Явление Зверя - Ермаков Александр - Страница 1

• 1/48
• Следующая

Много веков назад, а если быть точнее, то июля месяца четвертого числа 1054 года от Р. Х., засияла на небе звезда с блеском доселе невиданным и светила она настолько ярко, что была заметна и днем при солнце, а ночью затмевала другие звезды. С удивлением взирали растерянные люди на это тревожное явление, суеверно полагая в нем особое знамение, предвестие грядущих бед. Но со временем стала та звезда меркнуть и вскоре совсем погасла, а никаких особых, окромя обычного недорода, моровой язвы, да погромов, бедствий так и не случилось. Понемногу стали люди, своими делами захлопотанные, забывать это бесполезное чудо. И совсем забыли, сохранились только записи в подробных хрониках хитромудрых китайских монахов. Да только никто их не читывал. Ведь живали китаезы в своей Поднебесной, от всего прочего мира отгородившись и Стеной Великой и жаждой Гобийской пустыни и острыми пиками Тибетской заоблачной вечноснежности и всепобеждающим учением Конфуция, кое если верно, то за пределами Стены имеет быть одна лишь ненадобность мусорная.

И только в 1844 году Уильям Паркинсон, третий граф Росс, обнаружил в ночном небе небольшую газовую туманность, формой напоминающую краба. Так туманность и назвали — Крабовидная. А почти век спустя — в 1928 году Эдвин Хаббол, в астрономической науке много сведущий, утрудив себя чтением писаний китайских, заприметил, что туманность эта, как раз на том самом месте в созвездии Тельца и туманит, где светила волшебная звезда. Нашлось, не без эйнштеиновской зауми, и объяснение дескать в те далекие времена произошел взрыв сверхновой — его то и видели изумленные люди, а облако — это остатки звездного вещества, разбросанные в результате давней космической катастрофы.

Да только все это одно баловство да лукавство. На самом-то деле вовсе не так дело было.

Не так. Ох, совсем не так.

Мырлок, по прозвищу Крысий Хвост в придорожном кабаке чувствовал себя много уютнее, нежели в ночном лесу. Ну, куда ни шло, на бивуаке возле костра посидеть, в кругу обозных палаток в компании маркитанток, кашеваров и каптенармусов. Когда далекие голоса перекликивающихся караульных создают ощущение покойной безопасности. Когда после сытного ужина можно пропустить чарку-другую, поговорить, перекинуться в кости, а потом залезть в телегу на сено и тепло укрывшись сладко до утра спать. Был он псом войны, наемным ратником. Но война — войною, а по лесу шастать, как волчине серому, нет не по душе, не с руки это ему.

Да, хоть был бы лес, как лес. А то этот чертов Блудный Бор. Место гиблое, поганое. Честному люду здесь днем с огнем делать нечего, а уж ночью и подавно. Дурная молва ходила про это место и ходила недаром.

Густ и темен был дикий бор. Из-под разлапистых столетних елей нехорошо тянуло гнилостной сыростью. То тут то там торчали кроваво-красные, обсыпанные мертвецки бледными, как обрывки савана лоскутами, шапки дурных грибов. Зеленым туманом стлались хвощи, густо раскинулись резные ветви — листья папоротников. Глуп будет тот, кто попрется в эту чащобу искать папоротников цвет. Сгинет, как пить дать, и следов не сыскать.

Как сгинул сумасбродный лорд Питер из Кроустемхолла. Понесло его на охоту в Блудный Бор, так его и видали, да вместе с егерями, охотничими и прочей челядью. Ни кони, ни собаки борзые, ни ястребы ученые, так и не вернулись в замок, словно и не было никакой охоты. А только много лет спустя, собирался со свитою новый владетель Кроустемхолла, внучатый племянник пропавшего лорда, на соколиные забавы. Влетел вдруг в открытые ворота замка вороной конь старого Питера. Страшную ношу вез он на своей спине — в ветхом седле сидел, облаченный истлевшим камзолом, скелет червями источенный. Сжимал он костлявой рукой лордовский рог охотничий, а на плечах его по обе стороны мертвой головы примостились ворон с ястребом. Хотели было кроустемхольцы коня поймать, да предать земле останки старого лорда — узнали того по платью. Да куда там. Страшно заржал одичавший скакун, ударил копытом о каменную мостовую, аж искры посыпались. Взлетели птицы с рамен покойника, заклекотал ястреб и с размаху клюнул герб древний, над дверями доджона висящий. А ворон, того хуже — воскаркнул хрипло и нагадил прямо на знамя, специально по случаю охоты из парадных залов вынесенное, славное кроустемхольдское. Рванулся конь к воротам, сшибая кинувшихся было к нему конюхов и вихрем умчался со двора, воротился со своим седоком в Блудный Бор, и птицы за ним вослед.

Поняли все, что не к добру это знамение было. Так оно и стало.

Страшной смертью погиб молодой лорд и многие люди его, а сам Кроустемхолл в одночасье сгорел до тла. Боле там никто не селился и стоят дики и пустынны почерневшие остовы некогда богатого замка.

И по сей день редкие путники, осмеливаясь проходить опушкой Блудного Бора нет-нет, да и услышат в глубине леса звук охотничьго рога да далекий собачий лай. Видать все еще охотится проклятый лорд Питер из погибшего Кроустемхолла.

А еще поговаривали, что лунными ночами слетаются на лесные поляны ведьмы и правят там свои Черные Мессы. Бсстыже оголяя места срамные, водят хороводы, от которых потом горелые круги на мятой траве остаются. Пьют сок дурных грибов и взасос целуют блудливого козла прямо под хвост, скопом с ним делами непотребными занимаются. Да мало в это Мырлоку верилось — ну зачем, скажи на милость им этот Блудный Бор, долго ли, ведьмам — то, на Лысую Гору слетать, разве только какие ведьмы местные, захудалые. Да, страшен был Блудный Бор. Одним боком он вскарабкивался на сумрачные утесы Проклятых гор. Люди старые, знающие говорят, что несметные богатства схоронены в горах этих. И рудных залежей там много и самоцветных каменьев бессчетно, злата-серебра немеряно. Да где оно, добро это, людям не ведомо. А ведомо народу гномов подземных, да те не говорят, хранят свои сокровища, пользуют с толком по-маленьку. А вот рудознатцы в те края не хаживают, зело много живет там всякой нечисти. И ежели встретится на дороге злобный грязный тролль к смертоубийству душевно расположенный, — то это еще не самое страшное — бывает в тех местах и похуже.

• 1/48
• Следующая