Александровскiе кадеты. Смута (СИ) - Перумов Ник - Страница 53

Жадов попытался вновь её обнять, но в бок ему упёрся крепкий кулачок. Незаметно для других, но ощутимо.

— Отставить обнимания, товарищ комиссар! — громко и как бы шутливо бросила Ирина Ивановна. — Кто за вас местность прочёсывать станет, Пушкин?

Бойцы разразились хохотом. Они победили, они отстояли революцию. Ирине Ивановне они верили — и как бы не больше, чем собственному комиссару.

Жадов кивнул. Глаза его горели по-прежнему.

— Батальон, слушай мою команду —

За их спинами раздался треск мотоциклетки.

Хитроумная машина — мотоцикл на полугусеничном ходу, что вошел в неимоверную моду за последние несколько лет после Балканского конфликта — резко затормозила перед вскинувшими оружие бойцами Жадова.

— Товарищь Жадов! Где начальник батальона⁈

— Здесь начальник батальона, — комиссар шагнул вперёд. — Что стряслось?

Самокатчик в кожаном шлеме и круглых очках-консервах резко протянул пакет.

— От товарища Ягоды.

Жадор резким движением разорвал серую осургученную бумагу.

Прочитал и губы его сжались в тонкую белую линию. Молча сунул сообщение Ирине Ивановне. Та вгляделась:

«Товарищ Жадов. Мы попали в засаду. Благоев ранен. Мы уходим из города. Мне велено остаться. Разыгрывай сцену „ничего не знал, выполнял приказ остановить неизвестные части“. Проинструктируй бойцов. В создавшейся обстановке — выводи батальон на Южный фронт. Постарайся сохранить людей. Помни, мы вернёмся. И не обращай внимания на то, что я стану сейчас говорить в печати или с трибун. Это по заданию товарища Благоева».

В пакете рядом лежал совсем небольшой клочок бумаги, с одного края испачканный кровью. На нём совсем уже другой рукой, не очень твёрдой, но всё равно, узнаваемым почерком Благомира Благоева говорилось:

«Ирина и Михаил, я ранен. Верьте тов. Ягоде. Он выполняет моё задание».

И подпись.

Ирина Ивановна решительно протянула руку.

— У кого есть зажигалка, товарищи?

Разом протянули чуть ли не десяток.

Листки вспыхнули, быстро обращаясь в пепел.

Жадов и Ирина Ивановна переглянулись.

— Товарищи бойцы, — комиссар встал на подножку грузовика. — Печальные события в Смольном. Возникла распря, товарищ Благоев ранен. Мы с вами выполняли приказ члена Политбюро ЦК и председателя ВЧК — остановить неизвестные части, выдвигающиеся к центру столицы. Всё. Я буду ходатайствовать, чтобы батальон наш направили на Южный фронт. Нам что надо? — чтобы вот бы враг и вот бы друг.

Бойцы растеряно зашумели.

— Спокойно, товарищи, спокойно! — возвысил голос Жадов. — Мы выполняли приказ, и мы его выполнили. Мало ли кто попрёт колонной в центр города? Мы их остановили. Что дальше — разберёмся. А пока возвращаемся в расположение, все огнеприпасы раздать на руки, равно как и неприкосновенный запас!

Самокатчик меж тем кивнул и укатил на немилосердно трещавшей мотоциклетке.

Отряд Жадова начал приводить себя в порядок. Собирали оставленные на мостах пулемётные команды, длинной колонной, в полном порядке двинулись к расположению. На всякий случай перегородили грузовиками Литейный и подступы к зданию ВЧК.

Потянулось томительное, тревожное ожидание.

А потом зафыркали, заурчали моторы, и к импровизированной преграде на Шпалерной подкатили три шикарных «руссо-балта» из бывшего императорского гаража.

— Стой, кто идёт!

— Идёт председатель военной комиссии ЦК партии Троцкий! — последовал залихватский ответ.

Боец ничего не ответил. Опустил ствол, махнул рукой — проходи, мол.

Ирина Ивановна, Михаил Жадов и начальник рот подоспели как раз вовремя.

Троцкий, в шёгольском полушубке и роскошной меховой шапке, с нашитым на левом руками огромным золотистым ромбом, означавшим неведомо что, в списке знаков различия Красной армии такового не числилось, важно двинулся прямо на них. Охрана оказалась на удивление малочисленной.

Его можно было назвать «иудой», но в личной смелости Льву Давидовичу было не отказать.

— Товарищ Жадов. Товарищ Шульц, — Троцкий широко улыбался. — Ну, что вы так на меня смотрите, словно раввин на выкреста? Никто вас не атакует, успокойтесь. Я приехал с горсткой личной охраны, а мог бы и один; как говорит один наш товарищ, кадры решают всё, а хорошими и преданными революции кадрами не разбрасываются. Вот товарищ Ягода подтвердит.

И точно — следом за охранниками Троцкого шагал сам Генрих Геннадиевич собственной персоной, и выглядел весьма уверенно.

— Идёмте, нет смысла мёрзнуть, — нетерпеливо бросил Троцкий. — Товарищ Ягода! Где вы там?

— Прошу, товарищ председатель, — как мог, нейтрально и официально сказал Жадов. — Виноваты, только что из боя…

…В кабинете Благоева Троцкий вальяжно развалился за письменным столом, давая понять, кто теперь тут хозяин.

— Ну-с, товарищи, доложите теперь, как вы дошли до жизни такой.

Жадов стоял, руки за спиной, ноги расставлены, взгляд жёсткий и твёрдый.

— Не могу знать, товарищ председатель, о чём вы; мы получили приказ действующего члена Политбюро…

— Да-да-да, знаю, — лениво бросил Троцкий. — А он у вас есть в письменной форме, этот приказ? Был ли он отдан по всей форме, есть ли у него номер, дата, подпись, занесён ли он в журнал боевых действий батальона?

— Никак нет, — спокойно ответил Жадов. — Товарищ Благоев обрисовал ситуацию как весьма срочную. Не до бумажек было.

— И что же он вам обрисовал?

— Что неизвестные части движутся на город. Никому не подчиняются. Возможно, это переодетые беляки.

Троцкий захохотал.

— Да вы товарища Ягоду спросите, — с самым невинным выражением вдруг вмешалась Ирина Ивановна. — Он там тоже был.

Ягода улыбнулся.

— Именно так, Лев Давидович, был. Как уже вам докладывал. И про «беляков переодетых» тоже.

— Да-да… — отсмеявшись, Троцкий снял круглые очки, утёр проступившие слёзы. — Ну, Благоев, ну, шутник… «переодетые беляки» под Петербургом! Прибывшие по николаевской дороге! Из Москвы!.. Надо ж было такое придумать!

— Время военное, товарищ председатель. У белых много грамотных офицеров. Могли и не такое выдумать. Линии-то фронта, по сути, нет. Она только на Донбассе, — осторожно заметила Ирина Ивановна. — Приказ Благоева и впрямь звучал весьма… правдоподобно.

— Ну, хорошо, допустим. А вы-то что? Вы, товарищ Ягода? Что вы предприняли, дабы предотвратить это нелепое боестолкновение?

— Отправил самокатчика к прибывающим по вашему приказу частям, — пожал плечами Ягода, хладнокровно глядя на Троцкого. — Велел им задержаться, в центр не лезть. К сожалению, моё распоряжение было начальствующими лицами отряда проигнорировано. И ещё доложу, что в рабочих кварталах вдоль Шлиссельбургского проспекта отмечены многочисленные грабежи и насилия, учинённые рядовыми данной части.

— Революционное рвение, — отмахнулся Троцкий. — Уверен, пострадали одни лишь мелкие куркули-лавочники. Впрочем, неважно. Значит, товарищи Жадов и Шульц, вы считали, что ведёте бой с переодетыми беляками?

— Мы не знали, кто они, — твёрдо ответил Жадов. — Я вышел к ним навстречу. Назвал себя. Потребовал, чтобы они ответили, что за части, куда направляются, кто командир. Свидетели — весь мой батальон. В ответ они выстрелили. Чудом не попали. Я тогда швырнул гранату.

— Да-да, — с досадой заметил Лев Давидович. — Гранаты вы, товарищ Жадов, мечете отменно. Только не в тех, кого надо.

— Это достойно сожаления, товарищ председатель, но, если бы наш батальон был соответствующим образом оповещён, или эти ваши части предъявили бы необходимые мандаты… — вступила Ирина Ивановна. — Мы защищали революционный Питер. Эти солдаты могли оказаться кем угодно. И, кстати, я бы не отметала так с порога идею о переодетых беляках. Не так уж сложно собрать эшелон или два, экипировать солдат в форму Красной армии и отправить прямо на столицу, прикрываясь вашим, товарищ председатель, именем. Сами ведь знаете, какую силу оно имеет.

Троцкий ухмыльнулся. Лесть он, похоже, любил больше, чем коты — сметану.