Тихушник (СИ) - Бабин Александр - Страница 40

Ты опять меня пришёл разрабатывать? Всё копаешь под меня? Занялся бы лучше своим начальником УВД и его сыном, который у меня из приёмной не выпазит. Всё просит и просит помочь приобрести какое-нибудь недорогое здание, да ещё в центре города — занимаются коммерцией, что категорически им запрещено. Их и проверяйте, а не меня разрабатывайте, — сразу с порога сказал мне Кузьмич.

— Анатолий Кузьмич, здравия желаю! Я не по своей воле к вам в гости пришёл, а как государственный человек к государственному лицу. Привела меня к вам не моя прихоть вам насолить, а телеграмма из Москвы, будь она неладна, за подписью самого министра. И вот ещё один документ моего непосредственного начальника, почитайте. — Я протянул ему документы. — Я маленький человек. Могу копать ямы — могу их не копать; мне приказали — я должен приказ исполнить.

Кузьмич взял у меня бумаги, внимательно их прочитал. Взял со стола записную книжку, полистал, нашёл в ней нужный номер телефона и набрал его по своему аппарату с российским гербом. Я подумал, что он набрал номер самого министра — ведь такая возможность у представителя президента имеется, и, видимо, мне «посчастливится» разговаривать с ним. Только вот результат от этого разговора мне был неизвестен, но уж наверно был бы для меня отрицательным. Ворон ворону глаз не выклюет — всегда люди такого высокого полёта между собой договорятся; денег в бюджете на всех хватит поворовать, а крайним останусь я.

— Алексей, — сказал Кузьмич, говоря в трубку, — у меня в кабинете находится ваш сотрудник, Александр Фёдорович, так он принёс бумаги за твоей подписью. Это как понимать? Ты же знаешь, кто я такой и какую должность занимаю в области. Объясни мне ситуацию!

Слушая разговор с абонентом, я понял — он набрал номер моего зама, который и направил меня к нему. Слава Богу, пронесло — это не министр. Кузьмич всё держал трубку у своего государственного уха и слушал. Минут через пять протянул её мне и расплылся в улыбке.

— Александр Фёдорович, ты, что там делаешь у представителя президента? — задал мне вопрос знакомый голос, в котором я узнал своего зама Алексея Николаевича.

— Как «что делаю»? Пришёл выемку документов делать. Вы же сами меня послали к нему, и документ дали за своей подписью. Утром с вами всё обговорили, — ответил я маленькому шефу.

— Ничего я тебе не давал, и никакие документы не подписывал, — ответил мне шеф. Наступила минута молчания — видимо, он запамятовал, подумал я, а может, думает, что ему дальше делать, — но, наконец сообразив, продолжил: — А ты можешь дня три подождать и никаких мер не принимать?

Услышав эти слова, я понял: меня развели, как лоха. А может, шеф что-то напутал, не разобрался в ситуации — опыта у него оперского маловато, даром, что кандидат юридических наук? Из славного города Тюмени его направили к нам — якобы там люди неглупые живут, могут нам, дуракам, помочь лучше бороться с преступностью. Своих, местных, не могли найти на такую большую должность, вот и решили к нам варяга прислать с учёной степенью. И то такую «учёную степень» можно запросто на халяву заполучить — попросить друзей и они за тебя напишут диссертацию. Девяносто процентов так и делают. Я посмотрел на лицо Бориса Геннадьевича — его выражение ясно говорило: не пора ли вам, господа лохи, с этого кабинета валить, пока прокуратура ласты вам не склеила?

— Товарищ подполковник! Прикажете — могу и неделю подождать, — ответил я по уставу шефу, отводя от себя удар гнева Кузьмича и переводя этот удар на него.

Внутри меня всё кипело, лезли в голову разные мысли — «у тебя же есть пистолет, прострели ему яйца, чтобы было неповадно своих коллег так подло подставлять, играя в свою игру!.. Эту игру я уже знаю, но скоро её вам, суки, прикрою, и место вам будет в одном строю — дорожных проституток…»

— Кузьмич, мы тут разобрались, — сказал я, идя на опережение, чтобы ситуация развивалась уже по нашему сценарию, а не по кузьмичовскому. — Оказывается, ошибка вышла, зря обвинили вас в получении полутора миллионов. Сами понимаете — бывают и в нашей работе просчёты. Видимо, в Москве не разобрались и дали нам указание изъять у вас документы. Какие цели преследовали наши боссы — неизвестно, но, я думаю, мы разберёмся. Извините, если, что не так.

— Ничего страшного, понимаю — исполняете приказ. В документах всё правильно написано — деньги, полтора миллиона, я получал, как вознаграждение за проделанную работу, а не взятку, как вы думаете. Документы на них я вам покажу. Приходите денька через три, я вам копии отдам — сказал нам Кузьмич, снова расплывшись в саркастической улыбке.

Выйдя из кабинета, мы попрощались с секретаршей. Я посмотрел на сидящего в приёмной сына нашего генерала и задал мысленно себе вопрос: «Тебе это надо? Лезть туда, куда не нужно, — больше всех надо? Совать свою бестолковую голову туда, где все кругом повязаны в коррупции? Её могут отвернуть так, что и в могилку не положат — никто не найдёт. В дорожной яме с водой будет лежать, в целлофановом мешке с привязанным грузилом. Ты что — современный Дон Кихот? Только у него противники были — ветряные мельницы, и то не настоящие, а у тебя персонажи сидят в органах власти, и они — серьёзнее, и с копьём на них не ходят. Наступили в стране такие безнравственные времена, что слова „Честь“ и „Отечество“ не в почёте — только и напоминают, что те времена, когда у власти были коммунисты. А сейчас, каких только партий в стране нет: правые, левые, либералы, и всякие разные „причиндалы“ — чёрт ногу сломит, — и все „бьются“ за „советскую власть“. Ну ладно, Бог с ними… Нужно самому как-то из этой грязи выбираться быстрее».

— Борис, ну что скажешь на этот цирк?

— А что можно сказать? Нас «в тёмную» развели. Сам уже, как и ты, подумываю идти на пенсию и пчеловодством заняться. Пчёлы хоть и кусаются, а всё же — свои.

— Даже не знаю, что и подумать о поступке нашего маленького шефа… То ли, как мы, «попал в жир ногами», то ли умысел денежный имеет? Чужая душа — потёмки, в его мозг не заглянешь. Ладно, не будем о грустном, время покажет. Давай лучше о «музыке» поговорим, У тебя, чем дело закончилось с зерном из Казахстана, которое должно к нам поступить в область?

— Зерна нет и денег нет, — ответил Борис, тяжело вздохнув, будто деньги были его, а не областного бюджета. — Представляешь? Целых восемнадцать миллиардов рублей, старыми деньгами, прилипли в чьём-то кармане, а крайний остался областной чиновник. Видимо, не всё так гладко его друзья просчитали в этой сделке: пообещали золотые горы, а он и повёлся на это, перечислив деньги на элеватор в Казахстан. Халатно отнёсся к этой сделке, не проверив всю цепочку, понадеялся на своих друзей из коммерческой организации — вот и пострадал. Следователь ходатайствует об его аресте. Думаю, удовлетворит его просьбу: закроют лет на пяток, на суде сделают крайним, а остальные отскочат. Оказывается, такого количества зерна на элеваторе для этой сделки не имелось, как и людей, — все участвующие лица подставные, а фирмы зарегистрированы где-то в Калмыкии.

— Не понял… Ты же был в Казахстане — что, денег и зерна не нашёл?

— Почему? Нашёл кое-какие концы в этой сделке — зерно на элеваторе хранится, но оно уже давно продано — имеет своих хозяев. Развели наших бестолковых чиновников, как кроликов: они заплатили деньги подставной фирме, которую в документах указали коммерсанты, чтобы меньше платить за растаможку зерна, — понадеялись на русский авось, может, проскочит. Но не удалось. И зерна нет, и денег тю-тю, — ищи ветра в поле.

— Да, Борис, — дела, как сажа бела!.. Нужно сейчас тебе последить, как коммерсанты, участвующие в этой сделке, купят хорошие машины, офис приличный приобретут в центре города и уважаемыми людьми станут. Такие большие деньги так просто не уходят в небытие — обязательно всплывут примерно вот в таком варианте, я обрисовал тебе их перспективу. Я слышал — в этой сделке мой подопечный из синагоги участвовал?

— Есть такое. Связующим звеном в этой сделке был как раз твой подопечный — Сеня Шлимензон. Его даже за эту сделку немного свои же побили, — якобы он всех подвёл под монастырь. Но по документам он нигде не проходит и к уголовному делу его не привязать. А его битьё организовали специально, показав участвующим в сделке чиновникам, что он виноват. Хотя Сеня сам попросил своих компаньонов это сделать — себя побить, чтобы перед ними оправдаться и показать, что он — тоже пострадавший. Вот ушлый, — за деньги свою морду подставил! Вот нация так нация — за деньги мать родную продаст! Я этому и не удивлюсь. Ты видел когда-нибудь в жизни, чтобы еврей стал пострадавшим в коммерческой сделке? Я — нет.