Физиологическая фантазия - Елистратова Лола - Страница 37

• Предыдущая
• 37/41
• Следующая

Марк долго пятился и наконец выскользнул в коридор. Благодаря Бога за то, что он не переобулся в тапочки, рванул ко входной двери, но не тут-то было.

У двери на страже сидел Зверечек. Увидев Марка, он издал длинный угрожающий шип, и шерсть встала дыбом на кошачьей голове.

Фауста тотчас лее выскочила в переднюю.

– Ну-ка пойдем, – сказала она мужу беспрекословным тоном.

Доктор завела его в лабораторию. Перед приходом мужа она работала: составляла свою любимую ихтиоловую мазь на основе черного дегтя. Эта мазь, жирная, противная и вонючая, как сто чертей, обладала на редкость целебными свойствами. Те красавицы, которые наносили ее по вечерам на лицо толстым слоем, получали в награду гладкую, бархатистую кожу. Ну и что, что деготь делал их черными, как убиенный негрик! Ну и что, что они смердели солдатскими сапогами! Зато кожа становилась безупречной.

Фауста просто обожала ихтиоловую мазь и изготавливала ее в количествах несоразмерно огромных, даже по сравнению с изрядным числом клиенток. Что она делала с ней потом, неизвестно. Но что попишешь, любила доктор ихтиоловую мазь, любила.

Фауста завела Марка в лабораторию, где по столу были расставлены открытые банки с готовой ихтиоловой мазью, вонявшей на всю квартиру, и села в кресло. Кот, следовавший за Марком по пятам, как охранник, злобно фыркнул в его сторону и прыгнул к доктору на колени.

Марк встал напротив них, как осужденный на допросе. После того как он снова одел очки, мир внезапно показался кристально ясным, прозрачным и как будто другим, словно недолгая потеря зрения изменила для него всю картину бытия. Марк смотрел на молодую красивую женщину, сидящую в кресле с уютным котом на коленях – узкая холеная рука в кольцах неторопливо скользила по полосатой плюшевой спинке – и видел чудовище.

Фауста взглянула на него пристально. Потом еще раз и еще.

– Догадался, проклятый. Всегда был умен, – сказал устами красавицы нутряной, нездешний бас.

И туловище доктора стало разрастаться сразу в три стороны. По бокам от изящного Таниного торса образовались два отростка. С одного из них Марка сверлила глазами старая, недобрая Фауста Петровна. А с другого похабно лыбилась старуха в чепце.

Трехголовый монстр протянул когтистую, перепачканную в крови и земле лапу к банке с мазью и зачерпнул полную горсть дегтярной вони. А потом мазнул ей по носу трясущегося от нетерпения кота.

Морда животного заострилась и вытянулась, уши встали торчком. Кот увеличивался и увеличивался в размере, а его задние лапы вросли в безразмерный каменный живот доктора. Из трехголового чудовище превращалось в четырехголовое, и все эти четыре головы вместе образовывали новое, пятое существо, имя которому было Зверь. Страшные глаза Фаусты Петровны неотрывно смотрели на Марка с каменного лика.

– Старуха, – прошептал он. Отшатнулся и бросил последний, безнадежный взгляд в окно: сейчас бы туда, в туман, Господи будь милостив, восхити меня. А Фауста рыкнула басом:

– Больше не люблю тебя, поэтому забираю твое тело, и дух, и душу, – и гиеной пошла на него.

Морда чудовища очутилась перед самым лицом Марка, и из оскаленной пасти на него пахнуло несвежим мясом, как пахнет из посудомоечной машины, куда уже несколько дней складывают грязные тарелки.

Но в тот момент, когда когти чудовища впились в его тело, что-то жалобно, тоненысо пискнуло, и на макушке головы сверкнул фиолетовый огонек. Душа Марка вырвалась из тюрьмы и помчалась через окно, раскрытое в летнюю ночь, – далеко, к чистым. Туда.

Туда-а.

Хозяин балагана. Вот мы и сыграли вам о нечестивом докторе Фаусте, преуспевающем маге, кладезе некромантии, хиромантии, аэромантии, пиромантии и венце гидромантии. Пьеса сия, хотя и старая, всему миру известная, не раз показанная и на всякий манер уже виденная, сегодня, однако, была нами представлена на вовсе новый, у других комедиантов не виданный манер.

Ф а у ста (выглядывает из-за занавеса). Ку-ку!

Хозяин балагана (продолжает). Большая комедия с машинами, прологом, эпилогом и балетом фурий...

Фауста из-за его спины подмигивает зрителям.

Хозяин балагана. Новая пантомима, соединившая старый фарс о докторе Фаусте с арлекинадой, отличалась обилием волшебных превращений и частой сменой декораций.

В конце – оглушительно шумная сцена в аду, утопавшем в огне и пламени. Бух, трах, ба-ба-бах, пекло, мука вечная, и нет ей начала, нет надежды и нет конца, жилище мерзких насекомых и обиталище падших дьяволов, полное зловонной воды, серы, смолы и расплавленного металла...

Фауста. Ну хватит уже, хватит!

Хозяин балагана (испуганно оглядывается и видит доктора. Неожиданно улыбается и еще более неожиданно заключает). Так что прошу теперь, господа хорошие, подать актерам на пропитание кому не жалко.

Критик. Это что, получается, что они еще и денег хотят за эту гнусность? За что я им должен платить? Русской литературе нужна крепко сколоченная проза. Крепко – вот так, ух!

(Показывает публике кулак.)

А не это их средневековое мракобесие.

Критикесса. Да и потом, уж больно мрачно. Нет чтобы написать легкий, приятный роман со счастливым концом! И чтобы он отражал глубоко позитивное мироощущение, владеющее умами в России XXI столетия! Да! А то все время о грустном да о грустном...

Критик. Я уже не говорю о том, что ваша фантасмагория сильно попахивает... (Переходит на шепот.) ...постмодернизмом. Да-да, господа, постмодернизмом, не побоюсь этого слова. И это в то время, когда на историческую сцену возвращается реализм! Я только вчера закончил статью, в которой констатировал смерть постмодернизма. А они опять!

Хозяин балагана (плаксиво). Не знаю никакой реализьмы-постмодернизьмы. Просто кушать очень хотелось...

Критик (не слушая его). А откуда в пьесе взялась Франция? Нет, скажите мне, кому нужна эта Франция? Русский зритель хочет смотреть о проблемах регионов! Ну в крайнем случае о двоюродном СНГ. О паводках, об озимых, об убийствах коррумпированных чиновников, о мафии. О своем, родном! Давай пажить! Долой нежить!

Фауста (выходит из-за занавеса). Все, надоело! (Страшным голосом.)

Над адом, дерзкие, готовы вы смеяться, Покуда в горький плач смешки не обратятся!

(Фыркает и зовет ласково.) Маркуша! Зверечек!

На сцену выходят улыбающийся Марк и уютное плюшевое Животное. Фауста и Марк целуются; Животное с блаженным урчанием трется об их колени.

Критикесса. Это еще что такое?

Фауста. Хэппи-энд. Вы же сами просили.

Фауста, Марк и Животное водят по сцене хоровод с песней:

Марк (берет перевернутую вверх дном шляпу и показывает публике). А теперь, господа хорошие, подайте копеечку на седьмой телевизор!

Идет со шляпой по залу. Критик с критикессой вздыхают и бросают туда по монетке.

• Предыдущая
• 37/41
• Следующая