Тайна ворона - Абэ Тисато - Страница 9

Она чувствовала нежный аромат. Сладкий женский запах, не такой, какой исходит от цветов или конфет. А еще она чувствовала, как кто-то гладит ее по спине. Знакомое прикосновение. Это мама.

Раньше, когда Сихо засыпала, наплакавшись, мама часто приходила ее вот так утешать. Девушке стало стыдно, ведь она уже старшеклассница, а ее ласкают, как маленькую, но еще больше она радовалась этому забытому ощущению, и сердце ее успокаивалось.

Как же давно мама так не делала. Очень давно. Конечно, ведь она умерла шесть лет назад.

Сихо распахнула глаза. Первым, что она увидела, была не собственная кровать, а переплетения грубых волокон циновки. Суставы ломило, щек касался холодный воздух. Она повернулась к входу – там стоял какой-то ятагарасу.

Естественно, мамы здесь быть не могло. Даже осознав, что видела сон, девушка почему-то не расстроилась. Ощущение казалось настолько реальным, что она даже подумала, будто мама действительно приходила к ней.

«Все хорошо, Сихо, все хорошо, держись», – говорила мама.

Внезапно девушка почувствовала, что проголодалась, и запихала в рот онигири, которые взяла у Надзукихико, но так и не стала есть. Жадно жуя совсем остывший рис, она вдруг, впервые после прихода сюда, абсолютно ясно осознала свое положение.

Уже не раз с тех пор, как живет здесь, девушка укоряла себя за то, что ослушалась бабушку, ведь та не стала бы без причины так холодно говорить о человеке. Если подумать, это было очевидно. Как же глупо вышло!

И все же это не значит, что теперь они имеют право ее убить. Сколько себя ни вини, а Сихо уже попала в беду, и нужно как-то выкручиваться самой.

Ее бабушка – упорная женщина, а значит, всеми силами будет пытаться найти внучку. Наверняка она уже вместе с полицией ворвалась в Сандай. Проблема лишь в одном: внучку захватили не люди, а какие-то чудовища. Вряд ли даже полиция доберется до этой священной земли, да и неизвестно, насколько они поверят во всю эту историю с человеческими жертвами и посвящениями.

Ей надо хотя бы ускользнуть из священных земель и попросить помощи у кого-то не связанного с деревней. Интересно, правда ли, что если она сбежит отсюда, то попадет в Ямаути, мир ятагарасу? По крайней мере, пещера с источником и большим камнем, через которую ее привел сюда Оодзару, должна вести наружу. Нельзя просто принять на веру россказни Надзукихико.

И Ямагами, и обезьяны, похоже, собирались оставить ее в живых, если только она не попытается удрать. Нужно усыпить их бдительность, показать, что она и не думает сопротивляться, и поискать выход наружу. А затем улучить момент и бежать. Других способов спастись она не видела. И чтобы план сработал, нужно очень внимательно наблюдать за своими мучителями.

Живот набит, тактика придумана – теперь у Сихо поднялось настроение. С этого момента она, притворяясь, что послушно приняла свою участь, зорко следила за всем, что происходило вокруг.

Наблюдения показали, что в действиях Ямагами, обезьян и ятагарасу есть определенный порядок. Судя по всему, роли ятагарасу и обезьян на священной земле различались. Обезьяны в основном обслуживали Ямагами, а ятагарасу следили, чтобы пленница не пропала. Надзукихико лишь изредка приходил из Ямаути проверить, как дела у Сихо, а вход в ее темницу сторожили по очереди другие ятагарасу.

Оодзару иногда покидал Ямагами, но, похоже, старался не оставлять его надолго. Наверное, он возвращался в свое жилище, чтобы поспать, однако чаще всего девушка видела их вместе.

Зато прихвостни Оодзару появлялись все реже. Возможно, у них вообще не было обычая находиться рядом с божеством. В первые два-три дня Сихо сталкивалась с их злорадными ухмылками: видимо, они ожидали, что девушка вот-вот сбежит. Но позже она стала замечать, что при встрече обезьяны лишь в нетерпении скрежещут зубами, а однажды они и вовсе исчезли из виду.

Нормальной еды Сихо не давали. Голодный человек в плену вполне мог бы повредиться рассудком, но она сохраняла разум лишь потому, что ей удавалось хоть немного поспать.

С той ночи Сихо каждый раз видела один и тот же сон о маме. Стоило ей лечь и задремать, сразу появлялась покойная мама и гладила ее. Девушке удавалось хорошо выспаться даже за такое короткое время, и всегда после сна ей казалось, что физически стало гораздо легче. Возможно, благодаря этому брань Ямагами, которую она едва выносила первое время, с третьего дня Сихо стала пропускать мимо ушей.

Человек ко всему привыкает. Девшука восхищалась своими жизненными силами, будто смотрела на себя со стороны, а с тех пор, как научилась сохранять хладнокровие, она заметила, что Ямагами поносит ее иначе.

При Оодзару и в его отсутствие божество ругалось по-разному. Когда обезьяна находилась рядом, Ямагами был особенно жесток. Оодзару словно подливал масла в огонь, и гнев ребенка не только не утихал, но, наоборот, разгорался пуще прежнего. А вот если поблизости оказывался Надзукихико, Ямагами часто направлял свою злобу на ятагарасу.

– Мерзкие грязные вороны! Трусливые предатели, ваши противные душонки прогнили насквозь!

Однако Надзукихико лишь молча выслушивал эту брань, ни словом не отвечая на упреки.

Сихо запомнилось и то, что в такие моменты Оодзару выглядел еще довольнее, чем когда бранили ее.

– И правда, что с этими воронами поделаешь? – радостно кивала обезьяна, поддакивая хозяину.

Если же ее не было, Ямагами не столько ругался, сколько злился и досадовал.

Прошло уже дней десять с тех пор, как Сихо оказалась здесь. Оодзару не пришел, они собрались втроем: Ямагами, Надзукихико и Сихо. Ребенок, как всегда, вопил – впрочем, постепенно он сбавил тон, возможно, потому, что обезьяна сегодня не показывалась.

– Эх, предатель… Не хочу тебя видеть. Уходи! – Жалобный голос звучал гораздо слабее, чем обычно.

Не поднимая глаз, Надзукихико вышел, а Сихо задумалась, что слишком уж часто слышит в его адрес это слово. И не послышалась ли ей горесть в голосе Ямагами?.. Девушка ощутила в божестве слабость, которой не замечала, когда рядом находился Оодзару.

– А почему ты называешь Надзукихико предателем? – сорвался с ее губ вопрос.

Сихо спохватилась, но было поздно. Девушка всегда задавала вопросы не думая. И хотя она уже немного освоилась здесь, однако никак не ожидала, что плохая привычка вновь даст о себе знать.

Девушка сжалась, готовясь к очередному граду упреков, как вдруг услышала не раздраженный вопль, а жалобный вздох ужасно усталого взрослого:

– Он меня бросил. Я был слаб, а он отступился от меня, заперся с той стороны ворот и не вернулся. Вороны забыли меня. Забыли, потому что я им больше не нужен. И что они опять тут делают?

Он засмеялся, будто иронизируя над самим собой.

Сихо впервые услышала нормальный ответ. Это было настолько непохоже на знакомого ей Ямагами, что она опешила. Девушка невольно всмотрелась в ребенка: а ведь он стал гораздо крупнее, чем десять дней назад. Хоть и говорят, что дети растут быстро, но такая скорость явно необычна для человеческого малыша. Он по-прежнему выглядел уродливо, однако в неуверенном взгляде теперь чувствовалась какая-то человечность.

Сихо не знала, можно ли ей вставить словечко в монолог Ямагами, кажется обращенный к самому себе, но тут младенец обронил:

– И ты такая же. Все, уходи.

Так ничего и не сказав, девушка вернулась к себе. Она забралась в постель, но сон не шел. Настоящее лицо Ямагами, которое он впервые показал ей, взволновало ее. На какой-то миг чудище стало похожим на человека.

Она повернулась на другой бок и, глядя в ту сторону, где жил Ямагами, подумала: «Наверное, между ним и ятагарасу в прошлом что-то произошло».

«Сихо! Сихо! Вставай!» – шептал кто-то ей в ухо.

Она открыла глаза и увидела девушку в таком же белом кимоно, какое носила сама.

– Вы кто?

В тот же миг девушка поняла: это она появлялась здесь каждую ночь, будто во сне, это ее Сихо приняла за свою маму. Перед глазами стояла незнакомка лет двадцати с добрым лицом. В ней не было ничего особенного, но выглядела она утонченно. Ее вид выдавал нежную душу, а улыбка могла бы волновать сердца, но сейчас это лицо омрачила печаль.