Лучший полицейский детектив – 2 (СИ) - Холод Инна - Страница 7

— Хорошо. Я буду через двадцать минут. Как я вас узнаю?

— У магазина стоит белый «Лексус».

Через двадцать минут ко мне в машину сел седой господин в светлом свитере и джинсах.

— Профессор Мешков Александр Аркадьевич, — представился он.

— Карина Лонова. Расследую дело об убийстве Тамары Князевой.

— Тамару убили, Тамару убили, — вполголоса повторил Мешков. — И вы хотите задать мне какие-то вопросы, связанные с этим убийством?

— Да.

— Вы из ФБР?

— Да. Я эксперт по России. Точнее, по делам, фигурантами которых являются русскоязычные американцы.

— Понятно, понятно. Русскоязычные американцы, то есть мы. Что случилось с Тамарой?

Я протянула ему фотографию убитой Солджер. Он быстро взглянул на нее и так же быстро вернул:

— Кто это сделал?

— Это мы и хотим узнать. Знаете ли вы некую В.Меши?

Мешков быстро ответил:

— Нет, не знаю.

— Может быть, кто-нибудь из ваших родственников таким образом сокращает вашу фамилию? Мешков — трудно для американцев.

— Это совершенно исключено.

— Хорошо. Знаете ли вы Алексея Константиновича Молчалина?

— Тоже нет.

— Но Солджер вы знали?

— Я знал Тамару Князеву. Но это было очень давно. Потом она стала Солджер.

— Когда вы ее видели в последний раз?

— Давно. Лет пять назад. Может быть, больше.

— Но тем не менее вы выслали ей большую сумму на ремонт автомобиля?

Мешков молчал.

— Вы использовали магазин для контактов с Князевой? Вы не хотели, чтобы кто-то знал о ваших контактах с ней? Кто? Ваша супруга?

Молчание. Я продолжала:

— В каких отношениях вы были с Князевой?

Мешков по-прежнему молчал.

— Как видите, у меня много вопросов. Вам так или иначе придется на них ответить. Или сейчас здесь мне, или мы продолжим разговор в бюро. Что вы предпочтете?

— Я отвечу вам. Только не сейчас.

— Почему?

— Как вы считаете, можно пересказать за полчаса «Войну и мир»?

— У меня много времени.

— Сегодня я вам ничего не расскажу. У меня есть на это достаточно веские причины. Зато завтра я вам укажу убийцу Тамары Князевой.

— Выглядит заманчиво. Но мне хотелось бы сегодня.

— Завтра я вам покажу бумаги, которых со мной сегодня нет… Не бойтесь, я не убегу. В моем возрасте и при моем положении… Приезжайте завтра утром ко мне домой.

— Хорошо. В девять утра вас устраивает?

— Вполне. В три часа у меня семинар на кафедре. Так что до обеда я в вашем распоряжении.

— Ваш адрес?

Мешков продиктовал адрес. Рассказал, как его найти. Степенно вышел из «Лексуса», сел в припаркованную рядом «Тойоту» и уехал.

— Мама, это профессор химии. Он из России.

— Химии?! Любопытно. Отцу я все расскажу. Завтра мы будем дома. Держи нас в курсе.

В девять утра я подъезжала к серому двухэтажному дому. Мешков уже ждал меня.

— Проходите.

Я вошла в прихожую, сплошь увешанную картинами.

— Если не возражаете, пройдемте ко мне в кабинет.

Мы поднялись на второй этаж.

— Прошу вас.

Полки с книгами. Диван. Журнальный столик, на нем свечка в виде ангела с перекрещенными крыльями. У окна огромный письменный стол. Компьютер, принтер.

— Извините, моя жена отсутствует, поэтому предложить могу только кофе. Не откажетесь?

— С удовольствием.

Он вернулся через пять минут с подносом, на котором возвышались две расписанные русским узором чашки.

— Скажите, — начал он, — вам никогда не приходила в голову мысль о том, что жизнь все время отвлекает наше внимание от чего-то самого главного, и мы даже не успеваем заметить, от чего именно? Кафка писал: нет страшнее абсурда, порожденного не внешними обстоятельствами, а исключительно собственным мировосприятием.

— Вы любите Кафку, Александр Аркадьевич?

— Я сторонник кафкианской догмы о беззащитности ума перед безразличием. Заурядный человек ищет во всем закономерность, старается что-то предусмотреть, а умный понимает: мир хаотичен, им движет случай, абсурд, ошибка.

Отец учил меня: теоретическими рассуждениями обычно маскируют заранее приготовленную защиту. Я спросила:

— Какое все это имеет отношение к убийству Тамары?

— Несколько лет назад я написал повесть. Она основана на воспоминаниях. Речь идет о событиях почти пятидесятилетней давности. Это не воспоминания, но и не полный вымысел. Я изложил эти события с микроскопом в руках. Я постарался доказать независимость людей от совершаемых ими поступков.

— В этой повести фигурирует Тамара?

— Да. Но это не главное. Главное то, что повесть может дать шанс связать абстрактность поступков и дуализм их оценок.

— Я смогу прочесть эту повесть?

— Конечно. Она объемна. Я мог бы показать вам только те отрывки, где говорится о Тамаре Князевой. Но тогда вы имели бы право обвинить меня в искусственном подборе фактов. Вы сказали, время у вас есть. Поэтому я решил показать вам все мои записки. Садитесь за стол. Записки у меня в компьютере.

Я согласилась.

Он включил компьютер, и через несколько минут на экране появились первые строчки.

— Я не буду вам мешать.

Он вышел, а я осталась наедине с рукописью. Больше ста страниц. Я вынула из кармана флешку и для начала скопировала весь текст. Потом принялась читать.

Повесть началась с истории о том, как студент третьего курса Саня Мешков вместе с товарищем по курсу Борей Ферапонтовым и двумя студентками с того же курса Любой Золотовой и Верой Большаковой является в военкомат. Там майор говорит им, что они, даже девочки, мобилизованы, и у них два варианта: ехать по назначению или трибунал. Выбрали ехать по назначению.

В воинской части, куда они прибыли, уже находилась большая группа студентов из разных институтов. Ребята стали теперь командирами отделения из пяти-шести солдат. Чем они занимались, Мешков умалчивал, ссылаясь на государственную тайну. К каждому из них прикрепили девчонку, которая отвечала за медицинскую часть. К Борису Ферапонтову прикрепили его институтскую подругу Любу Золотову, а к будущему профессору девчонку из Свердловска Тамару Князеву.

А дальше пошел полный маразм. Я не знаю, под каким микроскопом рассматривал будущий профессор свое прошлое, но его записки показались мне просто порнографией, причем порнографией в совершенно не понимаемом мною жанре, который называют «женским доминированием». Это была история о том, как четыре девицы — Вера Большакова, Тамара Князева, Люба Золотова и Надя Крюкова — развлекались самым странным образом. Одним из объектов развлечения Тамары Князевой оказался будущий профессор.

Читать было противно, но я читала. Нудное описание совершенно неинтересных происшествий, философские отступления. Но вот два эпизода привлекли мое внимание. Сначала Мешков описывает случай, произошедший с Тамарой Князевой. Она спускалась в клубе по лестнице, и с третьего этажа на нее упал бюст Ленина. На плечо. Еще пару сантиметров — и попал бы в голову. Начальство сделало все возможное, чтобы замять дело. Еще бы, бюст Ленина! Несчастный случай — и все.

После несчастного случая Тамару на несколько месяцев поместили в госпиталь, и с будущем профессором начала работать девочка из местных. Ее звали Лера. Профессор с восторгом и умилением описывал свою новую помощницу. Она по утрам приносила какао, а он воровал в столовой хлеб и масло, и они пили какао с бутербродами. Когда Тамара вернулась из госпиталя, ее назначили на другой участок, а при профессоре осталась его Лера.

Потом мое внимание привлек еще один эпизод. Саня Мешков встретил в парке Тамару Князеву и ее двух подруг, они издевались над солдатом. Тот стоял голым, а они заставляли его прыгать. Он прыгал, а Тамара приказывала: «Прыгай быстрее, Качалкин-Молчалкин! Прыгай выше, Качалкин-Молчалкин!». Профессор сопровождал эту историю злыми комментариями в адрес Тамары.