Кай - Анжело Алекс - Страница 19

– Я же сказала, не надо, – закатила глаза Дева.

– Вдруг не занесет? На вас может кто-то наткнуться случайно, так же, как и я, – упрямо отозвался Кай.

Дева все же промолчала, в итоге решив, что пусть он делает что пожелает. Кай копошился долго, уходил и потом вновь возвращался. Иногда она приоткрывала глаза, чтобы проверить, много ли ему еще осталось. И в очередной раз, когда почти все ее тело оказалось укрыто еловыми ветками, увидела руки Кая – раскрасневшиеся от мороза, со свежими мозолями, появившимися, когда он ломал ветви, и исколотые иголками.

– Где твои рукавицы? – спросила она сухо.

Он встрепенулся. Глянул на свои ладони.

– Забыл, – ответил Кай. – Мне не нравится их носить, – поделился тише. – Так… Осталось лишь накрыть вашу голову.

– Ладно, – смирилась Снежная Дева.

Она относилась ко всему просто и, если не могла повлиять на обстоятельства, зачастую забывала о них. Если бы она зацикливалась на мелочах, то давно потеряла бы рассудок. Ее сознание безжалостно избавлялось от бесполезных деталей. Она и прошлую зиму-то толком уже не помнила.

– Осторожно, иголки колются, – предупредил Кай.

– Как скажешь, но иголки не принесут мне вреда. – Дева прикрыла веки, а ее тело потускнело, словно лишившись силы.

Вскоре солнце скрылось среди зелени еловых иголок, в тени становящихся почти черными. Кай ушел, а снег постепенно покрывал ветки, окончательно скрывая Деву Льда от чужого взора. Когда же на следующий день он вернулся к тому месту, ее уже там не было.

Кай бежал, надеясь, что сможет задать вопросы, ведь он почти сразу догадался, кто перед ним. Днем ранее он так удивился их встрече, что обо всем на свете забыл, а ведь столь о многом хотел спросить! Но когда Кай наконец-то достиг того уголка леса, то увидел лишь раскиданные во все стороны еловые ветки. И даже ее следы ветер и снег уже успели уничтожить. Кай с надеждой вновь осмотрелся, задыхаясь от бега и студеного воздуха. Но встречала его лишь безмолвная зима.

9

Сложно сказать, сколько времени в тот месяц провел Кай в постели. Вставая, лишь чтобы зажечь огонь и затолкать в себя что-нибудь из еды, он вновь ложился. Его не беспокоили, только Герда и соседи с первого этажа приходили порою проведать, считая, что он болеет после того, как искупался в озере.

Может быть, он и болел, но точно не поэтому. Его не тревожили ни плечо, ни простуда, и даже привычное ощущение холода вскоре вернулось. Была слабость, но, возможно, и она стала следствием усталости и переживаний. Последнюю неделю его жизни нельзя было назвать мирной.

Но мучило его иное – мысли. Назойливые, многочисленные, как стаи насекомых.

В те дни он понял: внутренние проблемы как чертов клубок с нитками, потянешь – и он начинает разматываться весь, а нить оказывается гораздо длиннее, чем ты предполагал. Воскрешая в памяти моменты прошлого, Кай видел: Дева Льда во многом права. И ему от самого себя становилось тошно. Эти мысли придавливали, рождали злость, больше на самого себя, чем на кого-либо другого. Кай всегда находил оправдания для своих поступков. И раньше ему казалось, что поступает он умно. Но, если бы Кай хотя бы пытался что-то изменить в своей жизни, это того бы стоило. А так – всего лишь молчание и малодушие.

После злости пришло ожесточение, но в какой-то момент, когда он почувствовал желание все изменить, оно стало сменяться уверенностью и спокойствием. Каю казалось, что он наконец-то обретает самого себя. В эти дни сердце его кололо все чаще. И вместе с этой слабой болью мысли становились еще яснее.

Так прошла зима, снег растаял, и первая зелень пробилась сквозь землю. Лишь тогда Кай вновь взялся за кисть, не в силах прикоснуться к ней ранее. Даже работа над фреской толком не сдвинулась с места. И картина со звездами пока была отставлена в сторону. В его комнате витал слабый дурманящий запах красок и скипидара. За прошедшие месяцы Кай обзавелся одной привычкой – замирать, задумчиво глядя в далекое небо. В этой тишине и размышлениях рождалось вдохновение. Он начал искать замысел для полотен всей своей жизни. И в этот раз это было не преувеличением.

Пока снег лежал на земле, порой Кай чувствовал, что за ним наблюдают. Особенно в ночи, когда на небо всходила луна. С приходом тепла окончательно ушли тревоги, но все же в смерти зимы ныне таилась непередаваемая грусть. Словно что-то потеряно им, и Кай может вновь этого не отыскать. С весною исчез и знак на его груди – от серебряного дерева на коже не осталось и следа. С каждым днем, когда распускались листья на ветках, просыпались фруктовые деревья и оживали кусты роз, Кая все чаще посещало чувство нереальности случившегося. Словно все пережитое этой зимой – лишь его грезы. И как бы странно это ни было, единственным доказательством правдивости произошедшего было серебряное потертое кольцо, подвешенное на цепочке, что он сорвал с тела мертвой Дорты. Поэтому Кай не мог от него избавиться и семье отдавать не желал, но уже по другой причине. Дорта была единственным ребенком, и, наблюдая за ее родителями, Кай понял, что лишь надежда на ее возвращение держала престарелую пару на ногах. Пока что он не был уверен, что желает вмешаться в их судьбу. Если после его действий они окажутся на кладбище Хальштатта…

Иногда незнание лучше знания.

Наконец, когда земля окончательно просохла, а дни начали радовать теплом, Кай отправился в соседний Линц с господином Хаконом и Гердой. В большом городе можно было купить редкие товары. Для Кая в первую очередь были важны пигменты – его запас красок истощился, да и не имелось нужных ему цветов – и ткань для холстов.

Долгое время они почти не разговаривали с Гердой. После случая на озере между ними словно появилась стена. Кай же был слишком занят собой, чтобы сразу заметить ситуацию, отчего отчуждение лишь вросло между ними, будто дерево, пустив корни. А после Кай не увидел причины, чтобы первым сделать шаг навстречу, как поступал всегда. Если Герда пожелает, они поговорят.

Отправлялись в Линц на телеге с настилом, запряженной двумя лошадьми. Господин Хакон занимал место возницы, иногда его сменял Кай. Все время, пока они ехали мимо зеленеющих полей и гор, он зарисовывал сменяющиеся пейзажи.

– Мне казалось, ты не любишь рисовать розы, – вдруг заметила Герда. От тряски из папки с зарисовками, которая лежала у ног Кая, выбилось несколько листов.

– Не люблю, – подтвердил он и потянулся к бумагам. Замер на мгновение, зацепившись взором за крылья мотылька, видимые лишь наполовину, а после аккуратно спрятал эскизы обратно под картон.

Герда кивнула, задумавшись.

– Но на самом деле я не люблю розы не из-за их яркого цвета. А потому что мне не нравятся эти цветы. – Голос Кая звучал мягко.

– Ты не любишь розы? – удивленно нахмурилась Герда, взглянув на него так, будто впервые видит.

Казалось, не произошло ничего серьезного, но только что Кай развенчал один из самых старых своих обманов.

– Верно. Извини, что не сказал раньше, – отозвался он.

– Но ты же столько раз помогал мне в саду…

– Пусть они мне не нравятся, это вовсе не означает, что я не желал тебе помочь. – Он улыбнулся.

– Но все равно. Я теперь чувствую себя так… словно все это время принуждала тебя.

«Принуждал я сам себя. Лишь я один».

– Это не так.

В этот момент телега подскочила на ухабе, отчего Кая и Герду подкинуло, – дорога пошла неровная.

– Вы как? Не ушиблись? – обернулся господин Хакон.

– Все хорошо, – бросил Кай, ища выпавший из ладони карандаш.

– Над чем ты там все работаешь? – поинтересовался отец Герды, кинув взгляд на папку с листами.

– Хочу создать работы для выставки.

– Ты собираешься уехать из Хальштатта? – В его голосе звучало неодобрение.

– Я бы хотел. Но вряд ли у меня выйдет.

– Каждый человек для чего-то предназначен, Кай. И то, что мы родились на своей земле, тоже судьба. Не думай, что что-то чужое принесет тебе счастье, – поделился своими мыслями господин Хакон. – Лучше приглядись, и тогда увидишь, что все нужное тебе уже рядом.