Александровскiе кадеты. Смута (СИ) - Перумов Ник - Страница 46

— Будем разбираться с зачинщиками волнений, — пожал плечами Войковский. — Со всей революционной решительностью, коей так не хватало царским властям.

— П-погодите! — Жадов покраснел, нелепо взмахнул руками. — Вы это что же⁈.. Вы это как?.. Вы против партии⁈ Против Центрального Комитета⁈ Против наших товарищей, революцию сделавших?

— Революцию, товарищ Жадов, делали мы все, — мягко заметил Ягода. — Каждый на своём месте. Вы сами и телефонную станцию занимали, и Таврический дворец штурмовали. А товарищ Благоев всем руководил. И взятием дворца командовал. И надо разобраться, кто там на заводах воду мутит — действительно ли рабочие, или подосланные агенты царской охранки… то есть агенты сбежавшего царя. Или те, кому и впрямь власть глаза застит, кто спит да свои декреты видит — и чтобы все спины гнули да исполняли?..

Благоев бросил быстрый взгляд на Ягоду — с известным удивлением, словно никак не ожидая от начальника особого отдела подобного красноречия.

— Да какая охранка! — досадливо отмахнулся Жадов. — Простые рабочик, такие же, как и я…

— Вы уверены, товарищ Жадов? Вы лично с ними говорили? С каждым? — продолжал вкрадчиво допытываться начальник особого отдела. — Но даже если и так, даже если каждый из них — самый настоящий пролетарий, во что я, кстати, не верю — даже если так, то льют они сейчас воду на мельницы самой настоящей контрреволюции. И если так — с ними поступать надо со всей революционной суровостью. Вражеской пропаганде не место в красном Петербурге!

Благоев долго и пристально глядел на красного, как вареный рак, Жадова.

— Боюсь, товарищ заместитель, вам и впрямь надо подыскать другую работу, — в голосе зазвучал металл. — Командование батальоном сдадите мне лично. Вот тут у меня лежит… — он зашелестел бумагами, — лежит запрос на решительного и преданного делу революции командира, для назначения на должность начдива на Южном фронте, где готовится решительное наше наступление.

— Всегда готов отправиться туда, куда направит партия, — огрызнулся Жадов. — Партия, а не… — он осёкся.

— А что такое «партия», товарищ Жадов? — ничуть не смутился Благоев. — Кто, по-вашему, может говорить от её имени? Кто может вам, бойцу революции, отдавать приказы? Или вы решили записаться в анархисты? Или вы теперь согласны исполнять только распоряжения товарища Троцкого? Или товарища Ульянова? Или кого-то ещё? Вы скажите, не стесняйтесь. Кому так повезло, к кому вы записались в личные порученцы?

Жадов сжал кулаки, губы его плотно сжались. И всё-таки он заговорил, когда молчание сделалось уже совсем нестерпимым.

— Я выполняю приказы партии. Если она сказала, что я нужнее на Южном фронте — значит, я буду там. Где можно получить предписание?..

— Предписание у меня, вот здесь, — холодно сказал Благоев. — А вы, товарищ Щульц? Вы-то, надеюсь, не станете…

— Я прошу разрешения отправиться вместе с товарищем Жадовым, — перебила его Ирина Ивановна. — В любом штабе нужен хороший делопроизводитель.

Благоев на миг поднял бровь, затем пожал плечами.

— Очень жаль, Ирина Ивановна, но не смею вас задерживать. Сейчас лично выпишу вам мандаты.

Однако, несмотря на выписанные прямо в кабинете Благоева мандаты, выехать в штаб Южного фронта, расположившийся в Славянске, комиссару Жадову с Ириной Ивановной не удалось. Передача командования батальоном затянулась. Кто-то из бойцов заявил, что поедет добровольцем с Жадовым, кто-то вообще просил направить в какое-то другое место; Благоев приходил с телохранителями, молчаливыми здоровенными парнями, кого-то куда-то переводили, появилось сколько-то людей из отдела Ягоды.

В газете «Правда» появилась статья за подписью товарища Троцкого «Что такое коммунизм?» — там заявлялось, что нынешнее положение дел, «вызывающее справедливое возмущение трудящихся» сугубо временно, что очень скоро начнется внедрение «элементов подлинно справедливого общества» и в качестве первой меры будет запрещена частная торговля; но уже на следующий же день её едко высмеяли два десятка других изданий, от эсеровских до «буржуазных» («монархические» уже не выходили).

«Бывших» по-прежнему выгоняли на работы — расчищать снег, колоть лёд, грузить дрова и уголь. По рабочим карточкам увеличили нормы — и одновременно повысили «коммерческие» цены. Арестовали несколько десятков «царских агитаторов», о чём с помпой распубликовали в печати.

Шли дни, а Жадов с Ириной Ивановной всё никак не могли выехать на юг. Наркомат по военным и военно-морским делам никак не мог выправить последние документы, хотя дивизии формировались, и многие старые полки, сменив название на новые безличные номера, эшелонами двигались к Харькову и дальше. Немцы и впрямь сидели тихо в Ревеле, Риге и Либаве, где ни о какой пролетарской революции отчего-то никто даже не слышал. Киев оказался во власти «гетманцев», где русское население с недоумением наблюдала явление чубатых хлопцев под жовто-блакитными прапорами. Хлопцев этих было относительно немного, до действовали они решительно, растерявшаяся полиция ничего не предпринимала, и из города на восток потянулись первые беженцы.

При этом поезда на Москву по-прежнему ходили.

О том, что творится «в логове гидры конрреволюции» известно было немного. «Правда» ограничивалась пространными, но малосодержательными статьями-«подвалами» типа «Новые зверства царских палачей» или «Казни рабочих на юге России», где просто писалось, что в таком-то местечке «царские каратели расстреляли сто пятьдесят человек», а в другом казаки якобы изрубили шашками целых двести.

Посольства великих держав меж тем оставались в целости и сохранности. Им была гарантирована полная дипломатическая неприкосновенность, подтверждены все права и привилегии, что прямодушного комиссара Жадова тоже весьма задевало:

— Мы же мировую революцию делаем!.. зачем нам эти буржуйские засланцы? Что они тут сидят?

— Переходный период, Михаил, — терпеливо объясняла Ирина Ивановна. — Временно всё это. Да и к тому же — мы ж не собираемся воевать со всем светом вот прямо сейчас? Пролетарские революции должны созреть.

— Уж скорее бы созревали, — буркнул комиссар.

Они сидели на жёстком деревянном диванчике в приёмной зама наркома по кадрам. Уже введена была новая форма, со старых офицерских кителей, во множестве имевшихся на складах, спарывали погоны, пришивая петлицы с «кубарями», «шпалами» и ромбами. Жадов же по-прежнему ходил в кожанке без знаков различия, а Ирина Ивановна — и вовсе в гражданском.

— Товарищи! — дверь приёмной приоткрылась. — Зайдите, пожалуйста!

Блондинистая секретарша с внушительным бюстом окинула их презрительным взглядом. Бросила, не переставя разом и курить, и печатать на «ундервуде»:

— Вот направление в управление кадров. Там получите назначение на получение формы. Товарищ нарком подписал приказ о присвоении вам воинских званий… в соответствии с занимаемой должностью. Распишитесь… здесь, здесь и здесь…

Жадов нахмурился. Взял бумагу, прочитал.

— «Начальник дивизии — начдив…» А это что?

— Приказ о назначении вас начальником формирующейся 15-ой стрелковой дивизии, — недовольным тоном бросила блондинка.

— А почему…

— Товарищ заместитель наркома очень занят. Бумаги поручено вручать мне, — секретарша надулась от важности.

Ирина Ивановна никаких вопросов задавать не стала. Молча расписалась, молча забрала приказы.

— Идёмте, Миша.

Но даже и после этого никуда выехать им не удалось. Никак не могли выправить проездные документы; и сама 15-ая стрелковая дивизия, как оказалось, не имеет ничего, кроме начального приказа. Какие части и соединения надлежало обратить на её формирование, где они находятся — никто не знал и ответить Жадову с Ириной Ивановной не мог. Наркомат военных и военно-морских дел как-то очень быстро оброс бюрократией, всюду с озабоченными лицами бегали офицеры с новенькими петлицами на воротниках, тащили вороха бумаг… но дело никуда не двигалось.