Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 1 - Коллектив авторов - Страница 45

На этом фоне кристаллизуется еще одна чрезвычайно важная проблема постклассической культурной рефлексии — проблема человека как субъекта культуры и ее творца. Классический гуманизм мыслил человека существом разумным, разум воспринимался как основа свободного поведения и самореализации личности. В новых условиях рождается более сложное понимание человеческой индивидуальности и ее культуротворческих возможностей.

На трансформацию западноевропейских представлений о человеке, как известно, огромное влияние оказали марксизм и ницшеанство. Переосмыслив гегельянство, К. Маркс пришел к новой концепции личности: субъект определяется не мышлением, сознанием или разумом, но практическим, имеющим активный характер, действием. Ф. Ницше, констатировав смерть Бога в западной культуре, движущей силой нового общества обозначил «волю к власти», под которой понимал волю творческую, освобождающую от традиционных представлений и ценностей. Личность в ницшеанской концепции — это «сверхчеловек», совершающий постоянное усилие ради акта самоопределения, ради внутреннего освобождения от разного рода ложных ограничений.

Новое понимание субъектности в культуре XX в. сформировалось благодаря трудам знаменитого австрийского врача и психоаналитика З. Фрейда. Он сумел обосновать наличие в человеке трех уровней сознания («оно», «Я», «Сверх-Я») и показать механизмы взаимодействия между ними. «Оно» — это бессознательное, мир безотчетных влечений человека, где половой инстинкт дополняется инстинктом разрушения. По Фрейду, бессознательное не может постоянно контролироваться сознанием («Я») и в результате оказывается ареной конфликтов вытесненных цивилизацией запретов, т. е. «Сверх-Я». Бессознательное перевернуло классические представления о человеке как о существе, всецело контролируемом разумом. Окончательно разрушенные З. Фрейдом культурные табу высвободили взрывную энергию, отныне питающую стремление к творческой свободе, к экспрессивному личностному самовыражению, разрушающую прежние модели индивидуального поведения и художественных практик.

Поиск индивидуальности в условиях внутренней, утратившей прежние ограничения свободы становится центральной проблемой культурной рефлексии и лейтмотивом творческих исканий первой половины XX в. Его острота, напряженность и противоречивость во многом определяется противоположной тенденцией — дегуманизацией, обезличиванием социально–культурных отношений в массовом обществе. Культурно–философская мысль чрезвычайно остро ставит вопрос о решающем значении человеческой субъективности в мире, где господствует отчуждение. Эта проблема становится стержневой в одном из самых значимых направлений культурфилософской мысли первой половины XX в. — экзистенциализме, представленном в первую очередь именами немецких мыслителей М. Хайдеггера, К. Ясперса, М. Бубера, а также французских философов Г. Марселя, Ж.-П. Сартра, А. Камю.

Экзистенциализм, уходящий корнями в умонастроения XIX в., стержнем своих исследований делает тему трагедии гуманистической культуры в реалиях радикально изменившегося мира. Занимаясь анализом человеческого бытия (экзистенции), мыслители, представляющие это направление, — при всех различиях их воззрений — так или иначе стремятся ответить на вопрос о возникновении враждебных человеку форм отчуждения, в столкновении с которыми реализуется уникальность и подлинность экзистенциальной свободы.

Главное противоречие, о котором размышляют экзистенциалисты, связано с тем, что нарастающая враждебность общества, господство жестко выстроенной институциональной системы, уравнивающей человека в его обезличенном существовании, является результатом успехов социально–экономического развития, триумфального покорения природы, преобразования общественных отношений. Именно прогресс загоняет личность, утрачивающую предзаданные обществом, религией и т. д. ориентиры, некогда придававшие смысл ее существованию, в тупик. Положение экзистенциального, т. е. не желающего смириться с потерей индивидуальной свободы, субъекта воспринимается как изначально трагичное. Единственный выход — это преодоление чувства тревоги, страха («тошноты», по Ж.-П. Сартру) и существование на основе постоянного свободного выбора, позволяющего принимать собственные решения, формировать индивидуальную модель поведения, выходить за пределы обыденности, на уровень подлинной экзистенции. Так, Ж.-П. Сартр, наиболее глубоко разработавший проблему индивидуальной свободы, утверждает, что гуманистические ценности создаются каждым индивидом для себя. Они являются результатом его личных действий, которые и составляют смысл существования в мире. Отсюда следует важнейший вывод: человек — не просто субъект культуры, это источник культурного творчества и постоянного самообновления культуры. Бытие в целом зависит от индивидуальных духовных способностей каждого человека и возможностей его самореализации. Свободная деятельность экзистенциального субъекта — основа развития культуры.

Экзистенциализм как мировоззрение был наиболее глубоким выражением духовного состояния западной цивилизации первой половины XX в. В нем, как в зеркале, отразились как важнейшие направления поисков культурного сознания эпохи, так и основные особенности развития культуры в целом. Массовая, несущая дегуманизацию и деиндивидуализацию культура, с одной стороны, — личностное видение и творческое самосознание, с другой, — именно эти измерения культурного пространства формируют основные векторы культурной динамики времени.

Продуктом быстрых темпов индустриального развития, как уже указывалось, является социокультурное пространство нового типа — массовое общество, решающую роль в котором играет массовая культура.

Начиная с XVIII в. в развитых странах западного мира идут процессы индустриализации и урбанизации, результатом которых становится создание крупного машинного производства, переселение бывших крестьян в города, изменение образа жизни и ценностных ориентиров огромных масс населения. Это период, когда быстрыми темпами разрушается традиционная культура, предполагающая регулярность воспроизводства социально–культурного опыта и персонализированные формы его трансляции. Увеличивающееся городское население нуждается в иных механизмах адаптации к резко меняющейся жизни. Интенсификация трудовой деятельности, вовлеченность в политические процессы, усложнившийся характер социальных связей — это и многое другое меняет психологию человека, генерирует новые культурные стереотипы. Прежний тип культурного сознания замещается другим, предполагающим большую универсализацию социального опыта, иные формы досуговой и рекреационной деятельности. Именно массовая культура создает новые культурные формы трансляции социального опыта, формирует потребительские вкусы.

Осмысление краеугольных особенностей массовой культуры первой половины XX в. предполагает понимание тех сложных и противоречивых функций, которые она выполняет в индустриальном обществе. Массовая культура является универсальной возможностью адаптации индивида, не опирающегося более на опыт традиции, к сложной и противоречивой реальности — к социокультурным нормам, новым знаниям и формам досуга, к восприятию социально востребованной информации. В этой ситуации многократно возрастает потребность в релаксации, снятии избыточного психологического напряжения, в упрощении сложных проблем и сведении их к понятным смыслам и мифологемам, построенным по принципу «добро–зло», «свой–чужой» и т. п. Ответом на эти вызовы становится появление общедоступных развлекательных форм досуга, в основу которых кладется стандартизированный культурный опыт, помогающий снять стресс, уйти от чувства одиночества, сделать выбор в соответствии с прокламированными ценностными установками, сводящими к примитивным сложные культурные смыслы. Новые культурные продукты рассчитаны на однозначную реакцию, обращены к простым чувствам людей, не требуют творческой переработки, предполагают пассивное принятие и бездумное потребление. Иными словами, новые формы культуры, с одной стороны, удовлетворяют запросам массового человека, с другой, формируют их у него, создают коммерчески ориентированную индустрию массовой культурной продукции.