Степь и Империя. Книга I. СТЕПЬ (СИ) - "Балтийский Отшельник" - Страница 26

— О, здесь все достаточно просто. Нет, степной здавур не запрещен. Хотя, будем откровенны, и через Ваш отбор не пройдет офицер, замеченный в злоупотреблении этим напитком. И Вы будете правы — такой офицер ненадежен, во-первых. А во-вторых, возникает законный вопрос, откуда у простого офицера достаточно денег, чтобы злоупотреблять настоящим степным здавуром?

Считать ли его вредным? Это с какой стороны посмотреть. Если использовать здавур как лекарство, то степной несомненно лучше — он быстрее и дольше бодрит, чувства и разум обостряются сильнее, действие заканчивается мягко и не вызывает неприятных ощущений, вроде похмелья. Чем имперский здавур грешит в первую очередь. Однако, стоит начать употреблять здавур чаще, чем раз в десяток дней — и к нему возникает непреодолимая привычка, которую крайне трудно побороть. И которая очень быстро превращает человека в полного жизненного банкрота, лишая его денег, здоровья и разума. И этим грешит как раз здавур степной. Имперский здавур надо пить буквально день через день, чтобы попасть в зависимость. Сравнивая их, можно сказать, что тупым ножом труднее порезаться…

— Любой мясник скажет Вам, мастер Питер, что легче всего порезаться тупым ножом. Тупой нож принуждает прикладывать излишнюю силу и склонен двигаться по пути наименьшего сопротивления. Острый же нож не замечает препятствий и движется туда, куда направляет его рука хозяина.

— Вы все еще фехтуете со мной, мастер Абелард, хотя я капитулировал еще до начала схватки. Признаю, сравнение с тупым ножом было неудачным. Но Вы ведь все равно уловили тот смысл, который я хотел вложить в это сравнение, не так ли? Хотя, надо сказать, именно сейчас Ваше угощение как нельзя кстати. Я несколько утомлен, и не хотелось бы по этой причине упустить что-то важное. Приступим?

— Может сначала вторую чарку и поедим?

— Предлагаю компромисс: вторую чарку и поговорим за чаем. Я устал больше, чем это заметно, и если я сейчас плотно поем, то усталость может взять верх над моим чувством долга. Время торопит меня. Но мне крайне необходимо, чтобы Вы не только выслушали меня, но и обдумали мои слова до нашей вечерней встречи.

— Хорошо, мастер Питер. Будем! — и Сотник отсалютовал чаркой.

Инквизитор начинал нравиться ему. Он любил таких людей — спокойных, обстоятельных, продумывающих свои слова. Нравились Сотнику и люди со скрытой внутренней силой — «сталь, завернутая в хлопок». И его собеседник был именно из таких. Естественная осторожность, необходима при беседе с Инквизицией, тоже слегка притихла: трудно сказать что-то неподобающее, только внимательно слушая. И лучше беседовать с Инквизитором за собственным столом, чем получить настоятельное приглашение к нему в подвал.

— Я внимательно слушаю Вас, мастер Питер.

Инквизитор признательно кивнул и на какое-то время погрузился в размышления.

— Простите мне паузу, мастер Абелард, я размышлял, как кратчайшим способом изложить Вам информацию, которая собиралась много лет.

Скажем так… После тех усилий, что мне пришлось приложить, чтобы наладить преграду, «процеживающую» людские реки, двинувшиеся в Империю после присоединения северных территорий, я увидел, сколь разрознены силы Империи даже в рамках одной всего одной коронной службы — инквизиции. Отдельные Пальцы с трудом объединялись в ищущую Руку, а о том, чтобы Рука научилась сжиматься в карающий и атакующий кулак, оставалось только мечтать. Там же, где возникала необходимость взаимодействия нескольких служб, неразбериха росла из неразберихи.

Я серьезно озаботился этой проблемой и смог донести эту озабоченность и до своего начальства и до самого Императора. В результате мне предложили разработать программу реформ структур государственного управления, в первую очередь — ответственных за безопасность Империи и лично Императора. За эти годы мне удалось достичь определенных успехов, которые не бросаются в глаза, потому что и не должны бросаться в глаза людям незаинтересованным.

Одним из принципов, который я закладывал в эти реформы, является постоянный сбор информации, ее систематизация и обдумывание. В том числе регулярные отчеты местных отделений всех коронных и магистратских служб — наших, службы Охраны Короны, Пограничной стражи, Таможенной службы, Податного управления и даже местных служб магистратской стражи и податных управлений крупных городов.

Люди всегда плохо относятся к новым обязанностям, особенно когда им за это не платят. Вполне нормально, что человек хочет делать как можно меньше — а получать как можно больше. Но разными, не всегда — приятными, способами нам удалось решить поставленную задачу и сведения стали поступать и обрабатываться. И вот тут меня ожидал первый шокирующий результат.

Раньше никого не интересовала прибыль и убыль населения Империи вне интересов Податного управления. А так как податные списки традиционно содержат лишь лиц мужского полу — как плательщиков налога и потенциальных рекрутов, то информацию о убыли женского населения можно обнаружить лишь в отчетах местной стражи о криминальных происшествиях в зоне их ответственности.

Я понимаю, что сейчас задам болезненный для Вас вопрос, но я вынужден. Мне не хотелось бы бередить Вашу рану, но скажите мне, мастер Абелард, сколько, по Вашему мнению, в год похищают молодых гражданок Империи?

— Спасибо за участие, мастер Питер, но я уже как-то сжился со своим горем. Во времена моей непосредственной службы на границы, наши патрули ловили примерно один караван с похищенными в пять-десять дней, в тот сезон, когда горы проходимы. С учетом того, что обычно в таком караване 1десять-двадцать рабынь, горы непроходимы четыре, а то — и пять месяцев в году, предположим, мы перехватываем три каравана из четырех. Хотя вероятнее — один из двух. Получается — самое большое тысячи две в год. Реально — около тысячи, я думаю. Горе для каждой семьи, но не так уж много в масштабах империи. От недорода в одной из областей за год мрет в сотню раз больше, наверное…

— И мы первоначально придерживались таких же предположений. Как бы вы себя здесь не чувствовали, но в столице Южная граница постоянно на слуху. Егеря — легендарные герои! То эскадрон егерей подстерег и погнал группу кочевников пытающихся просочиться на территорию Империи, то бесследно пропал пограничный патруль, неосторожно углубившийся в горы, где степняки чувствуют себя как дома, или ставший на пути банды, которая незаметно просочилась в Империю. Вот разгромлен караван работорговцев, освобождено пятнадцать человек. Вот егеря, преследующие караван, наткнулись на заслон и откатились, теряя убитых и раненых. Около пятисот освобожденных жителей Империи в год, около полутора тысяч — по самым грустным подсчетам — которых спасти не удалось. Граница в огне, мужественные егеря стоят на стаже покоя мирных граждан. Противник сильный, хитрый, борьба идет с переменным успехом. Горы коварны, кочевники чувствуют себя в них как дома, два лучника на грамотно подобранных позициях могут от темна до темна удерживать целый эскадрон…

— Все так и есть, мастер Питер.

— Так я и не спорю. Но вот, после пяти лет административной борьбы, к нам начинают поступать отчеты от муниципальных стражников. И тут начинает вырисовываться вопиющее несоответствие.

Помните, мы пришли к выводу что через линию соприкосновения Западного полка, которым Вы командовали и где мы сейчас находимся, по самым грустным подсчетам в год в рабство уводят полторы тысячи граждан Империи. Если взять показатели Восточного полка, у которого почти такой же участок границы и показатели Прибрежных полков, у каждого из которых горный участок примерно вдвое короче, то получится примерно четыре с половиной тысячи. Я сейчас кощунственно округлю эту цифру до пяти тысяч — исключительно для простоты подсчетов.

Вот и получается — в этом году в округе Большие Бельма девок покрали, которые за ягодами пошли. В том году в округе Малые Бельмесы четыре семьи на ярмарку шли — мужиков поколотили, одного — оружного, убили, девок и баб угнали. Одну оставили — с грудничком. Расти, дескать, подрастет — тогда и заберем. Баба с тех пор умом повредилась. Таких историй — море. И каждый бургомистр, каждый староста такую историю заканчивает: «А так то, у нас места тихие, спокойные, народ хороший…» Тишь да гладь…