Выбери любимый жанр

Год 1914-й. Время прозрения - Михайловский Александр Борисович - Страница 64


Изменить размер шрифта:

64

Семьсот двадцать четвертый день в мире Содома. Вечерю Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Кадет высшей военной школы, наследный принц Болгарии Борис Саксен-Кобург-Готский

Когда я опять поругался со своим отцом, тот засадил меня на гауптвахту «для вразумления». Причина ссоры была более чем достойной: царь Болгарии намеревался присоединить свою страну к блоку Центральных держав, а я считал, что это станет для нашей страны катастрофой. Вот и поговорили. Одиночная камера с зарешеченным окошком под потолком, тусклый красноватый свет лампочки и узкая жесткая койка. Условия, как раз подходящие для того, чтобы хорошенько подумать над своей печальной участью.

Год назад, после поражения в межсоюзнической войне, в Болгарии уже поднималось движение за добровольную отставку царя Фердинанда Первого и досрочное воцарение царя Бориса Третьего. Мне предлагали всячески отстраниться от отца, принять независимую позу и приготовиться принимать корону из рук господ депутатов. Но тогда все закончилось ничем, потому что моему отцу было плевать на мнение народа и даже софийской интеллигенции. Та каша, что заваривается прямо сейчас, гораздо серьезнее. Нынешняя власть хочет выступить на войну в союзе с нашими исконными врагами, турками, против естественных союзников болгарского народа -сербов и русских. После поражения в такой войне простой детронизацией моему отцу не отделаться - не исключены всеобщее кровавое возмущение по образцу великой французской революции и гибель всей нашей семьи.

В отличие от папеньки, я никогда не благоговел перед австро-венгерским императором Францем-Иосифом, считая себя в первую очередь болгарином, а не австро-итальянским метисом. Это породистых собак можно определять в соответствии с их родословными, а у людей в первую очередь необходимо учитывать состояние духа. По духу я как раз болгарин, и точка, поэтому у папеньки в этой стране - подхалимы, а у меня - друзья. Так что от разгрома Австро-Венгрии мне ни холодно, ни жарко, - а вот что будет с Болгарией, мне совсем не все равно.

Вот так я лежал на койке и размышлял... А потом произошло нечто настолько неожиданное, что я вскочил и принялся одергивать слегка помятый кадетский мундир. Ну а как же иначе можно было поступить, если в твою камеру заходит целый генерал Радко-Дмитриев - один из героев Галицийского сражения с австрийской армией? Сначала я подумал, что тот вошел через дверь. Но нет: проем, распахнувшийся за его спиной, вел не в коридор гауптвахты, по которому, бряцая ключами, в ночное время курсирует дежурный, а в какое-то иное место - темное и благоухающее миррой и ладаном, как церковь ночью, когда там не идет служба, погашены огни, и лишь тусклые лампады мерцают перед иконами. Следом за генералом в мою камеру зашел еще один человек - в военном мундире русского образца, но со многими заметными отличиями. На плечах у него имелись погоны штабс-капитана, но сразу было заметно, что именно он тут главный, а отнюдь не генерал Радко-Дмитриев. Сложив все особые приметы, включая дверь, открывшуюся в неизвестное место, можно было догадаться, что меня посетил лучший друг русских и сербов - чудотворец и полководец, самовластный великий князь Артанский Сергий из рода Сергиев. В таком случае генерал Радко-Дмитриев играет тут роль то ли декорации, то ли верительной грамоты...

-Добрый вечер, юноша, - сказал мне ночной гость по-немецки со странным акцентом.

- Добрый вечер, господин Серегин, - так же вежливо ответил я на том же языке. - Хотелось бы знать, чем обязан столь неожиданному визиту?

- Генерал Радко-Дмитириев, - Артанский князь кивком указал на своего спутника, - отрекомендовал вас как честного человека и патриота своей страны. Именно такой монарх, являющийся противоположностью ныне действующему царю, нужен сейчас Болгарии, чтобы она могла избежать тяжелых испытаний и новых территориальных утрат.

- Вы хотите, чтобы я сверг своего отца? - вспыхнул я.

- Господь с вами, юноша, - усмехнулся Артанский князь, - никого свергать вам не потребуется. У меня это получится не в пример лучше, а вам потребуется только принять опустевший трон и править разумно, честно и справедливо, в соответствии с исконными чаяниями болгарского народа.

- Нет, - ответил я, - так я тоже не могу. Свергайте уж лучше нас обоих.

- В таком случае, - пожал плечами господин Серегин, - я воспользуюсь своими полномочиями Бича Божьего и вовсе сотру вашу Болгарию с политической карты как неудачный эксперимент, присоединив ее территорию к Российской империи. При этом все то ворье, какое ваш родитель заботливо собрал в своем окружении, я немедленно развешаю на фонарях по периметру площади Князя Александра Первого. И вся Болгария, разве что за исключением родственников казненных, будет мне при этом аплодировать, ибо достали эти люди всех болгар хуже горькой редьки. А ведь все можно сделать по-хорошему. - Его внимательный взгляд, устремленный на меня, зажегся стальным блеском. - Ваш папенька через территорию пока нейтральной Румынии отъедет в свой родной Кобург без права возвращения, а вы продолжите подготовку к войне. Но главный удар болгарской армии будет обрушен не на братскую Сербию, а на враждебную христианам Турцию и еще немного на Румынию, если та не выполнит мой ультиматум вернуть вам Южную, а заодно и Северную Добруджу, ибо Берлинский трактат мы тоже намерены отменить как утративший силу. Понимаете, Борис, от чего вы так легкомысленно отказываетесь? Под вашей властью может оказаться Болгария в границах Сан-Стефанского договора, плюс кое-что еще по мелочи - например, Салоники. У Греции, укравшей у вас победу в прошлой Балканской войне, таких портов множество, а вам он необходим для развития полноценных международных торговых связей, проходящих в обход стратегически важных Черноморских проливов, которые, это тоже не обсуждается, отойдут к Российской империи.

У меня захватило дух. Всего в нескольких словах стоящий передо мной человек пообещал решить самые животрепещущие проблемы болгарского народа. И в то же время мне уже было известно, что Артанский князь Серегин никогда не лжет и не говорит ничего всуе, а потому каждое его слово так же надежно, как вексель Дойче-банка.

- Если моему отцу не будет причинено никакого вреда, то я согласен на все прочие ваши условия, - осторожно сказал я, вздохнув украдкой. - Пусть до конца жизни живет в Кобурге и больше никогда не показывается на территории Болгарии. На самом деле легче переносить язву желудка, чем такого отца, как он. Он и нашу мать заездил до смерти, используя как племенную кобылу, и позабыл о ней на следующий день после ее смерти. А теперь мне хотелось бы узнать, как это все будет организовано практически. Я должен дожидаться переворота прямо в этой камере?

- Отнюдь нет, - сказал Артанский князь, - вы покинете ее вместе с нами и больше никогда сюда не вернетесь. Я официально приглашаю вас посетить свои владения, где мы проведем всю предварительную работу, включая переговоры с всероссийским императором Николаем и сербским королем Петром. Как только мы обо всем договоримся, в Вардарской области, то есть в Македонии, будет проведен плебисцит, который позволит сербам без потери лица вернуть вам все украденное принцем Александром. Впрочем, разговоры об этом мы будем вести уже не здесь... Идемте, принц, вас ждут великие дела.

В моей камере, рассчитанной на одного человека, двое были уже толпой, а трое - столпотворением. Поэтому первым помещение покинул генерал Радко-Дмитриев, за все время не проронивший ни слова, за ним в дыру между мирами вышел господин Серегин, и только потом, повинуясь его приглашающему жесту, на ту сторону шагнул я, позабыв внутри свою кадетскую фуражку. И только потом проход закрылся, после чего я огляделся по сторонам, полной грудью вдохнув теплого ночного воздуха, ошеломлявшего ароматами тропического леса. Увиденное мной напоминало иллюстрации к «Тысяче и одной ночи»: контуры дворцов и пагод, подсвеченные неяркими огнями, похожими на электрические, освещенные фонарями улицы с гуляющей по ним публикой и нависшее, казалось, прямо над головой темное безлунное небо с огромными яркими звездами. Где-то недалеко играл духовой оркестр, и слышался гомон возбужденных голосов.

64
Перейти на страницу:
Мир литературы