Год 1914-й. Время прозрения - Михайловский Александр Борисович - Страница 34

Но, как бы то ни было, случай с корнетом Романовым напомнил мне о том, что даже на участке фронта с вялотекущими боями тоже бывают раненые, в отношении которых местная медицина бессильна. На Юго-Западном фронте прежде тяжелораненые попадали в Тридесятое царство только из четвертой армии, и лишь с недавних пор генерал Иванов распространил среди полковых врачей Юго-Западного фронта циркуляр, требующий передавать артанским союзникам всех тяжело и безнадежно раненых прямо с передовых полковых перевязочных пунктов. В момент интенсивных боев санитарные порталы открываются каждые полчаса, а в периоды затишья это происходит исключительно по вызовам через портрет капитана Максимовой. Пора это правило распространить и на первую армию.

- Значит, так: вашего троюродного брата от смерти мы, разумеется, спасем, - сказал я Николаю, с нетерпением ожидающему моего решения. И уже слегка повысив голос, добавил в пространство: - Лилия, ты мне нужна...

Хлоп! - и мелкая божественность стоит передо мной как лист перед травой.

- Да, папочка, - говорит она, - я уже здесь. Слушаю тебя внимательно.

- Нужно вылечить от смертельного ранения одного молодого человека, - говорю я ей. - Об этом нас просит Николай Александрович, но и без этой просьбы мы просто обязаны излечить воина, храбро сражавшегося за Отчизну. Сейчас этот отважный юноша находится в армейском госпитале в Вильно, и жизни его угрожает опасность...

- Я знаю, где это, - торопливо сказала Лилия. - Идемте!

25 (12) августа 1914 года, поздний вечер, Вильно, тыловой госпиталь окружного подчинения, отдельная палата князя императорской крови Олега Константиновича Романова (22 года).

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Хлоп! - и мы, все трое, уже там. Николай Александрович от неожиданности даже голову в плечи втянул. Таков уж метод мгновенного перемещения у олимпийских богов - принципиально схожий с технологиями межзвездных прыжков «Неумолимого»: раз - и на месте назначения. Для меня при этом было главным от неожиданности не ударить по тормозам, но Лилия предусмотрела и это. Секундное оцепенение - и я, не сделав и одного шага, уже нахожусь в госпитале в Вильно.

Маленькая комнатка с беленым потолком и крашеными зеленой краской стенами. На казенной железной кровати лежит коротко стриженный худой мальчик, а немолодая женщина, мать умирающего, греет его холодеющие пальцы в своих ладонях. В ногах кровати стоит отец пациента - худощавый мужчина с короткой квадратной наполовину седой бородой. Его генеральский мундир украшает множество орденов, да только «по делу» на нем только орден Святого Георгия четвертой степени, а все остальное - не более чем яркая бижутерия, положенная этому человеку по праву рождения. Позади отца, будто тень, сливаясь со стеной, стоит врач, скрестив руки на груди. Его искусство оказалось бессильным, и он уже отдал раненого смерти, призрак которой серым маревом навис над постелью. Идут последние минуты драмы; жизнь в молодом человеке теплится, будто угасающий огонек свечи, и наверняка уже за дверью наготове стоит священник, чтобы достойным образом напутствовать умирающего при переходе в лучший мир.

Некоторые могут сказать, что я зря так раскисаю при виде умирающего представителя царской династии, ведь в то же время тысячи других рабоче-крестьянских парней так же погибают ужасной смертью за веру, царя и Отечество. Но я отвергаю такой аргумент. Для рабоче-крестьянских парней других армий, за исключением первой, я уже сделал все что мог. Тех из них, кого в бою не убило наповал, прямо с перевязочных пунктов переправляют в мой госпиталь, работающий с предельной нагрузкой. Тысячи русских солдат и офицеров были спасены от верной смерти, и многие из раненых, пройдя через Тридесятое царство, уже вернулись в строй, неся внутри себя искры призыва и большевистской агитации. Одновременно Восточно-Прусскую и Галицийскую операции моя медицина не потянула бы, и пришлось бы расконсервировать автоматический госпиталь на «Неумолимом», но, по счастью, два этих события оказались разнесенными по времени.

Там, куда простирается моя власть, людей не делят по сортам, и это правило работает в обе стороны. Кроме того, я уже объяснял Ильичу, что элитой могут считаться только те представители класса Управленцев, чьи дети в случае войны пошли на фронт защищать свою страну, а те, что сделали это добровольно, не дожидаясь призыва, должны считаться элитой элит. Представитель семейства Романовых, всей душой рвавшийся от канцелярской работы в штабе полка в строй своего эскадрона, достоин моего уважение не меньше других воинов, сражающихся сейчас на фронтах за Отчизну. И даже несмотря на то, что России эта война не нужна, и ее втянули в это кровавое дело с помощью хитрых французских интриг, заканчивать ее надо только победой, и этот мальчик тоже должен быть в числе победителей.

Наше появление заметили. Глаза умирающего расширились от удивления, женщина у его постели обернулась и, побледнев, будто увидела саму смерть, прикрыла рот ладонью. И только его отец оставался внешне бесстрастен.

- Государь, это вы? - с трудом разомкнув пересохшие губы, спросил страдалец.

- Да, это Мы, - сказал Николай. - Держись, не умирай, мы привели тебе по-настоящему сильную подмогу -Артанского князя Серегина, защитника земли русской, и его приемную дочь целительницу Лилию.

- Святую Лилию-целительницу, - поправила самодержца мелкая проказница, включив на полную мощность свой нимб. - Но все же пусть лучше начнет мой папочка, оделив этого молодого человека своим святым воинским благословением - тогда мне будет проще работать.

- Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа... - начал читать я святую молитву, с легким скрежетом обнажив меч Бога Войны, после чего в палате стало так светло, будто там зажгли кварцевую лампу, и, кажется, даже запахло озоном.

Присутствующие дружно зажмурились, зависшее под потолком серое марево отпрянуло куда-то в дальний угол, притворившись клоком пыли, и только больной на кровати смотрел на меня сквозь сияние широко открытыми глазами.

- Хорошо-то как, Господи! - прошептал он, улыбнувшись при этом какой-то непосредственной детской улыбкой, когда я закончил произносить богодухновенные слова и вложил меч обратно в ножны. - И умирать теперь совсем не страшно...

- Не говорите о смерти, молодой человек! - твердым тоном сказала Лилия, заменяя мать у постели больного. - Жить вы теперь будете долго и счастливо, напишите множество стихов и посетите большое количество интересных мест.

Она решительно взяла в свои руки пальцы раненого юноши, и я увидел, как по ним заструилась энергия магии жизни. Губы Лилии сжались, а на лбу выступили капельки пота. Очевидно, даже для нее это была нелегкая работа, при том, что это еще не само лечение, а только приведение молодого человека в такое состояние, когда его можно будет транспортировать в наш госпиталь.

Щеки больного порозовели, дыхание выровнялось, и он воскликнул со всем пылом юности:

- Мадмуазель, да вы просто волшебница! Я чувствую, что снова буду жить.

- Не волшебница. А Святая Лилия-целительница в одной ипостаси и античная богиня, смотрительница подростковых Любовей - в другой, - вскочив со стула и сделав книксен, сказала Лилия. - Мой возраст - больше тысячи лет, но в силу своей второй и официальной профессии я должна выглядеть как девочка, только собирающаяся стать девушкой. Каюсь, трагедия Ромео и Джульетты - это только моя недоработка. И вы, молодой человек, не балованный и не целованный, несмотря на то, что несколько велики возрастом, тоже подлежите моему присмотру. А теперь поговорим о вашем здоровье. То, что я вам сейчас сделала, это было еще не лечение, а всего лишь срочная помощь, чтобы отодвинуть момент смерти - что-то вроде перевязки, совмещенной с уколом морфием. К сожалению, во всем вашем мире не хватит магии даже для того, чтобы вылечить муху от насморка. Чтобы приступить к настоящему лечению, необходимо доставить вас в наш госпиталь в волшебном Тридесятом царстве, где вашей раной займутся как первоклассные врачи, так и высокоранговые маги жизни. Я тут - всего лишь передовой отряд, который должен отогнать прочь Харона и обеспечить вашу эвакуацию в безопасное место.