Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 1 - Коллектив авторов - Страница 138

Португалия накануне Первой мировой войны являлась одной из немногих республик на континенте, это было главным завоеванием демократической революции 1910 г. Однако новая форма правления не принесла стабильности — за пятнадцать последующих лет в Португалии сменилось более сорока правительств, которые так и не смогли приблизить страну к уровню промышленного развития передовых государств Европы. Настроения недовольства зрели в офицерском корпусе, в 1926 г. реакционно настроенные офицеры совершили военный переворот. Один из министров правительства, назначенного путчистами, Антониу де Оливейра Салазар, до того момента профессор экономики, занялся воплощением на практике своих теоретических познаний. Сторонник государственного дирижизма и социальной доктрины католицизма, он добился внутриполитической стабилизации и сократил до минимума бюджетный дефицит. Став впоследствии премьер–министром, Салазар осуществил ряд крупных инфраструктурных проектов, обеспечил себе долговременную поддержку армии и церкви и оставался у власти вплоть до 1968 г. В эти годы в Португалии подавлялась оппозиционная деятельность, а вся полнота власти находилась у правительственной партии «Национальный союз».

По итогам Первой мировой войны восточноевропейский политический ландшафт отличало значительно большее разнообразие, чем до 1914 г.: на территориях четырех бывших империй — Австро–Венгерской, Османской, Российской и Германской — отныне помещалось 12 средних и малых государств — Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария, Югославия (до 1929 г. — Королевство сербов, хорватов и словенцев), Греция и Албания. Все эти весьма различные державы были молодыми и неокрепшими, включая те из них (Греция, Румыния, Болгария и провозгласившая независимость в конце 1912 г. Албания), что имели свою государственность до начала мировой войны. Их объединяло прежде всего то, что право на существование на карте Европы они получили от победивших великих держав в рамках Версальско–Вашингтонской системы международных отношений.

Само по себе обретение независимости уже было большой геополитической удачей по сравнению с тщетными усилиями в том же регионе так называемых формирующихся государств (Украинская держава гетмана Скоропадского, Белорусская народная республика, Украинская народная республика, Западно–Украинская народная республика, Венгерская и Словацкая советские республики), просуществовавших совсем недолго и не признанных победителями в войне, или на фоне отсутствия после 1918 г. малейшей реальной возможности для создания собственного государства у ряда сложившихся наций (хорваты, словенцы).

Самим же политикам Восточной Европы казалось, что их послевоенная державность является естественным продолжением древних и средневековых государственных традиций, хотя в реальности они к началу 1920‑х годов пытались проводить куда более современную политику, сочетавшую ценности XIX столетия как «века национализма» и обещания социальных реформ в интересах «всего народа». Ставка на национализм оказалась ошибочной — в первую очередь потому, что большинство государств региона оказалось многонациональными, а рецепта эффективной политики в отношении этнических меньшинств так и не было выписано, несмотря на многочисленные документы Лиги Наций по этому вопросу. Обещания в социальной сфере в условиях колоссальных послевоенных трудностей в экономике почти повсеместно, за исключением Чехословацкой республики (ЧСР), были далеки от действительности. Избранная практически повсюду в Восточной Европе в качестве стартовой площадки для послевоенной государственности модель парламентской демократии также не оправдала возлагавшихся на нее надежд, опять–таки за исключением ЧСР.

Уже в 1920‑е годы все 12 стран Восточной Европы оказались в своеобразной «мертвой зоне» европейской политики — это произошло в условиях, когда США ушли из Европы, а декларированная победителями в войне, прежде всего Францией, идея «санитарного кордона», который был призван сдержать рост могущества Советской России и Германии, провалилась уже к 1920 г., после передачи ЧСР спорной с Польшей территории Тешинской Силезии. Польско–чехословацкий конфликт и более десятка других противоречий между странами региона оказались принципиально нерешаемыми в течение всего межвоенного периода. Союзные отношения среди государств Восточной Европы были скорее исключением (оформившаяся с 1920 г. так называемая Малая Антанта в составе Чехословакии, Румынии и Югославии; Балтийская Антанта 1934 г. как альянс Эстонии, Латвии и Литвы; не реализованная договоренность 1934 г. о создании Балканской Антанты из Греции, Югославии, Румынии и Турции). В итоге ни немногочисленные союзники, ни Антанта не могли стать для молодых государств надежной точкой опоры, вследствие чего и внутреннюю, и внешнюю политику им с первых лет независимости пришлось выстраивать самим, начиная, как это случилось, к примеру, с Польшей, Литвой или Албанией, с многолетних усилий по оформлению собственных границ и их международному признанию.

После Первой мировой войны оказались неприменимыми на практике и традиционные идеологические конструкции, в том числе идея славянского единства, вполне актуальная до начала 1910‑х годов в обновленном варианте «неославизма». 4 из 12 государств региона были славянскими, в том числе самая крупная из них по площади Польша (388,6 тыс. кв. км) и третья по этому показателю Югославия (248, 7 тыс. кв. км), однако проявления солидарности славян на пространстве Восточной Европы просматривались гораздо реже, нежели геополитические противоречия между ними.

Межвоенная Польша, известная также как II Речь Посполитая (в качестве преемницы ушедшей в историю в 1795 г. I Речи Посполитой), состоялась как одно из самых крупных европейских государств того времени. Но первоначальная эйфория от обретения независимости спустя 123 года уже в конце 1918 г. переросла в разочарование, вызванное осознанием того, что признание победителями в войне государственного статуса Польши не означало легитимации какого–либо варианта ее государственных границ и необходимость прибегать в этом вопросе к силовому решению. В итоге на оформление рубежей II Речи Посполитой ушло три года — с конца октября 1918 по октябрь 1921 г.

Формирование государственной территории проходило в условиях острейших внутриполитических споров, в первую очередь между сторонниками Ю. Пилсудского, назначенного 11 ноября 1918 г. командующим вооруженными силами и 14 ноября временным начальником государства, и национал–демократами во главе с Р. Дмовским, имевшими опыт дипломатической работы в эмиграции в деле возрождения Польши. Примечательно, что режим парламентской демократии был внедрен в государстве намного раньше установления его границ — уже в феврале 1919 г. собрался Законодательный сейм, который принял так называемую Малую конституцию, определившую полномочия парламента, правительства и начальника государства. 17 марта 1921 г. была принята постоянная конституция Польши, провозглашавшая республику и принадлежность верховной власти народу. Центральное положение в системе власти занимала нижняя палата парламента — сейм, утверждавший правительство; полномочия президента Польши были серьезно урезаны.

К моменту принятия конституции борьба за границы Польши была в основном завершена. 18 марта 1921 г. в Риге был подписан мирный договор, завершивший польско–советскую войну (боевые действия между сторонами фиксировались уже с начала 1919 г.). Не имевший никакого военного образования Пилсудский проявил себя неплохим военным стратегом в ходе сражения под Варшавой в августе 1920 г., окончившегося наступлением польской армии, позволившим существенно расширить восточные рубежи Польши. Он оказался и не менее ловким дипломатом, удержавшимся в 1919 г. от сотрудничества с А. И. Деникиным во время наступления белых армий на Москву и избежавшим в итоге неминуемых территориальных потерь в случае реализации концепции «единой и неделимой России».