допустим — средний и безымянный пальцы прижимаем к ладони, а нож рукояткой вверх удерживаем указательным пальцем и мизинцем. Бросаем в кружок Слободского с пол оборота…

Да… Не знаю, как здесь, а у нас такое в типографии точно бы не напечатали… Ножи деткам кидать. Указательным и мизинцем их придерживая. Все сухожилия на пальцах так они себе перережут…

— Не режут они себе пальцы? — озвучил я свой вопрос Павлу Павловичу.

— Ну… Редко…

Как от досадной мелочи тот рукой отмахнулся. Прикурил, дымок в морозный воздух выпустил и продолжил.

— Скажем, дошла очередь до Вятки. В уезды все уже съездили. Хватом средним и безымянным пальцем метнули, одним безымянным, одним средним рукояткой вверх… Вятка — губернский город. Тут уже спиной и бочком парнишка к черте садится, ножик за лезвие большим и указательным пальцем держит рукояткой от себя. Мечет рукояткой на себя. Нож, перед тем, как в Вятку попасть, должен полный оборот сделать…

У меня уже зуб на зуб не попадает, а Павел Павлович мне как съездить в Москву рассказывает, потом — в Париж… Тут уж нож надо с головы бросать.

— Павел Павлович, что-то морозно… — тонко намекнул я на окончание рассказа.

— А, да… Пошли.

Мальчишки же всё снежки друг в друга кидали. Похоже, им совсем холодно не было.

Тятька помер, мамка вдовка.

Сын — отчаянна головка.

Сын — отчаянна башка.

Не хожу без камешка…

Глава 20 Работник фельдшерского пункта

Вот и опять у меня всё худо-бедно наладилось.

С работой даже дело устроилось. Павел Павлович меня к себе в помощники взял. Ну, как в помощники. Сейчас я при земском фельдшерском пункте и сторож, и истопник, и за всё прочее. Кстати, опыт колки дров в психиатрическом отделении пригодился. Зима в этом году выдалась холодная и печь на фельдшерском пункте приходится два раза за день топить. Для этого, сами понимаете, дрова нужны.

Платят за всё это — горькие слёзки. Но, есть тут у меня и некоторые плюсики. Сам Павел Павлович мне про бузу рассказывает, результаты своих почти тридцатилетних исследований озвучивает. Я не только слушаю, но ещё и вопросы задаю, свою заинтересованность ему показываю. Он и рад стараться. Больше-то у него ушей для такого дела нет. В селе про бузу сами всё знают, им про неё говорить — пустой номер.

Не только Павел Павлович мне рассказывает. Коленца ещё показывает. Медленно-медленно. Самые простые и эффективные по результату. Заставляет меня их правильно и точно делать. Работает со мной в паре. Времени свободного у него сейчас вагон и маленькая тележка. Всех пострадавших от высоковских мы с ним исцелили, на перевязки к нам никто не ходит. Только больные заглядывают.