Князь Александр Невский и его эпоха - Андреев Василий Степанович - Страница 14

Невероятно, чтобы одна из воюющих сторон отпустила отряд на помощь шведам, идущим на Новгород.

Очевидно, что новгородский летописец середины XIII в. не мог включить в свое описание битвы упоминание о норвежцах, которые там никак не могли участвовать. Другое дело поздний летописец, писавший в 1320–1330-е годы. Для него было все возможно, так как подлинных событий он не знал. Как раз в то время Норвегия и Швеция управлялись одним и тем же королем, молодым Магнусом Эрикссоном, от имени которого и Швеция (1323) и Норвегия (1326) заключили договоры с Новгородом. Кроме того, тот период совпадает с датой, когда текст о Невской битве вошел в Синодальную рукопись.

Тем не менее Синодальная рукопись, возможно, сохранила информацию из оригинальной летописи о битве. Это особенно относится к описанию как шведских, так и норвежских потерь. Ранняя версия Жития, кажется, интерполирована в сравнении с Синодальной рукописью. Включение в Житие Ассирийской легенды, касающейся утра после битвы, когда были найдены неисчислимые жертвы вражеского войска, убитые Господним ангелом, и более поздняя новгородская версия о том же дает читателю представление, что шведские трупы были похоронены новгородцами в общих могилах и что победа новгородцев была всеобщей. Только наличие слова «своих» во фразе «мертвых своих наметаша корабля» в Житии выдает, что сами шведы, как это указано в Синодальной рукописи, собирали свои жертвы[81].

Однако автор Жития, включив в свой текст Ассирийскую легенду, рассчитывал на усиление художественного впечатления от поражения шведов. Впечатление полного разгрома шведского войска остается и при чтении аналогичного рассказа Синодальной рукописи. Это такой полный разгром, после которого шведские воины, однако, смогли отступить, сохраняя порядок, незамеченные новгородцами, позаботившись об убитых: аристократы были похоронены с лодок в море (?). Это описание шведских потерь вместе с числом убитых новгородцев предполагает небольшое сражение, а не всеобщую битву[82].

Из общего анализа русских источников о битве кажется, что шведская кампания и битва на Неве были раздуты. В действительности, возможно, имело место не более чем нападение небольшого отряда, даже меньшее, чем нападение в 1164 г. на Ладогу, описанное детально в новгородских летописях, а с 1330 г. оно выросло в событие национального значения, затмевающее собою даже Ледовое побоище.

Первая стадия усиления значения заключалась во внимании, уделяемом сражению в ранних версиях Жития Александра Невского, широко потом почитаемого как святого. Затем это Житие было включено в летописи, вначале, возможно, в Новгородскую Архиепископскую. На основе этого автор Синодальной рукописи переносит в первоначальное летописное описание взятые из Жития сведения, а именно: 1) об участии норвежцев в шведской армии; 2) об убийстве воеводы Спиридона и 3) о предполагаемом убийстве епископа; слова же «в иные творяху, яко и пискуп убиен бысть» в рукописи могут относиться к версии Жития.

Побуждение включить Житие в Архиепископскую летопись, усиливая описание Невской битвы, возможно, возникло из-за серьезного кризиса, переживаемого Новгородом на Неве в начале XIV в. Период 1293–1323 гг. отмечен распространением шведских военных отрядов в западной части Карелии с повторяющимися попытками завоевать плацдармы по берегам рек Вуоксы и Невы от Ладожского озера до Финского залива. Если бы им это удалось, они могли бы контролировать водные пути в Новгород и из него, серьезно угрожая безопасности и даже существованию Новгорода. Эта стадия шведской экспансии была остановлена строительством крепости на о. Ореховец в истоке Невы новгородцами в 1322 г. и заключением мирного договора здесь годом позднее. Попытка короля Магнуса завоевать Ореховец в 1348–1350-е годы осталась только эпизодом.

В этот период нестабильности победа Александра в Невской битве 1240 г. могла иметь символическое значение, которое она в дальнейшем и сохраняла. Симптоматично и то, что Александр для новгородцев был «Храбрым», прежде чем стал «Невским»[83].

Ничто в истории текстов новгородских летописей, касающейся взаимозависимости летописей и Жития в их различных редакциях, не противоречит нашему предположению, изложенному здесь.

Прежде чем обратиться к событиям в Швеции во время предполагаемого военного похода на Неву, необходимо рассмотреть один любопытный факт. Написание Новгородской летописи, конечно, как было указано, состояло в воспроизведении оригинального описания кампании. Отражение этого, может быть, имеется в Псковской летописи и частично в Синодальной рукописи. Дальнейшее описание этого события может быть найдено, так как существует дополнительный новгородский источник о Невской битве. Это любопытное апокрифическое «Завещание» шведского короля Магнуса, включенное в некоторые летописи начиная с XV в. Утверждается, что этот текст является завещанием короля Магнуса Эрикссона, написанным им перед смертью. Здесь говорится, что король умер в русском монастыре, в то время как в действительности он умер в Норвегии в 1374 г., после того как его туда выслали в 1364 г.

Король Магнус в 1347–1350-е годы пытался путем религиозных дискуссий обратить новгородцев в католичество. Когда же эта попытка потерпела неудачу, он решил крестовыми походами принудить Новгород к подчинению. Во время одной кампании ему удалось завоевать и удерживать Ореховец в течение шести месяцев.

В «Завещании» содержится совет-предостережение своему народу — не нападать на Новгород. При этом король Магнус коротко рассматривает предшествующие шведско-русские отношения начиная со времени Невской битвы: «Первее сего поднялся князь Бергер и вшел в Неву, и срете его князь Александр на реце на Ижере и самого прогна, а полки поби»[84].

Это единственный источник, называющий имя предводителя шведской армии. Традиционно русская историография воспринимала эту информацию, хотя не всегда правильно оценивала источник[85].

Недавно И.П. Шаскольский опроверг достоверность «Завещания» в этом вопросе и назвал герцога Ульфа Фаси предводителем шведской экспедиции, хотя он не упомянут как таковой ни в одном из источников. В 1240 г. Ульф Фаси, а не Биргер Магнуссон, был герцогом, следовательно, как считает И.П. Шаскольский, Ульф Фаси возглавил поход на Неву[86].

Утверждая ценность «Завещания» как исторического источника, надо помнить, что, подобно Житию, оно вначале не имело целью историческое описание, а только предостережение, что, однако, не исключает наличия у «Завещания» надежных источников. Очевидно, что кроме двух уникальных фактов, относящихся к шведско-русским отношениям, автор имел весьма смутное представление о событиях в Швеции во время правления короля Магнуса, не обнаруживаемое в других русских источниках. Как мы предположили, автор мог бы это узнать от шведского гостя, приехавшего в Новгород[87]. Помимо имени «Бергер» в связи с Невской битвой, другая уникальная информация, касающаяся крестового похода короля Магнуса в 1347–1350-е годы, была, возможно, взята из русской летописи.

Автор «Завещания», подобно другим летописным источникам, рассказывает о том, как король Магнус завоевал Ореховец, который новгородцы потом отвоевали. Согласно «Завещанию», король Магнус годом позже возглавил новую экспедицию на Ореховец, во время которой узнал, что новгородцы уже там, и отступил в Копорье, откуда, узнав о приближении новгородцев, убежал морем. Во время шторма в Хольмгардском заливе недалеко от устья Невы он потерял большую часть своей армии, утонувшую в водной пучине.

Хотя только «Завещание» упоминает эту вторую кампанию, подробности кампании находят косвенное подтверждение в двух источниках. Один из них — НIЛ, в которой под 1350 г. (6858) мы читаем: «А рать немецкая истопе в море»[88]. Только НIVЛ имеет это описание. Оно исчезает при дальнейшей переписке, возможно потому, что не имеет смысла отдельно от контекста. Другой источник — так называемая «Поэма соединения» шведской рифмованной летописи. Этот источник рассматривает всю кампанию как одну экспедицию, но его описание заканчивается двумя строчками: «Он выкопал себя из рта Луги (или они бы его там поймали)»[89]. Это согласуется с известием в «Завещании» о побеге короля Магнуса из Копорья перед тем, как он потерпел кораблекрушение в заливе.