Побег на войну - Линник Сергей - Страница 11

Первым высказал предположение Архипенко:

– Малина!

– Нет, клубника, – возразил Махно. – Или вишня?

И тут вожделенная банка у всех на глазах каким-то образом выскользнула из руки державшего ее Гаврилова и, как мне показалось, медленно устремилась к полу. Старшина не мог ее поймать, так как в другой руке держал помидоры. Зато Быков показал чудеса ловкости, успев поставить на пол огурцы и поймав варенье в последнее мгновение. Ладно, после последнего мгновения. Стекло довольно громко треснуло, но посуда уцелела, не развалилась. Вскоре все активно заработали найденными ложками. Варенье мигом кончилось.

– Даже и не понял, что это было, – вздохнул Махно.

– Значится так. – Я встал, прошелся по подвалу. Эти похоронные настроения надо было менять, иначе еда станет нашей главной темой. – Воевать будем, дорогие соратники?

Народ вразнобой ответил:

– Будем!

Главное, все сказали, не промолчал никто.

– Но как? – Махно хрустнул пальцами. – Патронов мало, еды вообще нет.

– Связь нужна, – буркнул майор. – Без связи с подпольем нас мигом повяжут.

– Енот этим занимается. – Я ходил, размышлял над ситуацией. – Нам нужно организоваться. И дать первый бой.

– Петр, ты нас вытащил из лагеря. – Иван Федорович посмотрел банку на просвет. В ней уже ничего не было, даже следов сладости, и тут она прямо у него в руке дотрескалась до края и развалилась. – Тебе и карты в руки, – добавил он, отряхивая осколки с гимнастерки.

– Тогда действуем так. Отряд наш назовем… Ну, допустим, «Победа». Возражения есть?

Против никто не высказался.

– Назначаю себя начальником отряда. Иван Федорович будем моим заместителем по военной части.

– Майор в подчинении у старлея? – хмыкнул Махно.

– Помолчи, а? Слесарь… – Майор нахмурился. – Или мы не видели твоих наколок?

В подвале воцарилось тяжелое молчание.

– Я продолжаю. Андрей, ты будешь у нас отвечать за разведку. Согласен? – Я повернулся к Быкову. – Кроме тебя некому.

– Пока одноглазая разведка… – вздохнул лейтенант, трогая повязку. Как бы у него там не загноилось… А сменить пока нечем, индпакетов у немцев с собой не оказалось.

– Енот отвечает за связь с подпольем, а вас, – я посмотрел на остальных присутствующих, – тоже определим. Официальный приказ писать не буду, да и не на чем. Лучше расскажу вам анекдот…

Народ оживился. Но тут у лаза зашуршало, и мы увидели Енота.

Неловко как-то вышло. Постом охраны у единственного входа не озаботились. Заходите, гости дорогие. Командир, тудыть его, партизанского отряда. Ну ладно, еще три минуты назад про это должен был думать майор. Да уж, расслабились.

Что там представитель подпольных властей принес? Что живой вернулся – уже хорошо. А про остальное – посмотрим, сейчас сам расскажет. Но вместо новостей из-за спины Енота вылезла знакомая фигура товарища Ахметшина, и мой соратник по взрывным работам бросился ко мне с таким энтузиазмом, будто не видел меня лет десять, не меньше.

– Бетр Николаевич, наконец-то! А то я береживал уже!

Ну я тоже обрадовался, скрывать не буду. За Ильяза и я волновался. Не чужой ведь. Сколько книжек вместе на верхотуре перечитано, тут любой сроднится. Да и отход из университета на конспиративную квартиру вовсе не казался простой затеей. Короче, было о чем беспокоиться.

Наскоро представив моего помощника присутствующим: вот, мол, хороший парень, вместе пришлось кое-что на этой войне сделать, я уволок татарина в дальний угол. Да, доклад принимать. Хотя сразу и не получилось. А как тут пройти мимо еще теплой картохи в мундире, двух караваев хлеба и даже куска сала! Не знаю, как вы, а я отложил любопытство вместе с требованиями уставов подальше. Еда главнее! Да и вкуснее принесенное, чем та пресная немецкая жвачка из сухпая. Да знаю я, что официально этот сушеный помет называется «железный рацион». Конечно, еще минут десять назад и арийская жратва была верхом мечтаний. Но не сейчас.

Мой зам по боевой достал уже ставший широко известным штык-нож, почикал хлеб, сальце, после чего вдумчиво поделил картохи, не обращая внимания на заурчавшие животы и шумное глотание слюны… Дальше слов нет. Это как слепому пытаться объяснить, что трава зеленая. Может, и послушает, но не поймет. Вот и вам незачем знать о прелести тепленькой картошечки, когда ее сначала надкусишь слегка, не до конца, внутрь положишь малюпусенький кусманчик сала, немножко желтого от почтенного возраста, но придающего такой великолепный вкус, все это целиком отправляешь в рот и загрызаешь сверху ноздреватым душистым хлебушком, натуральной чернушкой, чуть кисловатой… И жуешь, но не глотаешь, ждешь, когда все растворится прямо во рту… Праздник, одним словом. А кто сдуру все в себя пихает, у того только брюхо болит. Ответственно вам заявляю.

Ладно, поели, теперь можно и с товарищем пообщаться. Ильяз все понимал, терпеливо ждал, пока мы насытимся.

– Давай, рассказывай, что с тобой было, – первым спросил я. А как же, я – начальник, значит, про себя после расскажу.

– Как рванул этот «голиаф», я сразу на выход болез, – начал доклад Ильяз. – Там еще фальш-стенка немного завалилась. Но я из этого бодвала выбрался хорошо, никто меня не заметил. – Ахметшин, пока рассказывал, от волнения даже руками начал потихоньку размахивать, есть за ним такое.

Немцы, конечно, бросились прочесывать университет. Но в здании после проверки был всего один пост у окон. Пока нашли черный вход – основной-то был засыпан обломками, – пока прошерстили аудитории и коридоры, Ильяз утек. А дальше ничего интересного не было. Не дождавшись меня, пошел к тому же Линкевичу, «спрашивать чесноку». К счастью, старый пароль сработал, и его впустили. Хозяин конспиративной квартиры, со слов Ахметшина, оказался мировым мужиком, хоть и немножко странноватым. Там и сидел Ильяс, хомячил тушенку и читал книжки, пока его не нашел Енот.

– Что будем дальше делать?

Собрались на улице втроем: майор, Енот и я. Разговаривали шепотом, попытки закурить я тут же пресек. Табачный дым чувствуется издалека, нечего рисковать.

– Ты, когда в городе был, небочес цел? – спросил я Енота.

– Гинзбурга?

– Да.

– Цілий, що йому зробиться? – удивился подпольщик.

– Могли взорвать.

Я задумался. Судя по моим воспоминаниям, конспиративная квартира была маленькой однушкой, и все мы туда банально не поместимся. Что, если вернуться на чердак Гинзбурга? Места там полно, запасы еды тоже есть. Все лучше, чем здесь крыс пугать и задницы морозить.

– Сможешь проверить небоскреб? Боюсь, немцы могли оставить засаду. У нас там… условия получше.

– Сделаю, – покивал он.

– И нам нужна связь с подпольем. Организуй встречу с Кудрей, тьфу ты, с Максимом.

– Це непросто, – засомневался Енот. – Мені до нього…

– Я же тебе говорил про Дарницкий лагерь. Сын Сталина там. Мы не можем сидеть спокойно и ждать, когда его казнят.

– Та зробимо, я ж сказав… – Подпольщик будто забыл, что секунду назад отнекивался.

– И надо срочно передать информацию в Москву.

– Со связью сложно, – вздохнул Енот. – В місті з’явилися пеленгаторы.

– Откуда знаешь?

– Пока шел, бачів машини з антенами.

Да, дела хреновые. Немцы взялись за Киев основательно. Что же делать без связи, если запросить помощь не получится? Да то же, что и раньше: живая народная инициатива.

– Иди обратно в город, проверь небоскреб и найди Максима.

Я решил все-таки рискнуть.

– И одежду. Принеси нам гражданки, – добавил майор. – Без нее никак.

Назавтра я понял, что ждать действительно весьма утомительное занятие: поел, тайком оправился в развалинах, поспал. Да, питание дошло до той степени, что пришлось сбрасывать из организма остатки. Хотя и с трудом после нескольких голодных дней. И так целый день с перерывами на бессмысленные разговоры и волнения. То рядом мотор машины услышишь, то чьи-то шаги. Сжимали в руках оружие, щелкали предохранителями. И ждали. Очень ждали Енота. И он не подвел. Заявился в двенадцатом часу ночи. С целым баулом одежды – телогрейки, штаны, картузы…