Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ) - "Балтийский Отшельник" - Страница 45

В момент мистерии пересекались «плоскости бытия» — воедино сходились магическое пространство божества/мифа/магии, абстрактное пространство символов и пространство обыденности. Нельзя было надеяться выйти неизменным из этой точки чуда.

Мистерии меняют участников. Как меняет любовь, страдание, занятия музыкой, бой или медитация. Душа движется туда, куда зовет ее предназначение, или что-то иное с другой стороны бытия.

Мистерия — перевал, берег, граница, край для изменений.

В мистерии нельзя просто «быть». Происходящее приходилось прожить и тем, кто находился в дарственном круге и тем, кто «просто» ожидал явления Первого Предка, наблюдая, как шествие, ведущее шесть дарственных рабынь, приближается к священному месту.

* * *

Возглавлял процессию Глава Совета Родов Степи, Старейшина Мирфас, как ближайший к Волку из людей.

У Детей Волка не было жрецов и шаманов, священных ритуалов и богослужебных книг. В этом нет нужды, когда в каждой семье, в каждом роду множество Повелителей Степи, каждый из которых может услышать Первого Предка и обратиться к нему.

Первенство в Совете Родов определялось совершенно не демократично — никаких выборов, никакого голосования, никаких подковёрных интриг: Волк сказал, что Главой будет вот он — и все!

И ни у кого не появлялось желания оспорить Волю Первого Предка.

Это же касалось и главенства в мистерии на Празднике Завета, и других вопросов, касающихся духовной жизни Детей Волка.

Есть летописи и есть Воля Волка, которую он может выразить совершенно недвусмысленно в любой момент, когда его об этом спросит достойный. Если Волк не ответил — то «не по Сеньке шапка», не тебе, мил человек, заниматься решением этих проблем. Такова воля Первого Предка! Этот вопрос он доверит решать другим…

Да, были ритуальные моменты, как, например, тонкости приготовления «дарственных» рабынь в круг на Праздник Завета. Три дня и три ночи уходят на то, чтобы приготовить рабынь умственно и телесно к контакту с Первым Предком. Но так и лошадь готовят к скачке спмые опытные конюхи, не так ли?

Подготовка рабынь к Празднику Завета сложна, но это не ритуал, чей сакральный и символический смысл недоступен для непосвященных, — а вполне себе конкретная процедура, зримые результаты которой видны будут сразу. Да, это знание сокрытое, передаваемое среди старших мужчин родов, но вовсе не таинство.

Это на Земле между освященным яблоком и яблоком не освященным нет никакой разницы с точки зрения вкуса и количества витаминов.

Это на Земле, человеку, чтоб прикоснуться к Божественному, надо найти Бога в себе, открыть в себе духовный пласт бытия, как отдельный орган чувств.

Это на Земле человеку, чтобы войти в бытие Божественного, надо пройти через ворота Символического.

Ничего этого не нужно Детям Волка.

Яблоку достаточно соприкоснуться с божественной сущностью или магическим существом «калибром» поменьше — и оно изменится прямо здесь и сейчас, станет иным не только его вкус…

Волк так близок к своим Детям, что им не нужны символы, заменяющие или обозначающие присутствие Первого Предка. Их Бог с ними постоянно и любой Повелитель Степи может обратиться к нему и услышать ответ. Для этого не нужны ритуалы и богослужебные книги, Места Силы и Храмы. Достаточно открыть свой разум Первому Предку и совершить внутреннее усилие, разбудить «дух вопрошания».

Бог Детей Волка близок и конкретен, зрим и телесен.

* * *

Возглавлял процессию Глава Совета Родов Степи, Старейшина Мирфас…

За ним, в окружении факельщиков, двигались нагие и босые рабыни, на блестящих умасленных телах которых плясали отблески пламени. Рабыни были избавлены даже от обычных рабских ошейников.

Лишь прямой металлический прут длиной в три локтя лежал на плечах у каждой и к нему были кожаными ремешками прихвачены запястья раскинутых рук. Свободное металлическое кольцо, толщиной менее половины мизинца, прикрепленное к середине прута, обнимало шею.

Двое воинов, держась за концы этого прута, придерживали и направляли каждую рабыню.

И вот процессия достигла круга.

Факельщики распределились по окружности. Каждую из рабынь, в соответствии с брошенным жребием, поставили на колени в отведенном секторе круга и пристегнули короткой цепочкой к вмурованному в камень кольцу. Воины отступили за пределы круга.

Свет факелов давал зрителям возможность рассмотреть дарственных рабынь. Одна из них, парализованная страхом, так и осталась стоять на коленях распятием, уронив голову. Другая в рыданиях бросилась ничком. Остальные опустились на пятки в обязательную позу «рабыни для удовольствий» с широко раздвинутыми коленями, но лишь одна из них держала спину прямой, а подбородок — поднятым.

По незаметной команде факельщики одновременно затушили огни, и пришла темнота…

* * *

Луны в небе слились воедино, притушив друг друга, и стало ещё темнее.

Снизу, от Круга, расположенного у подножия пика, донесся клекот кипящей воды, выхлестывающей из центрального колодца и заполняющей Круг.

Вторя ему, шумно ударил вверх фонтан Источника Жизни. В увлажнившемся воздухе запахло послегрозовой свежестью.

В центре круга темнота продолжала сгущаться и вот, возник силуэт неясной темной массы. Постепенно разгораясь, засветились мерцающим, как пламя факелов, кроваво-красным цветом выгравированные в камне линии окружности и границ секторов. Их свет пульсировал и переливался, как биения громадного сердца.

И все увидели его — Первого Волка.

Черный волк с седой мордой сидел посреди круга, прямо на пересечении линий секторов. Он был громаден — взрослый воин был бы вровень лишь с плечом сидящего зверя.

Седой Волк обвел оранжевыми глазами трибуны. Все затаили дыхание…

…и тут Волк протяжно, по собачьи, с поскуливанием, широко зевнул и шумно почесал себя задней лапой за ухом.

Вздох облегчения пронесся по трибунам, но тут разумы присутствующих поглотило сознание Бога.

Первый Предок был голоден, и все присутствующие разделили голод Зверя. Не «голод», а Голод, всепоглощающий, безотлагательный, повелительный.

Седой поднялся и прошелся по кругу, принюхиваясь. От рабынь несло аммиачным запахом страха, теплой кровью, бьющейся в жилах, благовонными маслами.

Он сделал еще круг. Трибуны вместе с ним услышали миллионы запахов, недоступных человеческому обонянию, в том числе — и собственный, учуянный Волком как сотни тоненьких ручейков — восторженных, боязливых, стыдливых, экстатически восхищенных.

Волк сосредоточился на рабынях. Те восхитительно пахли мясом — теплым, живым, трепещущим и беспомощным. Это было так соблазнительно, что Голод вскипел гигантским цунами и затмил все остальное. Сильным ударом лапы он опрокинул на спину самую трепещущую из них и впился зубами в мягкий живот, торопясь добраться до нежных пряных потрохов…

Отчаянный крик пожираемой заживо рабыни наполнил ночь. В воздухе поплыл железистый запах крови. Волк рванул раз, другой…

Из разорванной брюшной аорты в воздух ударил черный фонтан крови, и крики рабыни смолкли. Хищник быстро глотал вырванные куски, выедая печенку, и люди, поглощенные его разумом, разделяли с ним этот вкус, это наслаждение жадным насыщением плотью, еще не успевшей осознать свою смерть.

Лишь одни протяжный горестный крик прозвучал с трибун. Но в нем не было сочувствия, кричал мастер, «создавший» эту рабыню, видя гибель своей работы…

Рабыни бросились ничком, пряча глаза от жуткого зрелища, и лишь одна продолжала держать прямой спину и раскрытыми глаза, хотя прямо перед ней дергались в агонии пятки умирающей, а «полено» хвоста пирующего хищника несколько раз обмело ее по лицу…

* * *

Волк ел жадно и быстро насытился.

Первый Предок погрузился в сытую дремоту, и все присутствующие разделили звериную радость удовлетворенных желаний, счастье сытого Зверя. Ничто сейчас не тревожило нажравшегося хищника, равнодушие сытости овладело им и Детьми Волка.