Физиологическая фантазия - Елистратова Лола - Страница 17

• Предыдущая
• 17/41
• Следующая

Марк улыбнулся.

– Ну что ты улыбаешься, как будто понимаешь, о чем я говорю?

– Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите.

– Что ты можешь понимать! – ответила Фауста, вздохнув. – Ладно, иди домой. Камеру свою можешь оставить. Завтра за ней приходи.

– Спасибо, – обрадовался Марк. – Правда, большое спасибо. Я даже и не думал...

– Не думал он! Иди давай, иди.

– Спокойной ночи, доктор, – весело сказал Марк и вышел из квартиры.

Он спускался в лифте довольный собой. Обе женщины у его ног: весь вечер обе только на него и смотрели. Радовались, переживали и ревновали только из-за него. А он поставил обеих на место.

Погруженный в эти приятные размышления, он пошел к метро мимо косогора, даже не взглянув в сторону опасной тропинки к озеру. И не заметил, как из тени деревьев выскочила ловкая тень и быстро двинулась к нему.

Зато он сильно вздрогнул от испуга, когда чьи-то хваткие руки вцепились ему в плечи из-за спины.

– Xa-xa, – неестественно рассмеялась Таня, но в глазах у нее была злость.

– Ничего себе маленькое чудовище, – сказал Марк, еле оправившись от страха: настолько неожиданно Таня на него наскочила. – Что это ты тут делаешь?

– Я... ну... гуляю, – она словно и не думала, что придется отвечать на этот вопрос.

– Хорошее место для прогулок по ночам, – Марк взглянул в сторону темной бесформенной массы, которой казались большие деревья, колыхавшиеся под ветром на берегу озера. – С тобой ничего не случилось?

– А что со мной может случиться? – задиристо спросила Таня и пошла вперед, в сторону метро.

Марк поплелся за ней.

– Сама знаешь, что место нехорошее. Убийство это...

– Думаешь, на меня твой зверь напал? – Таня дернула плечом. – Так я из другой сказки. Я же Красная Шапочка, меня только волк может съесть.

– Да, волк может, – подтвердил Марк, но уверенности в его голосе поубавилось. – Мне тебя проводить?

– Проводи.

Они шли по мосту под загробные завывания ветра, который, как часто бывало, безумствовал в этот час; рвался, хотел туда, вслед за паломниками. Марк обнял Таню за плечи, прикрывая от ветра. Вид у него был совсем не кровожадный, и девушка подумала:

«А ведь правду говорят, что настоящие волки не соответствуют своему агрессивному, жестокому образу. Они никогда специально не охотятся на человека, предпочитают овец пастуху и откровенно боятся людей. Человеческий голос, походка вызывают у них страх. Волки очень чувствительны к малейшей грубости в интонации и в движении. Малейший окрик, резкий жест – и подошедшие близко волки разбегутся».

– О чем ты так задумалась? – спросил Марк.

– О волках, конечно. О чем еще можно думать рядом с тобой? Я читала в учебнике по биологии, что волки вообще-то очень боятся людей. Любая пастушка криком может отогнать их от стада.

– Да, правильно, – согласился Марк. – По сути, чтобы подозвать к себе волка, необходимо проявлять большое терпение и ласку. Даже если они давно знают человека, они не подойдут к нему, если он стоит. Ему придется сесть, и только тогда они приблизятся. А если он хочет до них дотронуться, он должен лечь. Только если человек лежит, они перестают испытывать по отношению к нему неконтролируемый страх и идут на контакт.

– А, теперь я понимаю, почему волк так уговаривал Красную Шапочку лечь с ним в постель, – хмыкнула Таня.

– Любую вещь можно рассматривать под разными углами зрения, и от этого она может представать в совсем новом свете. Но одно точно: волк всегда предпочтет бегство открытой конфронтации. В реальности практически невозможно увидеть волка с оскаленными клыками и с пеной у рта. Нет, ты увидишь животное, одеревеневшее от испуга, с опущенной мордой, с хвостом, спрятанным между ног. Не надо путать волка с собаками агрессивных пород.

– Ты так о них говоришь, как будто они тебе родные, – заметила Таня.

Марк пожал плечами и не ответил.

Они уже проехали те несколько остановок, которые отделяли Северное Чертаново от Таниного дома, и потихоньку приближались к месту назначения.

– Ну что, сегодня опять не позовешь меня в гости? – спросил он.

– Может быть, я бы тебя и вчера позвала. Ты же сказал, что будешь всю ночь сидеть на коврике под дверью, сторожить. А я потом открыла, но тебя уже не было.

– Надо же, – удивился Марк. – Значит, все-таки открыла?

– Представь себе.

– А я подумал, метро закроется. И пошел.

– Тоже мне волк, – хихикнула Таня. – В метро боялся опоздать. Ладно, заходи, – и, отперев квартиру, пропустила его внутрь.

От вчерашней агрессивности Марка, казалось, не осталось и следа. Он неловко сел на маленький диван у окна и попросил:

– Чаю дай, а? И вообще, есть так хочется.

– Это называется «есть так хочется, что переночевать негде», – сказала Таня. Она словно провоцировала его: подошла совсем близко к сидящему в углу Марку и остановилась, не говоря ни слова. Ему не оставалось ничего другого, как поднять руки, обнять ее за талию и прижаться лицом к животу.

Таня по-прежнему молчала, пока он покрывал поцелуями полоску голой кожи между короткой черной маечкой и низким поясом джинсов. Потом она присела на корточки и подставила ему губы. Потом потянула его за собой и легла на ковер.

Когда Марк протянул руку, чтобы расстегнуть на ней джинсы, она сказала:

– Ты же, кажется, есть хотел. Пойдем я тебя накормлю.

– Нет, не хочу больше есть. Хочу тебя.

– Нет уж, попросил есть, так давай ешь.

Она вскочила на ноги и убежала в кухню. Он тоже медленно поднялся, ошарашенный. Кое-как пригладил растрепавшиеся волосы и пошел вслед за Таней.

Она уже вытащила из холодильника хлеб, сыр и колбасу и нарезала бутерброды.

– Больше ничего нет, – сказала она. – Я обедаю не здесь, а у Фаусты Петровны.

– Неважно. И так хорошо.

Таня заварила чай и разлила его по чашкам. Марк отхлебнул из своей, обжегся, закашлялся. Откусил от бутерброда с сыром, снова закашлялся.

– Что с тобой? – спросила Таня.

– Не знаю. Что-то я слишком тороплюсь. Нервничаю.

– А из-за чего тебе, собственно, нервничать?

– Я не понимаю, чего ты хочешь, Таня.

– Чего я хочу? Ну... Расскажи мне еще про волков. Мне нравится слушать, когда ты рассказываешь.

– Ну до волков ли нам сейчас?

– Нет, я хочу, – уперлась Таня. – Хочу слушать про волков. Или про оборотней. Рассказывай мне, как ты рассказываешь Фаусте Петровне.

– Таня, не будь дурой, не ревнуй меня к Фаусте. Не слушая его, она только повторила:

– Рассказывай.

– Ну что ж... – сказал он неохотно: было видно, что у него нет ни малейшего желания заводить очередную историю. – Оборотнем в Жеводане считался такой колдун, который заворачивался в волчью шкуру при наступлении темноты и прятался в оврагах или под деревьями, недалеко от дороги. Когда на ней появлялись путники, он на них нападал.

– И какой он был? Очень страшный? – Таня специально широко раскрывала глаза, воссоздавая атмосферу разговора в доме Фаусты.

– Кому как. Если хватало смелости взглянуть оборотню в лицо, прохожий мог приказать ему сбросить шкуру и вступить в бой. Если оборотень оказывался сильнее, путник был вынужден сам надеть его шкуру и тоже превращался в оборотня сроком на три года.

– А если прохожий побеждал?

– Оборотень снова надевал шкуру и возобновлял блуждание по ночам. Прохожий все равно не мог его убить: оборотни бессмертны. Они кричат, как звери, карабкаются по деревьям и истощают себя до крайности этими безумными затеями, но умереть не могут в любом случае.

– А ранить их можно?

– В Жеводане считалось, что да. Если оборотня пырнуть ножом и из раны брызнет кровь, оборотень излечится – опять-таки на три года. Между прочим, если в деревнях наутро обнаруживался раненный ножом человек, это свидетельствовало о том, что ночью он был вервольфом, оборотнем. Таким было очень трудно вступить в брак: их боялись. Впрочем, и без ножевых ран обычно в каждой деревне знали своего вервольфа по имени.

• Предыдущая
• 17/41
• Следующая