Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 1 - Коллектив авторов - Страница 39

Наконец, энергичные попытки проникать в рабочее движение в период между двумя мировыми войнами предпринимали ультраправые партии (итальянские фашисты, германские нацисты, испанские национал–синдикалисты и т. д-). Их доктрины признавали наличие групповых интересов работников и предпринимателей, но предусматривали их подчинение интересам нации и государства в рамках отраслевых корпораций и объединений. После прихода этих партий к власти их профсоюзы становились частью государственного аппарата и проводником государственной политики в трудовых и социальных вопросах.

Окончание Второй мировой войны и переход к моделям социального государства привели к значительным переменам в структуре и ориентации рабочих движений. В первые послевоенные годы в Западной Европе даже профсоюзы, находившиеся под контролем коммунистов (во Франции, Италии и др.), взяли курс на реформирование, а не радикальное изменение существующей системы и в целом неодобрительно относились к забастовкам. В 1945 г. большинство профсоюзов мира, которые действовали под влиянием как коммунистических, так и социал–демократических и лейбористских партий, объединились во Всемирную федерацию профсоюзов (ВФП). В нее вступили организации из 56 стран с 67 млн членов. Ситуация изменилась с началом холодной войны, когда некоммунистические профсоюзы во главе с Британским конгрессом тред–юнионов покинули ВФП и образовали Международную конфедерацию свободных профсоюзов (МКСП); в ее рядах преобладало влияние социал–демократии. Отдельно действовала Международная конфедерация христианских профсоюзов, в 1968 г. переименованная во Всемирную конфедерацию труда (ВКТ). В 1988 г. в МКСП состояли 149 национальных профобъединений 100 стран с 83 млн членов, в ВФП — 92 профцентра 83 стран с 214 млн членов, в ВКТ — 84 профобъединения 78 стран с 14 млн членов. В 2006 г. МКСП и ВКТ объединились в Международную конфедерацию профсоюзов.

В рамках моделей социального государства «западного» типа крупнейшие профсоюзы выступали в роли социальных партнеров предпринимателей и государства, а радикальные течения (анархо–синдикалисты и др.) были маргинализированы. Рабочие организации рассматривались как своего рода корпоративный институт, которому трудящиеся «делегировали» представительство своих «партикулярных» интересов в общем механизме поиска консенсуса. В таких странах, как Великобритания, ФРГ и др., развилась практика отраслевых или общенациональных соглашений между предпринимателями и профсоюзами, причем конфликтные случаи рассматривались и разрешались совместно, нередко с участием государства. Создавались совместные и смешанные комитеты. На предприятиях и в учреждениях были образованы органы представительства работников, которые были призваны обеспечивать их «соучастие» в управлении (в действительности, играли скорее консультативную роль). В некоторых странах (Франции, Италии и др.) в 1950‑е-1960‑е годы была введена так называемая «подвижная шкала» зарплаты, т. е. механизм ее автоматического увеличения соответственно росту цен и инфляции. В Австрии система «трехстороннего диалога» между государством, профсоюзами и предпринимателями приобрела институциональный характер: все законопроекты по социально–экономическим вопросам должны были пройти предварительное согласование представителей правительства, объединений работодателей и профсоюзного руководства.

Включение подавляющего большинства профсоюзов индустриальноразвитых стран в систему социального государства сопровождалось глубокими изменениями в целях, тактике, методах организации и действий рабочего движения. Забастовки, которые прежде нередко воспринимались как основной способ борьбы на производстве, теперь рассматривались как крайнее средство разрешения трудового спора между работниками и предпринимателями, когда предшествующие примирительные процедуры и арбитраж государства не дали результатов. Темы и требования, связанные с контролем работников над производством, потеряли актуальность; наиболее часто конфликты возникали в связи с вопросом о зарплате, т. е. о доле социальных групп в распределении общественного богатства. Профсоюзам, которые все больше ориентировали свою работу на переговоры с «социальными партнерами», диалог с властями, совершенствование законодательства и юридические тяжбы по трудовым проблемам, требовался обширный аппарат освобожденных работников, специалистов, экспертов. Участие этих лиц в многочисленных процедурах, связанных с «представительством интересов» наемных работников, неизбежно вело к расширению их компетенции и усиливало процессы бюрократизации внутри профсоюзов. Рабочие союзы превратились в огромный и мало прозрачный для рядовых членов механизм. Нередко они занимались и предпринимательской деятельностью (к примеру, в ФРГ работали профсоюзный банк, кооперативная торговая сеть, жилищностроительный кооператив «Нойе хаймат» и т. д.), что еще больше усиливало внутреннее недовольство.

Сконцентрировавшись на защите групповых интересов в рамках системы социального государства, профсоюзы как общественный институт фактически отказались от выдвижения целей и задач, которые касались общества в целом и проблемы общественного строя. Не только политически нейтральные, но и связанные с теми или иными партиями профсоюзы окончательно сосредоточились на трудовых темах, полностью отдав общие социально–экономические и политические вопросы в ведение партий. Подобный подход был характерен не только для союзов, ориентированных на социал–демократию или конфессиональные течения, но и для организаций, фактически руководимых коммунистическими партиями западных стран.

В странах Восточной Европы, Китае, Северной Корее, Северном Вьетнаме, а после 1959 г. и на Кубе утвердился тот же тип профсоюзного движения, который существовал в СССР, причем администрация предприятий и работники включались в один и тот же профсоюз. Самоорганизованная социальная активность в этих странах систематически подавлялась, но в периоды острых кризисов прорывалась на поверхность в форме стихийных стачек, создания рабочих комитетов (в 1953 г. в ГДР), рабочих советов (в Венгрии и Польше в 1956 г.) и независимых профсоюзов («Солидарность» в Польше в 1980 г.).

Положение профсоюзов в мире претерпело новые изменения в конце XX столетия из–за поворота к «неолиберальной» экономической модели и отступления от принципов социального государства. С падением режимов компартий и системы «партии–государства» в этих странах исчез и соответствующий им тип «профсоюзного движения. По всему миру организациям наемных работников пришлось противостоять не только растущей безработице и снижению доходов трудящихся, но и политике дерегулирования трудовых отношений, которая сопровождалась распространением временной, неустойчивой и негарантированной занятости («прекаризацией труда»), снятием ряда ограничений на увольнения и продолжительность рабочего времени, урезанием прав работников на производстве. Привыкшие к своей роли «социального партнера», профсоюзы мэйнстрима с трудом пытались приспособиться к новой ситуации. Нередко они соглашались на ухудшение положения работников в обмен на сохранение рабочих мест. Вынужденные подчас прибегать к такому средству борьбы, как всеобщие забастовки, профсоюзы стараются ограничить их продолжительность одним или двумя днями, чтобы не нанести ущерба экономике, чем значительно снижают их эффект. Такое положение послужило в конце XX — начале XXI в. одним из факторов, побуждающих трудящихся искать новые, нетрадиционные формы борьбы, в том числе и вне рамок системного профсоюзного движения.

Положение крестьянства как социального слоя в XX в. сильно различалось, в зависимости от региона планеты и конкретной страны. В большинстве европейских государств традиционный инструмент крестьянской самоорганизации, сельская община, был разрушен в процессе индустриализации и модернизации; сельские сходы перестали собираться, а общинные угодья были огосударствлены или приватизированы. К началу столетия община сохранилась в России, ряде районов на Балканах, в Латинской Америке, Азии и Африке. Однако даже там, где она исчезла как учреждение, элементы и традиции общинного коллективизма и взаимопомощи удерживались среди крестьян на протяжении многих десятилетий. Специфика социальной ситуации крестьянства вынуждала его вести борьбу на два фронта — против традиционного помещичьего землевладения и против крупного агробизнеса, торжествующего в ходе модернизации. Преобладание той или иной линии конфликтов зависело от социальной структуры той или иной страны.