Побег на войну - Линник Сергей - Страница 3

– Ты ж в блатари метишь, землячок? – спросил его я. – Так я тебе, считай, помог. Что это за бродяга с ровным носом и без шрамов?

Гоп-компания на все это смотрела без особых чувств. Но не вписались. И то хлеб. Помогли корешку подняться и отвели в сторону. Да и выглядели они, если посмотреть, совсем не грозно. Худющие, синюшные. Видать, со жратвой тут напряг.

– Хорошо ты им вдарил… – Ко мне подошел крупный лысый командир. Майор, судя по петлицам. Весь зарос рыжеватой бородкой, но череп блестел, словно бильярдный шар.

– Таких гнид надо сразу давить, или потом на шею сядут и поедут.

– Тут одна дорога ехать, – вздохнул майор. – В сарай с трупами. Меня Иваном звать.

– А по отчеству?

– Федорович. Ты из каких будешь? Гражданский? Зовут как?

– Петр я. Громов. Можете звать Громом.

– Где-то я тебя видел, Гром… – Иван внимательно на меня посмотрел, потом резко взял мою правую ладонь, потрогал пальцы. Ага, мозоль от спускового крючка винтовки ищет. Только я стрелял из пистолета, и то нечасто.

– Точно, гражданский, – вздохнул майор. – Пойдем, познакомлю с нашими. Собрался тут коллектив.

Короче, просветили меня про порядки в этом веселом месте. Пайку привозят раз в день, утром. Холодную баланду, большей частью состоящую из воды с небольшим добавлением картофельных очисток и какого-то мусора. И воду в бочке. Вот и весь рацион. К утру выносят по паре десятков трупов умерших от холода и ран. Есть еще надежда, что принесут еды местные жители, немцы этому не препятствуют. Но этого добра немного, кому как повезет. И да, байка про то, что родне своих отдают, это правда. Причем без аннексий и контрибуций, бери своего мужика и топай. Заявление, что ли, пишут? Поэтому с утра к колючке все и идут, даже такие, как я, у которых тут никого нет: а вдруг какая баба себе мужика решит отхватить? Все же шанс какой-никакой есть.

И про самое главное мне тоже сказали. Про побеги. Да, возможно. Было. Аж два раза за десять дней, сколько тут этот курорт действует. И кончилось. Потому что мало кто захочет деру давать, когда точно знает: из его барака каждого десятого расстреляют. Да и люди здесь с голодухи еле ноги тянут, далеко не уйдешь. Вот такой расклад.

Ладно, посмотрим. Но сдыхать здесь я не собираюсь. Что-то сделаю все равно. Не будет выхода – лучше на колючку броситься, чем такое.

Спали вповалку всем большим коллективом, чтобы не потерять шанс хоть как-то согреться. Да и какой тут сон на таком дубаке? Так, глаза прикрыть и проснуться оттого, что чувствуешь, как начинаешь промерзать насквозь.

Утром из нашего барака вынесли двадцать три человека. Я почему так точно знаю? Так сам и участвовал в этом. Взяли за руки-ноги вчетвером и потащили. Нет, не оговорился я. Сил просто мало у кого осталось, чтобы носить. Вот так протащат метров пять-семь и останавливаются с языком на плече. Сарай этот забит был полностью. Раз в день трупы вывозят в какой-то карьер, выкладывают в траншею, которую немного присыпают сверху известкой и землей. А сверху – еще рядок. После пятого слоя землицу ровняют и идут дальше. Вот вчера пятый слой шестой траншеи начали. Длина траншеи метров тридцать, их там предусмотрительные немцы нарыли немало. Откуда знаю? А свои же и ездят, хорошая работа, блатная. Не всех подряд берут. Копарям пайку дают.

Вот за что майору Ивану спасибо, так это за котелок. Вернее, крышку от котелка. Видать, от кого-то по наследству перешла вещица. Очень полезная, кстати, потому что баланду привозят и раздают, но во что – это личная проблема каждого. Хочешь – в фарфоровую тарелку, а хочешь – в пилотку или пригоршню. Так что я теперь обладатель очень ценной и полезной вещи. Если вы думаете, что насчет пилотки я пошутил, то нет. Некоторые и так получали свою порцию. Сколько успеешь, выпьешь, остальное – на землю. Вот такие тут будни, чтоб им неладно.

Здесь, ребята, все в ход шло, ничего не пропадало. Соломка тут поначалу была, говорят, гниловатая и мышами поточенная сильно, но ее сжевали. Так же как и случайные островки пожухлой травы. Мыши? Не смешите, они, небось, отсюда деру дали в самом начале. Так что про вкус местной мышатины ничего не скажу.

Ближе к полудню народ потянулся наружу. Нет, не строевой подготовкой заниматься. Просто примерно в это время немцы пускали к ограде местных. Пошел и я. А что, парень я хоть куда, в хозяйстве сгожусь. Может, и возьмет кто. К тому же говорят, что новичкам везет. Нет, я в курсе, что чаще всего так каталы лохов разводят, чтобы те азартнее играли и побольше денег отдали. Но если судьба только такие карты сдает, то почему бы и не сыграть? Хуже не будет.

Народ возле колючки, конечно, больше нудил «дайте пожрать». Я будто на паперти оказался, только попрошайки по-настоящему голодают. Еще немного, и у меня бы слезы выступили. Хотя себя, конечно, тоже жалко было.

Вот я и побрел вдоль ограды, стараясь держать голову приподнятой, а спину – ровной. Вот он я, смотрите и не говорите, что не видели! Берите, пока доходить не начал!

Но вот ведь судьба-злодейка! Получилось, как обычно: чуточку не так, как я думал. Что-то знакомое мелькнуло вроде, я даже остановился и повернулся к колючке лицом. Да нет же, не ошибся! А ну, дай попробую, вдруг повезет? Так что я просто шагнул поближе, раздвигая локтями товарищей по несчастью, стал лицом к лицу со своей судьбой и просто сказал:

– Здравствуй. Ты за мной?

– И за тобой тоже, Соловей. – Блондинка подмигнула мне, показала глазами на соседнюю секцию колючки, где никто не стоял.

Да, это была та самая женщина с родинкой, что вставляла запалы в гранаты у Кудри. Эффектная такая, даже в драповом пальто и с синяками под глазами. Видать, давненько хорошо не спала.

Мы отошли, «проходите мимо» сунула мне через колючку каравай хлеба. С вышки на нас строго посмотрел немчик у пулемета, но ничего не сказал. Многие женщины делились с пленными вареными яйцами, сухарями…

– Грызи аккуратно, там нож внутри.

– Звать-то тебя как? – поинтересовался я, засовывая хлеб за пазуху.

– Анна. Родители тебя поздравляли, радовались успехам… – Блондинка поправила кудри под шапочкой, мило улыбнулась. Губы бантиком, прямо такая кокетка-кокетка.

Ну, раз поздравляют, уже хорошо. Думаю, орден за такое дадут. Может, даже с медалью. А что, «дважды Герой» очень неплохо звучит. Блин, это, наверное, от хлебного духа в голове неизвестно про что мысли гуляют. Тут бы живым вылезти, а не про награды мечтать.

Заметил, что рядом кто-то шныряет, откашлялся:

– Из дома не пишут?

Я только сейчас заметил, что рука сама по себе отламывает ломтики хлеба и отправляет их в рот.

– Только дядя Илья. Пишет, что все хорошо, радуется, что такие ученики хорошие. Папу увидит сегодня.

Ага, раз сам Илья Григорьевич отметил, значит, точно впечатлились. В учебниках напишут отдельную главу. А папа – это у нас, похоже, Сталин.

Мы опять остались одни. Я пожал плечами:

– Спасибо, я бы проставился, но сама видишь… – Я развел руками, показывая местную обстановку.

– Да, неаккуратно ты эвакуировался, Петр. Тебе же дали все явки. А теперь поцелуй меня!

– Что?

– Дурак, тут киевские бабы себе мужиков ищут. Посмотри по сторонам.

Ну и правда. Миловались у ограды, будто и войны нет, и каждое утро трупы не складываем штабелями.

Я прихватил Анну через колючку чуть пониже талии, она поощряюще взвизгнула. Любовник из меня сейчас, конечно… Голова гудит, в брюхе кишка кишке дули крутит… Немец на вышке громко хмыкнул, закурил. Я поцеловал женщину, и надо сказать, это было… с языком и глубоко. Аж дыхание перехватило.

– А ты ходок! – Анна отстранилась, достала зеркальце. – Ну вот, всю помаду смазал!

– Дело говори! – Я разозлился. В Москве жена под бомбами раненых лечит, а я тут…

– В лагере есть подпольщик. Его кличка – Енот. Со шрамом такой, у правого виска. И ухо с той же стороны не совсем целое. Найдешь его, скажи, что он похож на твоего одноклассника Костю Хороленко. Попробуйте устроить побег. Иначе сам понимаешь… На старые явки не ходи – они провалены. Пользуйся теми, что дал Кудря. Понял?