"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Ижевчанин Юрий - Страница 68

Ночью Мастер и Толтисса вновь заговорили о поэте и его трагической судьбе.

— По-моему, ты не всё ему сказала днём. И не совсем правду, — задумчиво проговорил Мастер.

— Да. Я думала, что это ложь во спасение. Надо было сказать ему сразу всё чётко и ясно. Он был сильной личностью, и правду выдержал бы. А полуложь свела его в могилу.

— А в чём же правда?

— Мы с ним могли бы подняться до двойной тантры, но у него не хватило сил, скорее всего, физических. Он был настолько истощён, что и из обычной я его еле-еле вытащила. Естественно, у него возникло ощущение роковой незавершённости. А завершить он после случившейся обычной тантры тем более не смог бы. Так что надо было ему сказать, чтобы воспоминаниями о лучшей ночи своей жизни он вдохновлялся в поэзии, но даже не пытался повторить. В лучшем случае такая попытка убила бы его прямо на ложе любви.

— А худший случай можешь мне не говорить…

— Да, ты и сам понимаешь.

— И вот ещё. В рассказах, что ходят в народе, гетеры поднимают до тантры отшельников, а в легендах о двойной тантре отшельников почти никогда нет. Да заодно ведь ни я, ни Эстайор отшельниками не были. Я чего-то не понимаю.

— Милый мой Мастер! Дело тут не в отшельничестве! В творчестве, в творении художник либо Мастер вплотную приближается к Высшей Душе Мира или Высшему Разуму, что одно и то же. Если он сумел прорваться сам, это просто вспышка гения. А наше, гетер, дело — помочь ему прорваться. Ведь у тебя теперь всё время какая-то затаённая мысль, наверняка в момент возвращения из тантры было прозрение?

— Это так.

— Отшельники слишком часто чересчур сосредоточены на своей душе. Они в каком-то смысле немного эгоистичны и высокомерны, заботясь лишь о своём спасении. Беспокоиться об одном попроще, достаточно быть искренним и отдаваться всей душой аскезе, и они часто подходят вплотную к самому тяжёлому, последнему кругу защиты Мировой Души. Поэтому их удаётся поднять чаще и легче. Но зато оттуда они ничего не выносят, кроме неясных мистических ощущений. Вот почему вас, творцов, тантра поднимает абсолютно, а их даже порою опускает. И не зря ходят легенды о небесных гетерах, соблазняющих самых могущественных отшельников, чтобы их эгоистическая духовная сила не стала разрушительной. Но эти небесные девы на самом деле живут на грешной земле…

— Но почему же тогда так редко поднимаются Мастера?

— У Мастеров, художников, богатырей и полководцев другая опасность. Они могут оказаться слишком замараны в мирской суете, и это их отрезает от Мирового Духа.

— Замараны?

— Да ты сам почувствовал по столице, как она марает. Впрочем, можно сказать и мягче: запутаны в паутине суеты.

— Удивительно! Ты, оказывается, не запуталась в этой паутине!

— Как это тяжело! — со вздохом сказала Толтисса. — Всё время старалась не запутаться, даже если ради этого приходилось вести себя цинично и жестоко.

— Но тогда и ты должна вынести что-то незаурядное из тантры?

— А что может вынести женщина? — вдруг цинично сказала гетера. — Конечно же, дочь-красавицу или сына-богатыря!

Тор почувствовал, что Толтисса чего-то не договорила и договаривать не желает.

На следующий день утром печальный кортеж вернулся в столицу. Мастера встречала Ангтун, смотревшая на него с затаёнными тревогой и страхом, но внешне державшаяся спокойно, и весь сияющий, как новый медный самовар, Тук. По дороге какая-то личность под видом продажи напитков шепнула Мастеру, что Скользкая гильдия теперь довольна и он под её защитой. "Только этого не хватало", — подумал Тор. Навстречу им выбежала дочь Толтиссы, восхищённо смотревшая на двух любовников, добившихся высшего взлета в любви и оставшихся живыми, и поплакавшая над гробом Эстайора.

Словом:

Основным делом Большого Имперского Сейма были выборы Императора. Но, поскольку по традиции Император сохранял титул до конца жизни, если ничего особенного не произойдёт, эти выборы сводились к ритуальным выступлениям глав делегаций, поддерживавшим кандидатуру монарха, и к представлению Императором блюстителя престола на случай своей смерти до нового Большого Сейма. Блюститель обязан был срочно созвать новый Сейм и сам не имел права баллотироваться на Императора. Поэтому его обычно назначали из принцев.

Комиссия по назначению делегации регулярно собиралась, но что-то у них не заладилось, и отъезд всё задерживался.

Ангтун дважды вызывали в Имперский Суд для дачи показаний по делу служанки из таверны, пытавшейся её сварить заживо. Первый из вызовов на всю жизнь запомнился рабыне.

— Дочь моя, расскажи нам, что случилось, когда ты оказалась ошпаренной кипятком? — задал вопрос судья.

— Я вбежала на кухню набрать горячей воды для мытья. По неосторожности я толкнула Артассу, и она, падая, опрокинула котёл в мою сторону.

Лица судей помрачнели, и вдруг Ангтун ощутила, что руки помощника палача прижали её к стулу, палач привязал руки к подлокотникам, судья сказал: "Только без внешних следов!" и ей вонзили иглы под ногти и в нервные узлы.

— Дочь моя, я вынужден напомнить, что мы ищем истину.

— Я сама в этом виновата! — закричала Ангтун, корчась от боли. — Я громко выражала радость от общения с хозяином и прибежала прямо с ложа вся сияющая. А она после отказа не находила себе места! Я её прощаю!

Палач постучал по иголкам.

— Дочь моя, меня интересует правда о том, что случилось. Вспомни и скажи всё как было.

Ангтун в слезах вымолвила:

— Она толкнула котёл прямо на меня, сказав: "Умри, тварь!". Хотела облить меня всю, но я успела отскочить.

— Вот теперь другое дело, дочь моя. На сегодня на этом допрос закончим, — сказал судья. Палач начал её отвязывать, дал болеутоляющее и намазал анестезирующей мазью раны.

— Дочь моя, даже покаяние, если слишком им увлечься, может ввести в смертный грех гордыни, — сказал оранжевый монах. — Ты не должна забывать, что ты должна каяться не только смирением страстей и прощением тех, кто на тебя злоумышляет. Нужно честно и всем сердцем выполнять все свои обязанности, даже если тебе хотелось бы ради спокойствия души ими пренебречь. Победители любят тебя и своевременно показали тебе опасности, связанные со слишком большим рвением даже в богоугодном деле.

— Дочь моя, — добавил серый монах. — Мой заблуждающийся брат сказал тебе правду, как и полагается. Помни, что ложь — второй по тяжести из смертных грехов, и что список смертных грехов идёт от самого Всевышнего, и поэтому он одинаков в обоих религиях. Даже Победители помилованы Господом, несмотря на их почти сатанинскую гордыню, лишь потому, что они не впали во грех лжи. И ныне они порою впадают в грехи гнева, отчаяния и гедонизма, что отдаляет час их полного очищения[3].

Оранжевый монах и двое судей с недовольством слушали, как серый практически агитирует Ангтун за единобожие, но иноверец не перешёл границ допустимого, возразить было нечего.

— Дочь моя, — вошёл в разговор до сих пор молчавший судья. — Говорят, что бывает ложь во спасение, но ложь всегда ложь. Другое дело, что каждый грех всегда должен разбираться конкретно, и ложь может быть, как в твоем случае, чуть более простительной, потому что человек по недомыслию своему думал, что его добрые намерения искупают его отвратительные средства. Да и средства эти были направлены якобы на спасение другого человека. Но они вели в ад сразу две души: и твою, и ту, за которую ты хотела заступиться по неразумной доброте своей.