Кистепёрые - Никитин Юрий Александрович - Страница 44

Он развёл руками.

– Я не футуролог, но козе ясно, мои дни сочтены, а в цифровом мире всё только начинается. В виртуал будет миграчить всё больше народу и даже людей. Хорошо бы успеть придумать, чем занять придурков.

Я пробормотал:

– Чем-то новым?

– Ну да, – ответил он серьёзно. – Не только бить мобов и крафтить… крафты?.. То развлекуха, в конце концов, осточертеет даже самым развлекунам.

Я посмотрел на него с новым интересом.

– А вы молодец, хотя с виду, простите за грубое слово, интеллигент интеллигентом. Даже на художника смахиваете из-за синей блузы и красного берета, а в профиль, тьфу, так и вовсе писатель!.. Мысль прекрасная, сам её давно так и эдак. А то, что ещё и вы додумались, так это ж возможность омассирования!

– Массы ещё не примут, – уточнил он. – Когда они хотели работать? А вот часть самых умных примет. Что-то уже в разработке?

– Прям щас?

– Вообще.

– Есть идеи, – сообщил я слегка заговорщицким тоном. – Часть того, что в реале, уже можно в виртуал. Но есть и кое-что насчёт ого-го.

Он взглянул с живейшим интересом.

– Ух ты, даже так?

– Скажу позже, – пообещал я. – Обтешу и сглажу острые углы, а то знаете наших электорателей. Хотя массы всё равно вздыбятся, но когда они решали? Но крови попортить могут, пусть и виртуальной.

Он сказал решительно:

– Рассчитывайте на меня!.. Здесь я буду проводником ваших сумасшедших идей. Сейчас только сумасшедшие спасут мир. Как я понял, намекиваете на тот суперкомпьютер, что горстка энпээсов-энтузиастов начала строить в новой локации?

– А что, – сказал я, – нужна охрана? Вокруг того суперкомпа вырастет целый городок. Теперь не заводы градообразующие, а суперкомпы и разработчики аккумуляторов.

Он счастливо улыбнулся, отступил на шаг и понёсся через кусты, как молодой лось, оставляя за собой треск и сломанные ветки.

«Всё верно, – мелькнула мысль, – некоторое время будет моим проводником, а потом время возьмёт своё, отойдёт и будет заниматься своими делами. В виртуал и без нашей баймы перетекает всё больше, там и люди, и общество, и полное разнообразие, и возможности. Я для него останусь всё истончающающейся ниточкой к старому биологическому миру».

«Что-то вроде обслуживающего персонала», – мелькнула мысль. Всё равно огромный цифровой будет обслуживаться отсюда. Здесь останутся люди средней квалификации: простые техники, настройщики, инструментальщики, ремонтники.

А потом и это перейдёт на автоматику. Управляться будет из виртуального. На всякий пожарный случай можно будет оставить десяток замороженных биологических копий. В самом крайнем случае дать им сигнал на разморозку и чёткие инструкции, что и как.

Я зябко вздрогнул, отряхнулся, как вылезающий из бассейна лохматый пёс. Чёрт-те какие мысли в голову лезут!.. Не будет такого. Как будет, не знаю, но так не будет. Человек в своей звериной натуре существо деятельное и злое, в камере долго лежать не станет.

Да и вообще не успеет такой виртуальный мир состояться. Переход в сингулярность уже вот-вот, а там что-то нам непонятное, но очень нужное для Вселенной.

Вернувшись в реальный мир, застал ожесточённо спорящих в коридоре на пути к курилке Невдалого, Грандэ и Лысенко, но не о нашей работе, там всё больше берёт на себя «Алкома», а о судьбах мира, ну о чём ещё поговорить интеллигентам, не о шашлыках же и рыбалке, это моветон для человека мыслящего, а такие остались только в нашей фирме, козе понятно.

Я отмахнулся и прошёл мимо, только подумал, что в последнее время больше помалкиваю, когда разгораются подобные дискуссии. Но сказать, что это не мы умнеем и усложняем мир, – слишком радикально для яростных и непокорных, а то и вовсе унизительно, словно у нас совсем нет своей воли и своих целей.

На самом деле это Вселенная усложняется, причём – с нарастающей скоростью. И темп не сравнить с началом зарождения звёзд или даже неторопливым возникновением жизни.

И то, что считаем своими творческими находками, гениальным озарением, что поднимает науку и технику на новый уровень, – это не мы, а продолжение процесса, начало которому было положено тринадцать миллиардов лет тому.

А то и триллионы триллионов лет раньше.

Через час, когда Невдалый и Грандэ принесли отчёты о проделанной их отделами работе, я спросил недовольно:

– Да что вы там всё талдычите о судьбах мира и Вселенной?.. Всё, что мельче Гигамира, для вас недостойные вашего величия темы?

Грандэ ответил с виноватой улыбкой:

– Шеф, время такое… Все века, да что там века, копались в своём огороде, а сейчас мир ускорился, а мы и есть мир. Все с цепи… Когда бы ещё вот так спорили не насчёт Ани Межелайтис, а случайно ли возник человек и вообще выпрыгнуло биологическое или было такое в Великом Плане?

– Великом Замысле, – поправил Невдалый и посмотрел на обоих свысока. – А он был, я почти всё просчитал.

Я сказал с осуждением:

– Опять всю науку с парохода современности?

Грандэ пробормотал с некоторым вызовом:

– Но ты же знаешь, нужны уникальнейшие условия для возникновения жизни, их и создала Вселенная!.. Человек – просто необыкновенная редкость. Вселенная изначально затачивалась под наше появление!

Я сказал с неудовольствием:

– Не с того конца копаешь. Были бы другие фундаментальные законы, была бы другая жизнь, совсем не похожая на вот это всё. Вселенной никто не заказывал заранее цвет и форму высшего своего проявления!

– Но человек…

Я отмахнулся.

– Вселенная развивалась и усложнялась до тех пор, пока не создала так называемую жизнь, что всего лишь форма организации Вселенной. И продолжит развиваться и усложняться дальше. И после этой так называемой, повторяю, биологической жизни будет что-то ещё более высокое и намного более сложное. Элементарно, Ватсон! Мы часть Вселенной, а не что-то особое и отдельное. Это хорошо и плохо, но хорошего больше, хоть и мало.

Он сказал примирительно:

– Лишь бы в том, что придёт после жизни, мы остались, как и сейчас, высшей веточкой.

– От нас зависит, – ответил я. – Будем стараться – одно, лоханёмся в сытости – пропустим кого-то вперёд. В смысле, вверх. Так что марш за работу!.. А о судьбах мира я сам подумаю у карты. В смысле, у карты Вселенной.

– Раскуренную трубку держите в руке, – напомнил он, – тогда мыслится лучше.

Я отодвинул распечатку с перечнем заданий, перед каждым значок «Выполнено», внушительный список, постучал кончиками пальцев по столешнице.

– Худерман приступил к финальной части?

– Говорит, – сообщил Грандэ, – будет взрыв мозга!.. Стены и потолок заляпает, через окна ошмётки вылетят.

– А как наши девочки с дизайном? Успевают? А то затихли, как церковные мыши.

Он загадочно улыбнулся.

– То ли «Алкома» им благоволит, то ли ещё чего, но почти всё делает сама. Ну это и понятно, чтобы заниматься искусством, необязательно что-то знать или уметь, а мощности «Алкомы» позволяют… уже и не знаю, что позволяют. Когда закончим байму, начнём разбираться, что может ещё и как может. Шеф, ты вздрогнул или тебя тряхнуло?

– Тебе не показалось, – буркнул я. – Если бы ты сам подумал, что она может, тебя бы затрясло, как медведь мичуринскую грушу.

Он оглянулся на Невдалого, тот молчит и степенно поглаживает бороду, она у него уже длиннее, чем у Обри де Грея, но такая густая и лохматая, Карл Маркс бы воззавидовал.

– Все не так, – сказал Грандэ убеждённо, не дождавшись поддержки соратника, – как оно есть. Слушайте сюда, я возглашу истину, что хоть и брехня, ибо весь мир брехня, зато какая красивая!..

Я буркнул недовольно:

– А что нашему сельскому хозяйству с красивой брехни?

– Красота спасёт мир, – сказал он с гранитным убеждением. – Наука и техника гробят, а красота спасёт! Как, не знаю, ибо невозможно, но верю, как сказал Тертуллиан, раз абсурднее уже некуда.

– Это ты или Мухортов твою маску надел? А то вас, ботов, уже и не разберёшь. Так что за брехня, что уже реальность, раз красивая?