Алый флаг Аквилонии Спасите наши души - Михайловский Александр Борисович - Страница 45

Но на этом сюрпризы не заканчиваются. Вылезший из головной машины офицер, под орлиным носом которого щетинится женская интимная стрижка а-ля Гитлер, отдает команду, и из предпоследнего в колонне грузовика-фургона французские коллаборационисты выталкивают дюжину гражданских со связанными руками, в том числе и четырех женщин. Даже без объяснений Роланда главный военный вождь понимает, что это участники Сопротивления, евреи или просто подозрительные лица, захваченные милисами во время проверки документов в каком-нибудь городке поблизости от Бордо. Офицер, вытащив из кобуры револьвер, что-то говорит пленникам, после чего его подчиненные начинают ржать как кони. Им смешно. Ролан шепотом переводит: мол, сначала уберите это дерево, а потом мы вас расстреляем. Тем временем «проститутки Петена» открепляют с бортов машин шанцевый инструмент, топоры, двуручную пилу и зачем-то лопаты и киркомотыги, после чего вручают их арестованным, которым уже развязали руки.

Первый выстрел из пистолета с двух рук прямо в голову офицера Андрей Викторович сделал в тот момент, когда взгляды большинства милис были направлены на пленников, которые, стоя по колено в холодной воде ручья, затекшими руками начали неловко обрубать ветви поваленной сосны. И тут же стрельба из пистолетов, ручных пулеметов, винтовок-американок и винчестеров загрохотала по всей длине засады. Роланд по-французски кричит: «Пригнитесь, товарищи!», - и как только арестованные, побросав инструмент, присели на корточки, длинной очередью из «люськи» срезает плотную группу из четырех коллаборационистов с автоматами, непосредственно наблюдавших за работами. Нескладный долговязый юноша, еще полтора года назад бывший французским школьником с неопределенным будущим, канул в лету, а на его месте оказался сильный и уверенный в себе боец, фанатично разделяющий идеи и моральные установки основателей Аквилонии.

Тем временем где-то в конце колонны грохнул взрыв гранаты. Один из милис вытащил «толкушку» из-за пояса, дернул за шнурок, инициируя терочный запал, но был застрелен еще до того, как успел размахнуться. Еще несколько синемундирников, в момент начала атаки находившихся по другую сторону машин, попытались залечь и отстреливаться из классической позиции «под колесом». Но на самом деле машина - это не прикрытие, а его иллюзия: от пистолетной пули и волчьей картечи доски кузова и колесо защитить еще способны, а выстрелы из пулеметов и винтовок прошивают их на раз. Дольше всего продержался персонаж, укрывшийся за полугусе-ничником. Его пришлось брать навесным броском американской лимонки - и после ее взрыва наступила тишина.

Бывшие пленники, ошеломленные внезапностью и безжалостностью нападения, видят, как расступается густой подлесок, и оттуда выходят ничуть не похожие на обычных маки гибкие стройные девицы в камуфлированной форме. Их лица размалеваны устрашающими черными полосами, а в руках они держат длинные ножевые штыки, которыми тут же, «не отходя от кассы», начинают отрезать коллаборационистам головы, лишь иногда предваряя это действо ударами милосердия. Их число раза в два, а то и в три, превышает уничтоженный отряд вишистской милиции, ибо Андрей Викторович исходил из расчета по тридцать рыл противника на грузовик, и еще восемь в легковушках. Но в засаду попали всего двадцать два милиса, на которых с лихвой хватило бы и одного взвода Сергея-младшего.

А вот и сам главный военный вождь - выходит из леса последним, в окружении своих лейтенантов и сержантов. Теперь, когда враг уничтожен, им необходимо убрать то, что они сами и наворотили, ибо бросать здесь вполне исправную технику не позволяет ее величество жаба. Тем более что самый младший член французского клана Матье Лафар, осмотрев легковушки и полугусеничник, радостно сообщил, что эта техника, в силу дефицита бензина у Третьего Рейха и его союзников, уже переделана на газогенераторное питание. Два последних грузовика бензиновые, но они сами по себе подходят для местных условий примерно так же, как бальные туфли для ходьбы по лесу.

- Вот, товарищи, - сказал Андрей Викторович, глядя на ничего не понимающих и оттого ошеломленных бывших пленников, - это была еще одна проверка Посредника не только на бдительность, но и на вшивость - и мы ее выдержали. Если бы мы расстреляли колонну без ее остановки, то эти люди сейчас были бы так же мертвы, как и их мучители. А сейчас за дело. Дерево следует убрать, трупы врага заховать в лесу, технику вместе с пополнением перегнать к Большому Дому, и уже там разговаривать разговоры. А сейчас, Роланд, иди и успокой товарищей из Сопротивления. Скажи, что мы отнесемся к ним вполне по-дружески, но только после проверки у леди Сагари, а те из них, кто желает нас покинуть, могут идти на все четыре стороны, но только там они не найдут ничего, кроме смерти в клыках диких зверей или от голода. Такие уж тут местные обстоятельства.

Как и ожидалось, после того, как Роланд поговорил с нежданным пополнением, желающих идти куда глядят глаза не оказалось. Само это предложение указывало на то, что они больше не в плену, а что касается проверки, то в Сопротивлении тоже проверяют незнакомцев, да еще как.

7 мая 3-го года Миссии. Вторник. 16:35.Первый этаж, правая столовая Большого Дома.

За длинным столом с одной стороны сидят только что прибывшие новички, члены экипажа Ан-22 и команды сопровождения груза, а с другой - ветераны: члены экипажа Ту-154, которые провели в Аквилонии больше трех месяцев, а также доктор Блохин, пробывший здесь более полугода. Товарищ Грубин оценил моральное состояние людей, прилетевших в Аквилонию на «Антее», и решил, что сам им ничего говорить не будет: те, что сами пережили подобный жизненный слом, гораздо лучше справятся с оказанием первой помощи при психологической травме.

Разница в возрасте между сидящими за этим столом невелика. В тот год, когда экипаж Ан-22 ушел в свой последний полет, Алексей Михайлович Гернгросс был еще совсем молодым, ментально лопоухим выпускником Актюбинского высшего летного училища гражданской авиации. И в то же время доктор Блохин всего-то на несколько лет старше подполковника Легкова, и фактически они принадлежат к одному военному поколению.

Начинал товарищ Легкое юным пятнадцатилетним бойцом партизанского отряда на родной Смоленщине (может, поэтому ему повсюду мерещатся полицаи), после освобождения родных краев в семнадцатилетнем возрасте записался добровольцем в Красную Армию, успел повоевать рядовым красноармейцем и даже получить медаль «За отвагу». После войны остался в кадрах, как и многие, но пошел не по командирской, а по медицинской линии. И вот - конец карьеры: краткосрочная командировка в Перу для помощи местному населению после катастрофического землетрясения, обернувшаяся пожизненной ссылкой в Каменный век.

- Да не переживайте вы так, Алексей Никифорович, - сказал ему майор Бояринцев, - это нам, пилотам, тут придется переквалифицироваться в управдомы, а для вашей врачебной деятельности в местных условиях простор преогромный.

- Да я не об этом переживаю и от работы не отказываюсь, - ответил подполковник, - но все же - семья, дети, внуки... Эх! - Он тяжко вздохнул.

- Все у ваших детей и внуков будет хорошо, по крайней мере, пока, - в сердцах сказал бывший проверяющий пилот сТу-154 Антон Горелов. - Вы бы, Алексей Никифорович, лучше переживали за то, что именно вашим родным придется пережить распад Советского Союза, продукты по карточкам без всякой войны, позор и унижение великой страны, а потом услышать слова бывшего товарища Ельцина «Боже, благослови Америку» и наблюдать безудержное воровство, когда общенародную собственность будут растаскивать по частным карманам.

- Об этом я, Антон Петрович, тоже переживаю, - со вздохом сказал подполковник, - но как-то отстраненно. Не в моих силах там что-то изменить или отменить, а вот к семье тянет все равно.

- Мы тоже через это прошли, - кивнул Алексей Михайлович Гернгросс, - у каждого в родном мире была семья, у большинства дети, а у меня, так же, как и у вас, внуки, но время лечит все раны, и эту залечит тоже.