Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Солод Вадим - Страница 40

После первого ареста сына Александра Алексеевна Маяковская обратилась в тюремный департамент с ходатайством о передаче несовершеннолетнего преступника ей на поруки, что и было исполнено полицейскими властями из-за незначительности проступка и недоказанности вины молодого дворянина в совершении более серьёзных правонарушений.

Карточка В. В. Маяковского из архива охранного отделения. ГММ

На состоявшемся 19 сентября 1909 года судебном заседании Маяковский как малолетний отделывается постановлением с формулировкой «отдать на попечение родителей». Данное послабление было предусмотрено ст. 41 Отделения четвёртого Уложения «Об условиях вменения и преступности деяний»: «Не вменяется в вину преступное деяние, учинённое несовершеннолетним от десяти до семнадцати лет, который не мог понимать свойства и значение им совершаемого или руководить своими поступками. Несовершеннолетние сии могут быть отданы под ответственный надзор родителям, или лицам, на попечении коих они состоят, или другим благонадёжным лицам, изъявившим на то своё согласие».

На этом была построена и позиция защитника П. П. Лидова[34], настаивавшего на «юношеской» неосведомлённости своего подзащитного о возможных последствиях своих проступков. В свою очередь охранное отделение настаивало на высылке Маяковского под гласный надзор полиции в Нарымский край Томской губернии сроком на три года.

23 сентября Московский окружной суд, начавший рассмотрение дела о подпольной типографии РСДРП, в отношении Маяковского вынесет новое постановление: «…дворянина Владимира Владимировича Маяковского, 14 лет, обвиняемого в преступлении, предусмотренном 1 ч. 10 ст. Уголовного уложения, признать действовавшим при совершении этого преступления с разумением», то есть суд к доводам адвоката не прислушался, чем существенно осложнил положение подсудимого.

Правда, каторга ему всё-таки не грозила. В соответствии со ст. 55 Отделения VI «О смягчении и замене наказания» Уголовного уложения для несовершеннолетних в возрасте от 14 до 17 лет предусматривается «вместо смертной казни и каторги без срока — заключение в тюрьму на срок от восьми до двенадцати лет, а вместо срочной каторги — заключение в тюрьму на срок от трёх до восьми лет».

Особую краску в и без того насыщенную жизнь молодого Маяковского, который теперь известен в революционном подполье как «товарищ Константин»[35] (эта партийная кличка была взята им в память о брате) вносил старший товарищ И. И. Морчадзе — один из бойцов так называемой «Кавказской дружины», который стал хорошо известен в революционной среде как участник самого резонансного вооружённого нападения на Московское «Общество взаимного кредита» и имел странную кличку «Взрослый ребёнок». В эту террористическую ячейку кроме выходцев с Кавказа входили представители различных национальностей, а также два матроса-черноморца, находившиеся в розыске за участие в вооружённом восстании в Одессе. В дни рабочих волнений в Москве дружинники обеспечивали порядок на митингах, нейтрализовали провокаторов и филёров, вступали в боестолкновения с полицией, жандармами и регулярными воинскими подразделениями, охраняли как лидеров движения, так и места их проживания, в том числе квартиру А. М. Горького на Воздвиженке в Москве, где находился склад с оружием.

Портрет И. И. Морчадзе. Авт. В. В. Маяковский. 1908.

Бумага, карандаш. 32,5 × 23. ГММ

«Володя, — писал Морчадзе, — затаив дыхание слушал мой рассказ, не проронив ни одного слова. Внимательно, радостно, взволнованно глядел на меня своими умными большими глазами. Когда я кончил свой рассказ, он снова забросал меня вопросами: „Каков в личной жизни Максим Горький? Кто был начальником Кавказской боевой дружины?“ Я бы ему рассказал…» [1.183.]

В 1906 году боевик был арестован и сослан в Туруханский край, откуда бежал, что было тогда относительно несложно. По возвращении в Москву он снова поселился в квартире у Маяковских, где вместе с приютившей его семьёй начал подготовку нового, чрезвычайно опасного и авантюрного мероприятия — побега группы социалистов-революционеров из двух московских тюрем.

В соответствии со статистикой Главного Тюремного управления, побеги с каторги были достаточно частым явлением, особенно с этапа. Здесь для «рывка» существовало больше возможностей. Надо было только последовать опыту уголовных, многие годы практиковавших так называемую сменку. Именно так, к примеру, осуществил свой побег член «киевской коммуны», народник В. К. Дебогорий-Мокриевич: на этапе он за определённое вознаграждение обменялся документами с уголовником и в ноябре 1879 года под его именем был поселён в селе Тельминском, откуда через два дня уехал в Иркутск, жил там нелегально, а в 1880 году уже с «настоящими» документами, вполне свободно, обосновался в европейской части империи. Такой пример был далеко не единичным, поэтому 16 марта 1882 года за подписью председателя комиссии по тюремной реформе Государственного Совета К. К. Грота было разослано инструктивное письмо, предписывавшее сибирским губернаторам в целях исключения самой возможности побега «никоим образом не разрешать ссыльным по суду следовать по этапу в собственном платье». Такие арестанты должны «высылаться не иначе, как в казенной форменной одежде».

Учитывая масштабы бедствия, новая инструкция от 7 февраля 1885 года была целиком посвящена необходимым мерам по предотвращению «этапных побегов». Тюремные чиновники констатировали, что обмен именами между преступниками на этапах происходит «весьма нередко», в особенности в пределах Сибири. Причина «такого рода злоупотреблений» заключается в том, что проверка «самоличности ссыльного» производится исключительно на основании статейного списка, а описание же «в оном примет делается в таких общих выражениях», что отличить одного от другого становится «вне всякой возможности», ну и так далее…

В преступной среде побег — знак высшей доблести арестанта, который «автоматически» поднимает его авторитет на недосягаемую высоту. Для политических это был больше показатель состояния организационной работы и сплочённости. Поэтому у блатных организация «винта» — сплошной креатив и театральность одиночек, для идейных — изнурительный труд целого коллектива сидельцев. Легендарная М. Спиридонова в своих мемуарах «Из жизни на Нерчинской каторге» писала о том, как побег готовился целой камерой. Замаскировав лаз в подкоп кирпичной печкой, политические день и ночь в течение нескольких зимних месяцев рыли многометровый туннель за тюремный периметр, вытаскивая целые подводы породы. Чтобы хоть как-то размягчить промёрзлую сибирскую землю, к ней периодически прикладывали, чередуя, раскалённые гири, только затем колупали грунт подручным инструментом: куском кочерги, долотом и щупом. Подкоп сумели благополучно вывести за стену тюрьмы, где он и провалился под ногами «вертухая» — грандиозная работа в нечеловеческих условиях пошла насмарку (Гернет М. Н. В тюрьме. Очерки тюремной психологии. Второе изд. Юридическое издательство Украины, 1930).

Полномасштабную боевую операцию напоминала подготовка политзаключённых к массовому побегу из Александровской центральной тюрьмы в Иркутской губернии. Целью участников акции было «показать тюремщикам силу революционера, поставившего жизнь на карту» (Минаев П. Как мы бежали из Александровского централа. Каторга и ссылка. № 6. 1922).

Организаторы планировали перебить надзирателей, завладеть их оружием, напасть на караул и оружейный склад, после чего «с революционными песнями и заготовленными заранее красными знамёнами уйти в тайгу». «Каждый участник побега обязывался честным словом революционера и отвечал жизнью за тайну побега». Образовалось пять групп — каждая со своей боевой задачей: 1). По обезоруживанию и убийству надзирателей; 2). Для разоружения конвоя; 3). Для налёта на контору, убийства начальника тюрьмы и его помощника и для завладения кассой тюрьмы; 4). Отряд бомбистов и знаменосец; 5). Хозяйственный отряд для захвата продовольственной лавки, одежды, обуви и посуды. Число участников уже достигало 60 человек, были заготовлены элементы СВУ, ножи, компас и карты. Удивительно, как при таком большом количестве осведомлённых о подготовке к побегу этот факт удавалось сохранять в тайне. Несмотря на то что администрации удалось обнаружить схроны беглецов, мероприятие, изначально обречённое на провал, решили всё-таки проводить. При этом часть политических з/к категорически противились акции. В итоге за тюремную ограду вырвалось всего 16 человек, четверо были убиты, некоторые не имели тёплой одежды и даже обуви, не говоря уже об оружии и провианте. За исключением одного пропавшего без вести, все участники были схвачены охраной и военными патрулями и были приговорены к смертной казни, которая была заменена вечной каторгой. Не зная о монаршей милости, осуждённые революционеры, не дожидаясь исполнения приговора, приняли яд, переданный с воли. В результате массового суицида 12 заключённым всё-таки удалось выжить.