Наша вина - Ron Mercedes - Страница 21

Я добрался до квартиры, которая была освещена только тусклым светом, который придавал ей тепла. Я оставил ключи на кухонном столе и вернулся, чтобы налить себе еще один бокал.

Эта квартира принадлежала другу моего отца, который, когда узнал, что я переезжаю в Нью-Йорк, предложил ее мне по цене, от которой я не мог отказаться. Я хотел начать все с нуля, в таком месте, которое я мог бы считать своим, и не соглашался на предложение моего отца поселить меня в квартире, которая у него была в Бруклине — на окраине нескольких офисов, разбросанных по Манхэттену.

Я не хотел вспоминать, что я пережил в том городе в детстве.

Узнав, что мой отец изменял моей матери практически на протяжении всего их брака, ненависть, которую я испытывал к ней, трансформировалась и превратилась в нечто иное. Какая-то часть меня более или менее понимала, почему все пошло прахом, и я ненавидел своего отца за то, что он заставлял меня жалеть ее.

Я ненавидел свою мать, это не изменилось, но вся эта история с матерью Ноа заставила меня задуматься, была ли эта ненависть оправданной или нет.

Мистификации… Как я мог винить свою мать в том, что она сошла с ума после того, как я потерял ее по той же причине?

Я бы никогда не простил ей, что она бросила меня, этому, конечно, не было никакого оправдания, но кто я такой, чтобы судить реакцию партнера после того, как он пережил что-то подобное? Я снова подумала о Ноа. . было тяжело видеть, как будущее, которое ты создал с одним человеком, все эти образы того, что еще впереди, улетучиваются у тебя из-под носа.

Я представлял себе полноценную жизнь с ней, я знал, что это будут непростые отношения… Я не был идиотом, наши отношения не были идиллическими, но проблемы пришли из-за третьих лиц. Я бы приложил руку к огню ради Ноа, если бы кто-нибудь намекнул, что она, возможно, изменяла мне с другим, я бы назвал его сумасшедшим. .

И так оно и было. .

Я допил свой бокал и пошел в свою комнату.

Я вошел, не потрудившись включить свет, и снял рубашку, оставив ее в любом случае валяться на полу. Завтра ее заберут дежурные. Я повернулся к кровати, намереваясь зажечь одну из ламп, и буквально замерз, когда увидел, кто лежит между моими простынями.

Мое сердце начало бешено колотиться в груди, почти причиняя мне боль, почти заставляя звенеть в ушах. Мое дыхание участилось, все мое тело отреагировало на этот образ Ноа, спящей на моей кровати, это было похоже на возвращение в прошлое, как когда я возвращался и она ждала меня там, с ее ногами с мягкой кожей, с ее руками на простынях, с ее волосами, разбросанными по подушке, матрасе. .

Я на секунду закрыл глаза и почти почувствовал, каково это - лечь рядом с ней, откинуть белые простыни с ее тела и позволить своим пальцам ласкать ее кожу… Я медленно повернул ее к себе, она открыла глаза, полусонная, но улыбалась, довольная, что видит меня, с тем сиянием, которое мне всегда удавалось вызывать у нее каждый раз, когда я прикасался к ней. «Я ждала тебя», - сказала бы она мне, и я бы взорвалась всей той любовью, которую, как я никогда не думала, могла когда-либо почувствовать. Я бы лег на нее сверху, осторожно откинул ее светлые волосы и медленно положил свои губы на ее губы, припухшие от сна, мягкие и жаждущие моего прикосновения. Моя рука спускалась по ее спине, проникая в ложбинку ее позвоночника, и я слегка приподнимал ее с матраса, чтобы прижать ее тело к моему, не раздавливая ее. Я нежно целовал ее верхнюю часть шеи, пока не добрался до уха, затем вдохнул аромат ее кожи - аромат, который не был ни фруктовым, ни сладким, ни чем-то похожим на никаких дорогих духов, от нее просто пахло Ноа. . только от нее.

Я открыл глаза, заставляя себя вернуться к реальности. Мне почти хотелось, чтобы было иллюзией увидеть ее там, в моей постели, среди моих простыней. Я не мог поколебаться, как бы сильно у меня ни чесались руки от желания прикоснуться к ней, я и не думал уступать ей, я понятия не имел, что она там делает, но я позволил ярости поглотить все остальные чувства и, громко топая, вышел из комнаты.

НОА

Я услышала шум, и мои глаза открылись, почти не осознавая этого. Сначала я не поняла, где нахожусь, но запах, который меня окружал, успокоил меня: я была дома.

Я была с Ником.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что последняя фраза не имеет никакого смысла… по крайней мере, не сейчас. Я забралась в эту незнакомую кровать и благодаря слабому свету, проникавшему через приоткрытую дверь, смогла взглянуть на свое окружение. В конце концов, с комом в животе я слезла с кровати и вышла в гостиную.

Свет был выключен, и горело только несколько тусклых лампочек, из тех, что не дают вам споткнуться, если вы встанете посреди ночи и выпьете стакан воды. Я передвигалась босиком, пока не увидела его: он сидел на диване перед стеклянным столиком, на котором стояли стакан и полупустая бутылка, положив локти на колени и опустив голову на руки. Конечно, для него было ударом ниже пояса найти меня в своей постели, как будто ничего не произошло, как будто это был мой этаж, и я имела какое-то право ждать его прихода во сне. Я чувствовала себя нарушительницей.

Должно быть, он издал какой-то звук или просто заметил мое присутствие, потому что его голова медленно повернулась в мою сторону. У него были блестящие глаза, и, увидев, как сильно сжалась его челюсть, я хотела убежать в противоположном направлении. Но я знала его, я знала его достаточно хорошо, чтобы знать, что за всей этой ненавистью, которая, казалось, поглотила его, любовь, которую он испытывал ко мне – или не испытывал, - все еще была в его сердце, как и в моем, ожидая подходящего момента, чтобы мы снова полюбили друг друга.

—Что ты здесь делаешь, Ноа? — спросил он меня, и я чуть не рухнул прямо там, заметив, как уничтожающе звучал ее голос.

—Я здесь из- за тебя, - ответила я, слегка пожав плечами. Мой голос казался эхом его собственного. Николас откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, тяжело вздохнув.

—Ты должна уйти. . ты должна уйти из моей жизни, — сказал он, по-прежнему не глядя на меня. Он наклонился, намереваясь налить себе еще один бокал, но я не хотела, чтобы он был пьян, нет, я хотел, чтобы он был ясным, ясным для меня, потому что мне нужно было, чтобы он понял, чтоя собираюсь ему сказать.

Я освободила разделявшее нас пространство, взяла бутылку, при этом соприкоснув свои пальцы с его пальцами, и вырвала ее у него из рук, чтобы поставить обратно на стол, подальше от него, от нас.

Он поднял взгляд, пока не посмотрел на меня, стоящую у него между ног, и я увидела, что его глаза покраснели, но не только от алкоголя. Я протянула руку, намереваясь погладить его по волосам. Боже, мне нужно было стереть это выражение боли с его лица, эту боль, которая была там из-за меня, но его рука схватила меня за запястье, прежде чем я смогла это сделать. Мне было все равно, потому что его рука соприкоснулась с моей кожей, и мне этого было достаточно.

Искра, та искра, которая всегда вспыхивала между ними, это чувство огня, чистого плотского желания, того самого желания, которое мы испытывали с того самого момента, как я вошла на кухню его старого дома и обнаружила, что он там что-то ищет в холодильнике. С того момента я знала, что что-то мое перестало принадлежать мне.

Он колебался несколько секунд, которые стали для меня вечностью, но после того, как он потянул меня за собой, мое тело врезалось в его грудь, а его руки помогли мне сесть к нему на колени, положив оба колена на диван рядом с его бедрами. Мои руки обхватили его за затылок, а его руки остановились на моей талии. Наши глаза встретились в полутьме, и мне стало страшно двигаться дальше. Я колебался, и он тоже; это было похоже на то, что мы вот-вот сорвемся с обрыва, нам может посчастливиться упасть на воду или, к несчастью, упасть на камень, и мы узнаем это только в том случае, если прыгнем.