Сборник бихевиорационализма - Елизаров Роман - Страница 22

• Предыдущая
• 22/40
• Следующая

Повторю, что в области характеризации стимулов я готов протянуть руку желающим порассуждать, поскольку вот область в которой рассуждения имеют вес. Кажется, традиционный подход в теории информации состоит в том, что сообщение должно иметь стоимость, которая зависит от того, насколько выигрышной оказывается смена стратегии до и после сообщения. Я убежден, что характеризация стимулов есть задача, приложение к которой способности к вербальному конструированию (в виде суждений, гипотез и пр.) следует считать не пустой болтовней. Сам я предполагаю затратить много времени на анализ способности к характеризации стимулов, но уже по завершении этой работы, являющейся общей, вводной, программной.

Наконец время уделить время рационалисту, который наверняка не может отделаться от мысли: «но ведь стимул это все-таки и факт». Несомненно, но только в этой последовательности. Моя рекомендация состоит в том, чтобы некоторое суждение сначала осмысливалось как стимул, а только потом как факт.

Существенным является то, чтобы стало ясным, что некоторое фактическое содержание вкладывается мною не в объект, а в стимул. Чувственные определения характеризуют не объект, а стимул.

Суждение, которое я буду рассматривать как выражающее факты прагматично, обусловлено тем, что возникает вследствие коррекции или невозможности инструкции.

Эксперимент, который провели Уотсон и Рейнер иллюстрирует ключевую роль классического обусловливания в формировании таких эмоциональных реакций, как страх и тревога. Эти ученые обусловливали эмоциональную реакцию страха у 11 месячного мальчика, известного в анналах психологии под именем «Маленький Альберт». Как и многие дети, Альберт вначале не боялся живых белых крыс. К тому же его никогда не видели в состоянии страха или гнева. Методика эксперимента состояла в следующем: Альберту показывали прирученную белую крысу и одновременно за его спиной раздавался громкий удар в гонг. После того, как крыса и звуковой сигнал были представлены семь раз, реакция сильного страха – плач и запрокидывание – наступала, когда ему только показывали животное. Через пять дней Уотсон и Рейнер показали Альберту другие предметы, напоминающие крысу тем, что они были белые и пушистые. Было обнаружено, что реакция страха у Альберта распространилась на множество стимулов, включая кролика, пальто из котикового меха, маску Деда Мороза и даже волосы экспериментатора.

Маленькому Альберту показывают белую крысу и бьют в гонг. В нашем случае нацеленностью на объект оказывается эмоция, аффект. Инструкция, с которой мы имеем дело в данном случае – бояться крысы и удара в гонг. Важной особенностью реагирования является то, что чувственный образ объекта оказывается «размыт»: это и кролик и котиковое пальто и т. д. Это крайне интересно. Получается, что некоторого целостного восприятия в области стимул-реакция не образуется: достаточно фрагмента образа, чтобы вызвать реакцию. Чувственный образ не является четким, он размыт, фрагментарен, ненадежен.

Я не сомневаюсь в том, что это же можно распространить и на стимулы. Они не являются четкими. Это утверждал еще Платон. Так он говорил, что «горячее» если это рассматривать как стимул одному кажется одним чувственным образом, другому другим чувственным образом. Стимул представляет собой многообразие чувственных образов. Простой пример: яблоко неспело если оно невелико и зелено. «Яблоко неспело» является стимулом, «невелико и зелено» является чувственным содержанием стимула. Однако для другого сорта яблок «зелено» не является признаком неспелости. Так два человека имея чувственный образ «зелено» имеют в виду разные вещи, а именно «зеленое» одному кажется спелым яблоком, другому неспелым яблоком. Таким образом чувственные определения нельзя рассматривать как самостоятельные, а чувственные образы как что-то значительное. Нельзя заместить стимул «неспелое яблоко» чувственным образом «зелено» поскольку чувственный образ ненадежен.

Таким образом переход от стимула к его чувственному образу должен быть опосредован некоторым рассуждением, логикой, которая подводит чувственное восприятие под стимул. Чувственное восприятие, если оно намерено заместить стимул, должно быть осмыслено. Это, собственно, представляет собой до сих пор открытый вопрос. Ясным является следующее: чувственный образ стимула носит лишь только демонстративный характер. Мы можем изложить стимул как чувственный образ, но не можем утверждать, что стимул может быть замещен его чувственным образом, поскольку даже простое изложение стимула как чувственного образа всегда оказывается во-первых многообразием, а, во-вторых, может быть дискуссионным. Чувственный образ представляет собой ни что иное как дискуссионный фрагмент стимула.

Таким образом интерпритация стимула как факта является открытой проблемой.

Важно то, что «яблоко неспело» независимо от того, употребляется оно как стимул или как факт (а я говорю о том, что формулирую стимулы в отличие от тех, кто формулирует факты) есть результат инструктивного поведения. То, что «яблоко неспело» формулируется на основании соответствия некоторых чувственно воспринимаемых признаков яблока и ощущением его неспелости, стремлением его выплюнуть. Возникает соответствие между чувственно воспринимаемыми признаками неспелости и ощущением того, что яблоко кисло. Так стимул (который в своем употреблении может остаться только лишь фактом) является на свет. Сорвав яблоко, сунув его в рот, мы добились инструктивного соответствия между яблоком, которое висит на ветке и имеет те или иные признаки, и субъективными ощущениями, которые вызываются в нас в результате того, что мы его сорвали и съели, т. е. фундаментального отношения «глагол-существительное». Этот ценный результат является результатом инструктивного поведения, которое я и предполагаю сделать ясным для сознания. Это высказывание есть установленное соответствие между признаками неспелости яблока и ощущениями его кислости, которое может быть вынесено в опыте. Я отличаю себя от многих тем, что употребляю это не как факт, а как стимул.

Я говорю вам «это государство– недемократическое». Для того, кто пытается выносить суждения о мире, я поясню, что «демократическое» никак чувственно не воспринимается. Это продукт инструктивного поведения. Если вы возьметесь критиковать это государство, то молодые люди, которые пьют пиво по соседству, вытащат вас в туалет и отобьют вам почки. Я утверждаю, что речь идет о соответствии между молодыми людьми (как они мною воспринимаются) и болью в ваших почках, которое вы можете обнаружить на собственном опыте, взявшись критиковать это государство. Скажу, что этот опыт вы может передать как стимул или как факт, и что я предпочитаю преподносить его как стимул. Я однако прекрасно отдаю себе отчет в том, что «недемократическое» явно не является чувственным образом тех молодых людей и пытаться заместить стимул описанием молодых людей будет просто нелепо. Однако, да, действительно, как спорный демонстративный фрагмент это может иметь место. Мое представление о данном государстве будет чувственным образом избивших меня молодых людей.

• Предыдущая
• 22/40
• Следующая