Просто Давид - Портер Элинор - Страница 16

— Не на что, кроме этих вещей! — эхом повторил мальчик с внезапной тоской в голосе. — Не на что, кроме этих вещей! Если бы я что-нибудь видел, какая разница, что это было бы! Да и тебе не было бы разницы, будь ты слеп как я.

— Слеп! — Давид в ужасе отпрянул. — Ты хочешь сказать, что ничего не видишь своими глазами?

— Ничего.

— Ох! Я никогда еще не видел слепого. В одной книге был слепой, но папа забрал ее. А потом, в здешних книгах, были другие, но…

— Да, да. Ну, неважно, — сказал слепой мальчик, становясь нетерпеливым из-за жалости в голосе другого. — Ты сыграешь?

— Но как же ты вообще узнаешь про красоту этого мира? — содрогнулся Давид. — Как это возможно? И как у тебя получится не фальшивить? Ты же тоже инструмент. Папа говорил, что каждый из нас — инструмент. И каждый всегда что-нибудь играет, и если ты фальшивишь…

— Джо, Джо, пожалуйста, — взмолилась девочка. — Пусть он уйдет. Я боюсь. Я тебе говорила…

— Вздор, Бетти! Он тебя не тронет, — Джо с некоторым раздражением хохотнул. Затем он довольно резко повернулся к Давиду.

— Ну же! Ты будешь играть? Ты сказал, что сыграешь!

— Да, о да, я сыграю, — с запинкой сказал Давид, торопливо пристраивая скрипку и проверяя струны слегка дрожащими пальцами.

— Вот! — Джо с довольным вздохом откинулся на спинку стула. — Повтори еще раз то, что было раньше.

Но поначалу Давид не стал играть прежнюю мелодию. В его музыке не было ни воздушных кораблей-облаков, ни безграничного неба, ни птиц, ни бормочущих лесных ручей. Была только бедная комната, грязная улица, одинокий мальчик с невидящими глазами, сидящий у окна, — мальчик, который никогда не узнает, как прекрасен мир, в котором он живет.

И вдруг Давиду пришла новая мысль. Этот мальчик, Джо, сказал, что понимает его. Кажется, он понял, что ему рассказывали о солнечных небесах и лесных ветерках, о поющих птицах и говорливых ручейках. Может, он снова поймет?

А что, если мир для невидящих глаз можно сотворить?

Должно быть, так Давид не играл никогда в жизни. Как будто на четыре трепещущее струны он возложил пурпур и золото тысячи закатов, розы и янтарь тысячи рассветов, зелень бесконечных лесов и голубизну неба, поднимавшегося до самых райских чертогов, — чтобы Джо понял.

— Вот это да! — выдохнул Джо, когда музыка завершилась мощным аккордом. — Это ж просто здорово! Ты мне дашь разок потрогать свою скрипку? — И, глядя в сияющее лицо слепого мальчика, Давид поверил в то, что Джо действительно его понял.

Давид создал для Джо настоящий новый мир — мир чарующей музыки вместо тишины, увлекательного общения вместо одиночества и чудесных сладостей вместо скудной и однообразной еды.

Вдова Гласпел, мать Джо, скребла и чистила целыми днями, и Джо был вынужден полагаться на несколько хаотичное и весьма неумелое попечение Бетти. Та была не лучше и не хуже любой другой неграмотной и безответственной двенадцатилетней девчонки, и, наверное, не стоило ждать, что она будет проводить все ясные солнечные дни взаперти вместе со слепым и довольно капризным братом. Да, в полдень она обязательно появлялась и готовила что-то вроде обеда для себя и Джо. Но в кладовой Гласпелов часто было так же пусто, как в голодных желудках детей, искавших в ней что-нибудь съестное, и требовался повар поискуснее легкомысленной Бетти, чтобы произвести из ее скудного содержимого приятное на вкус или хотя бы сытное блюдо.

С приходом Давида все это в жизни Джо переменилось. Во-первых, появилась музыка и общение. Отец Джо в молодости «играл музыку с ребятами» и, если верить вдове Гласпел, «ловко обходился с инструментом». Вероятно, от него Джо унаследовал страсть к мелодии и гармонии, и неудивительно, что Давид так скоро увидел в мальчике родственную душу. При первом же взмахе давидова смычка грязные стены вокруг них рушились, и друзья вместе уносились в волшебный мир радости и красоты.

И Джо не всегда оставался в роли слушателя. Сначала исполнилось то, о чем он так молил, — мальчик «просто потрогал» скрипку, потом робкий смычок коснулся струн и спустя поразительно короткое время Джо уже наигрывал простые мелодии. А через две недели Давид принес ему отцовскую скрипку для занятий.

— Я не могу подарить ее тебе, — объяснил Давид слегка дрожащим голосом, — потому что она папина, и, когда я смотрю на нее, знаешь, я как будто вижу его. Но можешь ее взять. И тебе всегда будет, на чем играть, если захочешь.

Так в руках самого Джо появилась сила, способная перенести его в другой мир, ведь в компании скрипки он уже не был одинок.

Давид принес в дом не только скрипку. Еще были пончики и печенья. С самых первых своих визитов Давид к великому своему удивлению обнаружил, что Джо и Бетти часто были голодны.

— Но почему вы не пойдете в лавку и не купите что-нибудь? — спросил он как-то.

Когда Давиду сказали, что на это не было денег, первым его побуждением было принести несколько золотых момент, но, хорошо поразмыслив, он решил, что не осмелится на это. Он не хотел, чтобы его снова назвали вором, и пришел к выводу, что лучше принести из дома еды.

Вся еда, которая могла найтись в домике на горе, всегда предлагалась немногим прохожим, которые добирались до двери хижины. Поэтому перед следующим визитом к Джо Гласпелу Давид, не колеблясь, отправился за провизией в чулан миссис Холли.

Войдя на кухню, миссис Холли увидела, как Давид выходит из чулана с полными руками печенья и пончиков.

— Давид, что это значит? — спросила она.

— Это для Джо и Бетти, — сказал Давид, счастливо улыбаясь.

— Для Джо и… Но пончики и печенья тебе не принадлежат. Они мои!

— Да, я знаю. Я им сказал, что у вас много.

— Много! И что с того? — воспротивилась миссис Холли с растущим негодованием. — Это не значит, что ты можешь… — Но что-то в лице Давида заставило ее остановиться на полуслове.

— Вы же не хотите сказать, что я не могу взять их для Джо и Бетти? Как же так, миссис Холли, ведь они голодают — Джо и Бетти! Они и наполовину досыта не едят, Бетти говорит. А у нас больше еды, чем нужно. На столе каждый вечер остается лишнее. Как же, если бы вы были голодны, разве вы бы не хотели, чтобы кто-то…

Но миссис Холли остановила его жестом отчаяния.

— Ну ладно, ладно, беги. Конечно, можешь взять их. Я… я рада, что ты со мной, — закончила она, страстно желая, чтобы с лица Давида ушло выражение шока и неверия, с которым он все еще смотрел на нее.

Больше миссис Холли не пыталась сдерживать щедрость Давида по отношения к Гласпелам, однако старалась ее регулировать. Она следила, чтобы впредь, собираясь к ним в гости, он брал только выбранную ею еду и только в разрешенных количествах.

Но Давид не ограничивался посещением хижины Гласпелов. Очень часто он уходил в совершенно другом направлении. Через три недели после появления на ферме Холли он увидел Госпожу Роз.

В тот день он прошел через всю деревню и добрался до незнакомой дороги. Это была красивая дорога — белая, гладкая и твердая. Место, где она отходила от главного шоссе, было отмечено двумя гранитными столбами, на которых пламенели настурции в горшках. За ними, как вскоре обнаружил Давид, дорога шла между широкими лужайками и цветущими живыми изгородями, поднимаясь по пологому склону холма. Давид не знал, куда она ведет, но, особо не задумываясь, решил это выяснить. Несколько времени он тихо поднимался по склону, держа немую скрипку под мышкой, но белая дорога по-прежнему оставалась мучительной загадкой, а вот боковая тропа, приглашавшая исследовать свои тенистые глубины, оказалась более сильным искушением.

Не зная того, Давид оказался в поместье «Солнечный холм», единственной «достопримечательности» Хинсдейла, где обитала его единственная богатая жительница, мисс Барбара Холбрук. Кроме того, Давид не знал, что мисс Холбрук не отличалась радушием в отношении посетителей — особенно тех, кто осмеливался явиться, не позвонив условным звонком в дверной колокол у главного входа. Итак, он ничего этого не знал, и потому радостно последовал по тенистой тропе, которая в конце концов привела его к Чуду.