Причина его одержимости (СИ) - Резник Юлия - Страница 40

Кир чуть приподнимается и с жадностью проходится носом, вбирая мой аромат. Его глаза натуральным образом подкатываются от удовольствия. Псих. Кто еще будет так реагировать? Но какой же это кайф, а?

В палату опять входит медсестра. Интересуется самочувствием. Вынимает иглу.

– Ну что? На сегодня все, Анна Сергеевна.

– Может, ей лучше остаться здесь?

– Кир! – возмущаюсь. – В этом нет необходимости, я в порядке.

Вижу, как он борется с собой. Давай же! Давай…

– Ладно. Я тебя отвезу. После капельницы не нужно садиться за руль.

Компромиссы, да? Ладно. Усмехаюсь в плечо.

– Хорошо. Отвезешь. Но в квартиру.

Три года спустя

Нет. Я не могу сказать, что Кирилл изменился. Это просто нереально. Та история с подменой таблетки не стала последним его косяком. Где-то на середине беременности я узнала, что в ментовку Кирилла таскали вовсе не потому, что он находился под подозрением. Напротив. Он активно помогал следствию вывести на чистую воду давнишнего партнера Виктора, с которым у того случился конфликт. Хотелось ли мне его убить в тот момент? Очень. Хотелось ли мне от него уйти? Нет. Жизнь была неласкова к этому мальчику. Я понимала, зачем он снова и снова меня проверяет. И как сильно боится потерять. Люся оказалась права. Дело в личных пределах. У меня они достаточно гибкие. Выходки Кирилла меня особенно не травмируют. Это какие-то точечные моменты, которые никоим образом не перечеркивают моего счастья. О, да господи! Если это цена за то, что Кир до сих пор вот так на меня смотрит… Пожалуйста! Я готова ее платить. Тем более что за эти годы мы уже до того друг в друга вросли, что я его попытки мною манипулировать считываю слету. И пресекаю. Это ведь тоже важно. Да и Кир не жестит. Он одержим благополучием нашей семьи. Для него мы – наивысшая ценность. Иногда мне кажется, что он так сильно равнодушен к другим людям лишь потому, что его просто не хватает ни на кого кроме нас. Я и дети заменяем ему весь мир. Мы и есть его мир, да… А там, за пределами – все остальные.

Мне с ним спокойно, не страшно и очень-очень хорошо. Я не могу представить своей жизни без этого мужчины. Мне жаль всех женщин, которые не испытали такой любви. Я не знаю, здоровой ли. И мне откровенно плевать, как бы это расценили психологи. Я вообще все больше склоняюсь к мысли, что нездоровы как раз те люди, которые довольствуются суррогатом, которого хватает максимум на несколько первых лет. Все относительно, да… Наша жизнь не приемлет категоричности. Есть опыт поколений. Его, конечно, бессмысленно отрицать. Но есть и исключения. Их много. Вот почему у каждого свой путь. Мой путь таков. И я не хочу никакого другого.

Ванька с громким чмокающим звуком выпускает грудь. Кирилл отрывается от экрана ноута.

– Все?

– Да. Это был последний раз.

Я откормила больше двух лет и твердо решила с завтрашнего дня прикрыть молочную кухню. Это сложный момент для любой мамочки. А для меня особенно, потому что Кир… Кир очень любит наблюдать за тем, как Ванька кормится. У него на этой почве еще один пунктик.

– Переживаешь?

Он откладывает Макбук и подходит ближе, чтобы забрать спящего сына. Наблюдать за этой парочкой – мое излюбленное занятие. Даже при большом желании я бы не нашла своим детям лучшего отца. Он просто идеален: ласков, терпелив, заботлив. А насколько возмужавший Кирилл красив... Я бы, наверное, сошла с ума от ревности, не будь он так одержим мною.

– Немного. Думаю, может быть, зря мы решили уехать.

– Ань, ты переживаешь гораздо больше Ивана. Поверь. – Кир разговаривает со мной, а смотрит на спящего сына. В этом случае гены Воржевых причудливым образом переплелись с моими. У Ваньки мои иссиня-чёрные волосы и цвет глаз. Но черты лица и фигура – Кирилла. В день, когда сын родился, Кир плакал… Впрочем, может, это я его довела. Были майские праздники, девочки в магазине зашивались, и я вышла за прилавок им в помощь. О! Кирилл рвал и метал. Шипел. Злился. Пугал меня тем, что там я и рожу. Но ведь отпустил! И пусть роды действительно начались в магазине, родила я, как и положено, в заранее выбранной клинике. Улыбаюсь, вспоминая тот день.

– Да, наверное, ты прав.

– Я всегда прав. Иди отдохни. Я его уложу.

Бросаю взгляд на свой планшет, который отложила, чтобы покормить сына. Кир иронично вздергивает бровь. Знаю-знаю. Я тоже очень много работаю. Но ведь он сам в этом виноват! И его тяга ко всему масштабному. Я еще находилась в процессе открытия первого магазина, как Кир поручил своим ребятам разработку приложения маркетплейса. Мы очень быстро расширились. Теперь у нас сеть магазинов с доставкой в крупнейшие города, и, судя по темпам, с которыми мы растем – это не предел. Сама не поняла, как маленький бизнес для души превратился в… это. Но с Кириллом иначе нельзя. Если он за что-то берется, то это сразу приобретает такой размах, что ух!

Выхожу из кабинета и, пройдя по коридору, попадаю к нам в спальню. В новом доме мы живем вот уже год. В нем один этаж. Четкие геометрические формы. Много дерева и стекла. Одна из стен в нашей спальне – видовая. Из нее открывается панорама на лес. Никакой помпезности. Все очень лаконично и стильно. Но при этом живо и по-домашнему. Здесь уют ощущается по-другому. И привносят его не подушечки и шторы с оборками, а мы сами… Необъяснимым витающим в открытом пространстве теплом.

Я принимаю душ и выхожу в тот момент, когда в спальню заходит Кир. Гляжу на поднос в его руках.

– Шампанское?

– Ты бросила кормить, – хищно оскаливается и ставит поднос на прикроватную тумбочку, крепящуюся прямо к стене и будто парящую в воздухе.

– Предлагаешь это отметить?

– Угу.

Кирилл снимает футболку через голову и, провокационно играя мышцами, подходит ближе.

– Возмужал, – шепчу я, касаясь дрожащими пальцами косых мышц на его животе.

– Нравится?

– Ты же знаешь.

Кир задумчиво потирает мой сосок через чуть влажноватую ткань халатика.

– Подожди, я хотела зайти к Арише. Нужно их с Димкой разогна-а-ать, – томно протягиваю, потому что Кир и не думает останавливаться. – Не то опять будут переговариваться до ночи.

– Я уже вырубил ей интернет. И пожелал спокойной ночи.

– Строгий папочка. – Томно запрокидываю голову.

– Ей десять. Как-то рано она влюбилась.

– А сам… – шепчу я.

– Мне было тринадцать! – возмущается сопляк, сдвигает ткань и осторожно прикусывает вершинку. После двух лет кормления соски загрубели. И требуют гораздо более сильной стимуляции, чем раньше. Что Кирилла только больше заводит. – М-м-м, вкусно. Молочная девочка.

– Прекращай, извращенец. – Фыркаю.

– Пиздец как вкусно. – Валит меня на кровать. – Как думаешь, девяти месяцев тебе хватит, чтобы отдохнуть?

– Чего? Кир! Ты совсем?! Нам что, двоих детей мало?

– Угу. – Кирилл оттягивает вниз резинку на домашних брюках и с силой проходится ладонью по заряженному стволу, зная, как меня это заводит. – Давай сделаем Ваньке братика.

– Кир, – дрожу. Мы это, конечно, обсуждали, но так… в отдаленной перспективе.

– Три года разницы – самое то. Зачем больше?

– Давай еще раз все обдумаем! – сбивчиво шепчу я, отползая на заднице к изголовью.

– Подумай. Я никуда сегодня не собираюсь спешить.

Он настигает меня, закидывает ногу на бедро и с силой погружается. Это запрещённый прием, но вполне в его духе. На остатках воли щиплю наглеца за поджарую задницу.

– Ауч! Детка!

– Никогда не оставляешь мне выбора, да?!

– Скажешь выйти – выйду. – Обжигает голодным взглядом и бьет-бьет-бьет в ту самую сладкую точку, не сводя одержимого взгляда от места, в котором мы соединяемся. Боже… Я всхлипываю. Полосую его спину ногтями. Это всегда так остро… Так остро, каждый чертов раз на разрыв.

– А-а-а! – сжимаю зубы на хорошо прокачанной трапеции мужа.

– Выходить? – цедит сквозь стиснутые зубы, а мне так хорошо, что я, уплывая, двух слов связать не в силах. – Аня, блядь! Выходить?