Кистепёрые - Никитин Юрий Александрович - Страница 48

Невдалый кивнул мне в сторону далёкой реки, там по берегам красивые заросли из плакучих ив, библейски огромных, с горестно свисающими до воды ветвями.

Худерман с неохотой пошёл следом, а я на ходу спросил:

– А у твоего напарника чего сумрачность на челе? Тоже лошадка копытце подвернула?

Он взглянул на меня с укором.

– Шеф… У него напарница погибла. Из энпээсов!.. Час назад наткнулись на стадо кабанов в зарослях. Один так с ходу рванул клыками, что распорол от живота до горла!

– Погибла? – спросил я.

– С такими ранами не лечат, – огрызнулся он. – Не в этой эпохе.

Я сказал с сочувствием:

– Что-то ценное несла?

– Нет, – ответил он почему-то рассерженно, – как раз налегке. Могла бы убежать, но загородила нас. Кабанов пятеро, все на пару левлов выше.

Я отмахнулся.

– Если ничего ценного не тащила, какие проблемы? Сделает новую. Это проще, чем тащиться воскрешать на край карты.

Он дёрнулся.

– Как это? Она из-за нас погибла!.. Он должен её реснуть, иначе через двадцать четыре часа исчезнет безвозвратно!

Невдалый, что шёл молча, наконец сказал на ходу:

– Шеф прав. Проще новую сделать. Или другую взять. В деревнях женщин навалом. Минчин делал. Он тихий-тихий, но насчёт женщин…

Что-то в голосе показалось не совсем, я переспросил:

– Так и сделаешь?

Он вздохнул.

– Да это я так, вам поддакиваю из подхалимажа. Он сам из-за лошади страдает, а здесь всё-таки выше, хотя и лошадь человек. Правда, женщина – это женщина. Пусть и не совсем настоящая, но теперь настоящим далеко до наших ненастоящих. Наши даже в черновых вариантах как-то вот. Хоть из плоти и говна нам ближе, кто спорит, мы сами из такого же звёздного субстрата…

Я отмахнулся.

– Что ты несёшь? Посмотри на Теодора.

Худерман вздохнул, повёл плечами, посмотрел по сторонам.

– Шеф вообще-то прав, – произнёс он нехотя. – Мы слишком всё реалистично сделали. А так, конечно, надо помнить, что это лишь программы.

Невдалый сказал с мягким укором:

– Люди тоже пиксели… если вот так вдуматься. Так что не надо вот это всё… Нехорошо.

Худерман сказал в стиле Понтия Пилата:

– А что хорошо?

Невдалый взглянул с недоумением.

– Папа и мама не объяснили?

Худерман отвёл взгляд, в жесте полной беспомощности развёл руками.

– Всё нам объясняли. Да что с того? Кто-то сразу забыл, кто-то позже. А кто не забыл, тому хуже. Мир меняется, и кто живёт по старым правилам – проигрывает с треском. Потому шеф прав, хотя нам и не нравится такая правота. И «хорошо-плохо» уже другие, а не те, что были у нас.

Невдалый посмотрел с подозрением, всерьёз или прикалывается, да и шефом величает очень уж подобострастно, такое не личит великому математику, лауреату десятка международных премий.

– Что, – спросил он, – меняются даже фундаментальные?.. Не верю, как говорил инженер Алексеев.

Худерман сказал с покровительственной ноткой:

– Инженер так бы не сказал! Это брякнул, когда из инженеров ушёл в артисты, прости за бранное слово, а сделал это в минуту упадка и дезориентации.

– Обязательно упадка? – переспросил Невдалый.

– А разве из инженеров в артисты не вершина падения?

Невдалый обратил взгляд, полный беспомощности, на меня, я ответил с неохотой:

– Неандерталец в нём взял верх, разве мы не люди? Эти существа, вообще-то, хрупкие цветы в плане психики. Что-то сломило с хрустом, пошёл зарабатывать дешёвую славу среди простых и очень простых. А ещё большие деньги, инженерам так не платят.

– Актёрам тогда платили много меньше, – уточнил я, а Худерман вздохнул, как о потерянном золотом веке.

– Скоро их всех заменим сгенерированными персами!

– Пора, – сказал Невдалый кровожадно.

Худерман сказал, опередив меня:

– Зато слава среди грузчиков и полуинтеллигентов уже тогда была ого-го! Повыше, чем у какого-то Менделеева или Павлова. Так что не надо эти неандертальские штучки. На свете нет ничего, кроме математики!

Невдалый хрюкнул недовольно и ускорил шаг, нарочито загребая ступнями, как ходили, по его мнению, неандертальцы. Пусть он тоже математик, но он за справедливость, как и положено марксисту. А марксист потому, что борода как у Карла Маркса.

Речка выглядит пугающе, широкая, хоть с виду и спокойная, несёт воды величаво, но Невдалый заверил, что знает, где мелко, звери переходят вброд, а мы чем не звери, если цари природы, и в самом деле прошли так, что лишь в одном месте вода поднялась до пояса, а так по колено, на берег вышли сухие, ну это как всегда, хотя над этим стоит поработать, добавить реалистичности, хотя зачем она, и в реале достаёт.

Худерман на ходу величественно указал на восток:

– Вот там деревушка. Даже село!.. Есть трактир.

– Трактир, – заявил Невдалый глубокомысленно, – это хорошо. Даже здорово!.. Заскочим?

Я поинтересовался с интересом:

– Для посмотреть или пожрать?

– Одно не мешает другому, – ответил Невдалый с подъёмом. – Мы же демократы в области желудка и кишечника?..

Худерман загадочно улыбнулся, свернул. Мы с Невдалым помчались следом, в баймах шагом передвигаются разве что в городах и сёлах, а так везде только бегом, если нет маунта. В этом мире что идти медленным шагом, что бежать на предельной скорости – сил затрачивается столько же. Надо бы привести к реальности, хотя надо ли? Пусть хоть тут будет, как хочется, а не как можем.

Я нёсся, как мегасерос, проламывая мелкий кустарник и перепрыгивая упавшие деревья, огромные валуны и широкие трещины под ногами. Да, в этом мире, когда любое движение даётся без усилий, приятно зависнуть не только на часик-другой, но и с утра до вечера, вот только проблема питания. В трактире, к которому несёмся, вряд ли удастся поесть так, чтобы восполнить калории.

Трактир, как и положено в современном мире, высится в центре села, большой, просторный и нарядный. Раньше так располагали только церковь, но это было во времена, когда существовали понятия «духовная пища» и «телесная пища». В современном мире от понятия духовной отказались, чтобы не смущать тех немногих, что по своему развитию не могут понять, что это за, теперь пища только для желудка. Большинство населения приняло это как должное, а то книжки читать тяжело и муторно, да и глаза портить.

Возле трактира группки подгулявших мужиков, здесь именно мужики, мужчины в прошлом, разработчики реалии современности переносят и в виртуал, надо предупредить, даже предписать, чтобы держались ближе к историческим данным, то есть ввели мужчин, а дерьма и в реале зашкаливает, пусть хоть тут будет чище, народ в байму повалит, заработаем больше.

Худерман, как уже побывавший здесь, на правах завсегдатая повёл в просторный зал с низким потолком, воздух чадный, так и чудятся запахи жареного мяса и рыбы, усадил за широкий стол с толстыми, как у слона, ножками.

– Вживайтесь, – сказал он с удовольствием. – Атмосфера вообще-то передана точно. Хоть малость приукрашено. Драки рандомные, но по дефолту редко, народ в меру вежлив, местные дерутся не часто, разве что с такими, как мы, гостями.

– Не пугай, – ответил Невдалый. – Я проверял сеттинг. Если самим не задираться…

Я поглядывал по сторонам, народ в самом деле выглядит так, как и надобно в обществе, когда многое смиряешь в себе ради уживчивости. И обрывки разговоров вполне осмысленные.

Скоро-скоро появятся умники, защищающие права энпээсов, но сейчас об этом можно только со смешком, а потом да, придётся объясняться, оправдываться, эта чёртова демократия с её трепетным отношением ко всем меньшинствам достала, в реале вообще назревает большой взрыв.

Один только я свинья бесчувственная, всё равно помню, что это наборы пикселей, умело собранные алгоритмами. Как и другие разрабы, что знают своё дело. Где бы ни работали, это мы меняем картину мира. В детстве, помню, в руки попал хорошо иллюстрированный анатомический атлас, с тех пор я начал по-иному смотреть на человеков, какими бы они нарядными и важными ни смотрелись.