Сколько будет 2+2? - Елизаров Евгений Дмитриевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая

Но как открыть действие неизвестной «дельты» никому неведомого «качества»?

Вопрос отнюдь не праздный. Ведь именно такие открытия, как верстовые столбы, и размечают собой весь ход истории научного познания, именно они являются самой заветной мечтой, наверное, любого исследователя. Уже одно это говорит о том, что выход в новое измерение физической реальности – вещь крайне редкая и доступная лишь немногим.

Да это так, здесь и в самом деле присутствует замкнутый логический круг: ведь для того, чтобы обнаружить любое новое «качество», нужно выйти в какое-то новое измерение нашего мира, в свою очередь, последнее требует предварительного овладения ранее неведомым «качеством». Простая логика этот круг разорвать не в силах. Более того, формально-логические законы говорят о том, что уже само существование такого круга свидетельствует о наличии скрытой ошибки в рассуждениях. Однако в действительности никакой ошибки здесь нет, сама же формальная логика – мы еще постараемся это показать – вообще не вправе судить о механизмах восхождения на новые уровни строения вещества.

Диалектика до некоторой степени является альтернативой формальной логике. Говорят, что овладение ею открывает многое из того, что недоступно последней. Это и в самом деле так. Но повторимся: видеть в формальной что-то элементарное, род базиса, а в диалектике – какое-то более высокое начало, не всегда правильно. Вполне допустимо видеть в ней и просто другую логику, назначением которой является исследование совершенно иного круга вещей. В самом простом виде различие между формальной логикой и логикой диалектической можно обозначить так. Назначением формальной является регулировать суждение о предметах, которые остаются строго неизменными и тождественными самим себе на протяжении всего того времени, которое входит в общий контекст нашего анализа. В свою очередь назначением диалектической – направлять ход мысли о вещах, способных изменять свое существо даже в самом ходе исследования. Заметим, что в реальной действительности такие предметы – это вовсе не исключение из некоторого всеобщего правила, но, скорее, само правило. Исключение – это абсолютно неподвижный, не подверженный никаким изменениям предмет. Строже сказать, это просто абстракция, как и абстрактный математический объект, не имеющая решительно никакого аналога в мире физической реальности. Именно поэтому-то «в жизни» формальная логика и срабатывает далеко не всегда.

Впрочем, несмотря на это обстоятельство, диалектическая логика, как и все входящее в круг нашего сознания, тоже подчинена формальной. Но это подчинение весьма ограничено, дело в том, что один из основных законов последней – закон исключенного третьего – не просто не действует в диалектике, но и вообще отторгается ею.

Оно и понятно, ведь этот закон не принимается не только ею, но и самой жизнью. Простой пример может иллюстрировать сказанное. В одном из рассказов Бабеля есть такой сюжет. Смертельно раненный красноармеец просит рассказчика пристрелить его, но у того не поднимается рука. Еще через мгновение оказавшийся здесь боевой товарищ умирающего помогает ему расстаться с жизнью и чуть было не убивает самого рассказчика за обернувшуюся жестокостью к тяжело раненному товарищу-бойцу интеллигентскую мягкотелость. Два прямо противоположных, решения, каждое из которых исключает другое, но ведь истина только одна. Кто же из них прав? Закон исключенного третьего решительно не в силах одолеть это противоречие. Высшая же логика жизни признает правыми обоих.

Диалектика является одним из специфических отражений именно этой высшей логики жизни. Но вместе с тем лишь «одним из» и не более того, ибо реальная жизнь все же богаче. В то же время тайна формальной логики сродни той, которая окружает математику: ее объект так же не имеет никакого физического аналога и вместе с тем строгие ее законы непреложны для всего физического мира. Словом, ни одна из этих логики не в силах подменить собой другую, но вместе они образуют собой, вероятно, самый мощный инструмент, каким только располагает человеческий разум.

Наверное, если бы формальная логика была способна регулировать ограничения, накладываемые на закон исключенного третьего, и содержала в себе правила, способные отслеживать ключевые изменения объекта как под влиянием внутренних факторов его развития, так и под воздействием любых других начал (включая и самого исследователя со всем его инструментарием), никакой нужды в диалектике не было бы. Возможно, существовала бы всего одна. Но как бы то ни было, сегодня и формальная и диалектическая логики обнаруживают себя как некоторые полюса гипотетической единой всеобъемлющей методологии познания.

Конечно, это очень упрощенное представление, и, как всякое упрощение, оно, разумеется, страдает своими изъянами, но в качестве предварительного определения и оно может кое-что прояснить.

Беда в том, что ни знание формально-логических законов, ни овладение диалектикой не помогают делу. В свое время Гегель сказал, что знание логики столь же мало помогает познанию, сколь знание законов пищеварения – перевариванию пищи. Так что сегодня нет способа, который мог бы формализовать процесс открытия, превратить его в какой-то доступный – пусть даже не всем, а только немногим – алгоритм. Но это совсем не значит, что такой логики нет, и очень часто мы обнаруживаем, что каждое великое открытие – это в то же время и новый шаг в формировании метода научного исследования. Ведь в сущности вся наша методология – это конструкция, находящаяся в стадии строительства, которое будет продолжаться еще очень долго.

Поэтому сегодня справедливо утверждать, что всякий прорыв в любое новое измерение реальной действительности совершается в принципиально вне-логической сфере. Иными словами, как во вне-формальной, так и во вне-диалектической. Словом, в тех глубинных слоях нашего сознания, которые еще не вовлекаются в единое организованное движение дисциплинирующим воздействием обеих логик.

Как кажется, ключ к решению состоит именно в подчинении целям нашего познания той глубинной «до-логической» сферы нашего сознания, которая предшествует организованной обработке фактов.

В сущности речь идет о единой методологии творчества. Как кажется, она должна существовать, иными словами, должны существовать какие-то свои – в конечном счете поддающиеся выявлению – закономерности, которые обусловливают и рождение новых художественных ценностей, и постоянное расширение и углубление научных знаний. В противном случае нельзя было бы объяснить самую возможность познания; думается, нет необходимости доказывать, что именно творчеству исследователя принадлежит ведущая роль и в этой сфере духовной деятельности человека. Ведь если механизмы рождения всего того нового, благодаря чему развивается наша цивилизация, принципиально недоступны и неподвластны нам, то причиной всех свершаемых нами открытий является уже не наша собственная деятельность. Все то, что приходит в нашу голову, находило бы объяснение только в одном – в своеобразном «нашептывании» со стороны какого-то внешнего высшего разума. Вспомним, когда-то давно так с греками говорили их боги, и только указания олимпийцев давали смертным ключ к решению всех сложных задач. Однако, если к открытию причастны не мы сами, но Кто-то другой, то какова же тогда цена нашего собственного таланта, и есть ли он вообще? Кстати, и в греческой мифологии простому смертному не дано было изменить что-то в этом мире. Такое было подвластно только герою, но герой – это всегда потомок кого-то из богов.

Уже один только этот вопрос заставляет отказаться от порождающей его гипотезы.

Но как только мы заговариваем о некоторой методологии творчества, сразу становится ясным, что сегодня у нас нет даже самых приблизительных решений. Тайна творчества – вещь, по сию пору совершенно непроницаемая. Мы, конечно, можем предположить, что ключ к ее разгадке лежит именно в тех процессах обработки всей поступающей к нам информации, которые подсознательно стихийно вершатся в каких-то глубинных слоях нашей психики, не прерываясь ни на минуту все двадцать четыре часа в сутки. Стихийность их выполнения приводит к тому, что для нас они сливаются в сплошной никак не дифференцированный информационный «шум», и поэтому мы не распознаем даже самый факт их наличия. Но они есть, и экзальтация тренированной воли способна сообщать им какое-то единое направление. И вот тогда находящийся в жесточайшем цейтноте гроссмейстер вдруг в доли секунды находит тот единственный ход, который потом неделями будет анализировать весь шахматный мир, оказавшийся на грани смертельного риска человек – спасительное решение, которое в «нормальной» ситуации никому не пришло бы и в голову, поэт – какое-то «слово, величием равное Богу», импровизационное решение, достойное войти в анналы мировой литературы, .. исследователь – совершает великое открытие…

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая