Сколько будет 2+2? - Елизаров Евгений Дмитриевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/36
- Следующая
Отсюда вытекает еще один до чрезвычайности важный вывод: как палеонтолог по обломку кости способен воссоздать черты давно вымершего вида, каждый отдельный факт может раскрыть в себе в конечном счете всю систему взаимосвязей этого мира, а каждый отдельный фрагмент наших знаний – в конечном счете всю созданную нами культуру. Все это мы еще увидим ниже.
Впрочем, новая, рожденная великими немцами, логика отличается не только этим, но и самой структурой своих умозаключений. Формально-логическое суждение в основном строится по схеме: первая посылка – вторая посылка – вывод. Например: а = b; b = c; следовательно, а = с. Категориальная логика вводит совершенно иную структуру вывода, абсолютно немыслимую с позиций формальной, ибо центральным звеном умозаключения здесь предстает не что иное, как противоречие: тезис – антитезис – синтез. Кстати, все вводимые Кантом категории сгруппированы именно по этой схеме: одно из них отрицает и опровергает другое, а третье синтезирует их в составе какого-то обобщающего начала.
Порядок решения рассматриваемого нами примера наглядно иллюстрирует действие именно этой логики. Так, например, тезис нам задан заранее: «два плюс два» равно «четыре». С антитезисом мы уже тоже столкнулись: «два ежа» и «два ужа» действием простого «сложения» не объединяются. Разрешение же этого противоречия состоит в выявлении некоторого обобщающего основания, в котором растворяются оба «слагаемых». Поэтому синтез гласит: «четыре метра колючей проволоки». Заметим попутно, что этот синтез – вовсе не механическая сумма исходных понятий, ибо, строго говоря, ни полное представление о колючей проволоке, ни даже отдельные его фрагменты не содержатся ни в «уже», ни в «еже».
Тот факт, что отыскание того общего основания, которое дает возможность для количественного сопоставления разнородных явлений далеко не всегда замечается нами, говорит о том, что многие из подобных логических операций выполняются в каких-то глубинных слоях нашей психики. Другими словами, сама способность к их выполнению является одной из фундаментальных характеристик человеческого сознания. Однако поставить ее в один ряд с такими вещами, как (столь же не замечаемые нами) способность к дыханию или перевариванию пищи, никоим образом нельзя. Она не дается от рождения, но воспитывается в нас. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно представить, что у нас еще нет требуемых контекстом какой-то задачи обобщающих знаний об окружающем нас мире, или что мы еще не сформировали прочные навыки подведения под обобщающие понятия разнородные явления.
Отсутствие каких-то обобщающих знаний, равно как и отсутствие способности и «автоматизированных» навыков пользоваться ими означало бы для нас принципиальную невозможность «количественной» ориентации в этом мире. Все это самым непосредственным образом подтверждается при анализе первобытного сознания. Этнографам хорошо известен тот факт, что первобытный человек, не знающий общих категорий, не в состоянии даже понять вопрос о том, сколько всего деревьев там, где рядом стоят две сосны и две березы. И уж тем более не в состоянии ответить на него. Отсутствие у неразвитых племен способности к сложным абстракциям и логическим обобщениям лишает их возможности совершать даже простейшие математические действия с предметами, резко контрастирующими по своим свойствам. Первобытный разум не в силах сложить разные породы, ибо у него нет обобщающего понятия «дерево». Между тем, по числу надежно различаемых им разновидностей (причем не только деревьев) любой дикарь может поспорить с профессиональным ботаником и зоологом. (Кстати, справедливость требует отметить, что умственными способностями люди, живущие в условиях первобытного строя, отнюдь не обделены. Поэтому неумение решать привычные нам задачи свидетельствует отнюдь не об ущербности их ума, но просто о другом его складе, об ином составе знаний, а самое главное – иной системе их обобщения и классификации. Глубиной же своих познаний они вполне могут поспорить и с теми, кто профессионально занимается научной деятельностью.)
Сегодня мы решаем задачи, подобные той, которая анализируется здесь, почти не задумываясь, едва ли не рефлекторно. Но все это только потому, что за долгие тысячелетия человеческое сознание пережило не одну революцию, в ходе которых радикально менялся и состав наших знаний, и основные принципы их систематизации.
Впрочем, зачем погружаться в глобальный поток общемировой истории, если все это можно увидеть и глядя на развитие ребенка. Ведь в какой-то форме наше собственное сознание в ходе индивидуального освоения всех тех ценностей, которые накопила человеческая цивилизация, воспроизводит ход общеисторической эволюции мышления. Поэтому в общении с ребенком легко обнаружить, что способность совершать те интеллектуальные операции, которые требуются для количественных сопоставлений, отнюдь не дается нам от рождения, но появляется лишь в определенном возрасте.
Школьник может посмеяться над малышом, впервые сталкивающимся с простейшими логическими процедурами, студент может иронизировать над трудностью тех задач, которые приходится решать школьнику. Но все же и приобретенный за годы студенчества интеллектуальный опыт – это только малый шаг в долгом восхождении к подлинным духовным вершинам.
Поставленные ранее «дурацкие» вопросы о сложении пароходов, утюгов и египетских пирамид лишь подтверждают это.
Уже из сказанного можно сделать определенные выводы.
Первый из них заключается в том, что, казалось бы, элементарные умственные операции вовсе не так бесхитростны и непритязательны, как кажутся на первый взгляд. На самом деле их простота обусловлена только тем, что где-то под поверхностью сознания выполняется комплекс каких-то сложных логических функций. Впрочем, наверное, было бы правильней сказать над-, или мета-логических, если, разумеется, под логикой видеть только те общеизвестные формальные правила построения наших умозаключений, которыми мы руководствуемся в нашей повседневности.
Диалектическая логика, о которой говорит философия, до некоторой степени вправе рассматриваться как нечто что более высокое и совершенное, нежели формальная. Часто ее именно так и понимают – как высшую, то есть как некое подобие высшей математики, которая образует собой конструкцию, стоящую над элементарной.
Но допустимо взглянуть и по-другому. Дело в том, что те обыденные правила построения нашей мысли, которыми мы пользуемся при решении рутинных задач бытия, – это еще не формальная логика (хотя многие ее элементы и практикуются нами). В действительности формальная логика представляет собой нечто более высокое и упорядоченное, нежели то, чему подчиняется обыденное сознание. Поэтому и формальная, и диалектическая могут рассматриваться и как формирования одного порядка, но предназначенные к решению разных интеллектуальных задач. В этом аспекте диалектика – это просто другая логика, которая подчиняется одновременно и многим (не всем!) законам формальной, и каким-то иным, своим, принципам. Ее цель состоит в обработке понятий, наиболее высокого уровня обобщения. Ведь формальная логика практически неприменима в мире предельно общих абстрактных идей, или, точнее сказать, применима там лишь в очень ограниченной мере. В этом легко может убедиться любой, кто изучал, скажем, теорию множеств: ее основоположения поначалу ставят в тупик любого, кто до того не проводил различия между формально-логической правильностью и истиной. Наконец, формальная логика не срабатывает там, где содержание понятий не поддается жесткому и однозначному определению, где оно способно меняться даже в ходе самих рассуждений.
Мы сказали, что все эти операции совершаются под поверхностью так называемого обыденного сознания, ибо, строго говоря, речь идет именно о нем. Но здесь нужно оговорить одно обстоятельство: обыденное сознание – это вовсе не уничижительный термин. Кстати сказать, такое – вполне достойное нашего уважения – понятие, как «здравый смысл», представляет собой его весьма точный литературный синоним. Словом, это просто сознание человека, не имеющего каких-то специальных навыков сложной интеллектуальной работы. Но все же любой, кто ставит своей целью изучение наук и именно в научной деятельности мечтает о достижении каких-то вершин, обязан видеть его ограниченность и уметь восходить над ним. Без этого ни о каком самосовершенствовании не может быть и речи.
- Предыдущая
- 5/36
- Следующая
