Новые приключения Гулливера - Клугер Даниэль Мусеевич - Страница 5

Взобравшись на стол, Гурго приблизился к костям и присел на корточки перед ними. Что-то привлекло его внимание, он сначала наклонился к костям, затем резко выпрямился, спешно отошел на два шага и огляделся по сторонам. Я понял, что он ищет обнаруженную мною нишу. Наклонившись, я осторожно вынул разбитую по моей неосторожности плиту. Гурго заглянул в нишу, ступил внутрь. Ниша оказалась для него вполне просторной; во всяком случае, Гурго, осматривая ее, поворачивался без особых проблем. В двух или трех местах он что-то соскоблил со стены миниатюрным кинжальчиком. Затем его внимание привлекло нечто на полу, какая-то вещица, столь малая, что я не мог ее разглядеть. Подняв эту невидимую вещь, он поднес ее к глазам. Мне показалось, что на крохотном личике обозначилось выражение ужаса — уже знакомое мне по первой реакции его превосходительства на лежащие передо мною кости. Гурго быстро спрятал находку в карман, не говоря мне ни слова. Я, разумеется, не стал ни о чем спрашивать. Но бледность кормолапа меня удивила.

— Поднимите меня на стол, — потребовал его превосходительство.

Я услужливо подставил ему ладонь и осторожно поднял на стол. Здесь кормолап словно забыл о моем присутствии. Он принялся расхаживать по столу, заложив руки за спину и старательно обходя оказавшиеся точнехонько на его пути найденные мною кости. Видя, что Гурго никак не решится начать разговор, я заговорил сам.

— Ваше превосходительство, — осторожно начал я, — однажды вы сказали мне, что в этих стенах ранее располагался храм.

Кормолап остановился и повернулся ко мне.

— Верно, — ответил он. — И что же?

— Когда же я спросил вас, почему этот храм пришел в запустение, вы посоветовали мне никогда не спрашивать об этом.

Гурго молчал.

— Могу ли я предположить, что этот несчастный, останки которого я случайно нашел, имеет какое-то отношение к судьбе храма? — спросил я, стараясь говорить как можно тише.

Флестрин-наздак вздрогнул.

— Возможно, — ответил он после паузы. — Возможно. Видите ли, Куинбус Флестрин… Но только вы должны молчать о том, что я сейчас скажу… Так вот, видите ли, здесь, в этом храме несколько лет назад было совершено ужасное злодеяние. И ваше предположение совершенно справедливо, — он указал сначала на кости, а затем на нишу, — вот это, очевидно, следы того давнего злодеяния.

Разумеется, я хотел услышать подробности, а не только подтверждение моей собственной догадки. Но Гурго не дал мне задать нового вопроса.

— Прошу вас, — сказал он, — это очень опасная история. Верните на место каменную плиту. А теперь, — добавил он еле слышно, когда я выполнил его распоряжение, — спрячьте кости. Спрячьте так, чтобы их можно было незаметно вынести отсюда.

Я завернул обнаруженные останки в носовой платок и опустил в карман. Мне показалось, что Гурго при этом облегченно вздохнул.

— Куинбус Флестрин! — громко сказал он. — Его величество поручил мне проследить, чтобы вы ежедневно совершали прогулку вокруг своего жилища. Извольте же выйти и выполнить высочайший приказ, — при этом Гурго прижал обе руки к груди и выразительно несколько раз кивнул, так что я понял — он хочет рассказать мне о чем-то, максимально удалившись от стен бывшего храма.

— Да, конечно, — ответил я со всей поспешностью (мне не нужно было повышать голос — слуги снаружи прекрасно слышали меня, даже если я говорил шепотом). — Конечно, ваше превосходительство, я с радостью выйду на свежий воздух. И прошу передать его величеству мою искреннюю благодарность за заботу.

Когда мы, по мнению Гурго, отошли достаточно далеко от моего жилища, кормолап прежде всего попросил меня похоронить останки, покоившиеся в моем кармане. При этом он объяснил, что могила должна быть вырыта таким образом, чтобы скелет мог расположиться в ней вертикально, причем — вниз головой. На мой удивленный вопрос он ответил, что таков обычай, имеющий глубокий религиозный смысл.

— Надеюсь, вам известно, что Земля представляет собою плоский диск, — сказал флестрин-наздак. — В конце времен, когда случится светопреставление, она должна перевернуться. Потому-то мы своих покойников хороним в вертикальном положении вниз головой, чтобы при этом грандиозном перевороте они оказались в нормальном положении и смогли воскреснуть к новой жизни.

Я был поражен этим объяснением. Не сутью его — ибо у каждого народа есть свои обычаи, кажущиеся прочим странными. Поразило меня то, что, насколько я мог вспомнить, крохотный череп лежал вверху, а это означало именно захоронение вверх головою.

Я не замедлил сообщить об этом Гурго. Кормолап содрогнулся.

— Чудовищное кощунство! — воскликнул он. — Тот, кто замуровал в стену тело несчастного, тем самым постарался лишить его возможности воскреснуть в конце времен. Потому что захороненные головою вверх уже не воскреснут… Преступник рисковал многим, — добавил Гурго после непродолжительного молчания. — В случае поимки такого злоумышленника ожидает ужасная казнь — расчленение на двенадцать частей, по числу сторон света (в представлении лилипутов у света не четыре, а именно двенадцать частей), и одну часть при этом бросают в море. Делается это для того, чтобы после поворота Земли казненный не воскрес вовсе, независимо от того, как будут захоронены его останки. Разумеется, при таком обвинении судьи не удовлетворяются обычными показаниями двух свидетелей, как в случае с другими преступлениями. Тут судья требует представить двенадцать свидетелей кощунства. Так что нужно было иметь чрезвычайно серьезный повод для того, чтобы поступить таким образом…

При всем том, что я с трудом различал интонации лилипутов, мне показалось, что в голосе Гурго прозвучало не только возмущение. Я спросил его, максимально понизив голос, не наводит ли его кощунственное захоронение на какие-либо мысли относительно виновников?

— Да, — признался он. — Наводят. Так могли поступить не только злодеи, желавшие лишить умершего посмертного воздаяния. Некоторые еретики отрицают возможность переворота Земли. Они придерживаются прямо противоположных взглядов и хоронят своих приверженцев вверх головами. Таковы взгляды крайних тупоконечников. Для них подобное захоронение, напротив, весьма почетно.

Он вновь замолчал, на этот раз — надолго.

С помощью перочинного ножа я выкопал ямку глубиной двенадцать дюймов. Затем бережно опустил туда крохотные косточки, предварительно положив крохотный череп, перевернув его должным образом. Остальные я сложил так, как они шли в теле. Следуя указаниям флестрин-наздака, я засыпал могилу землей, а затем, по его просьбе, утоптал. На мой вопрос — следует ли как-то пометить захоронение, Гурго ответил отрицательно.

— Вообще, — заметил он, — будет лучше для вас, Куинбус Флестрин, если вы забудете об этой находке. Всякое возвращение к темной истории бывшего храма может не лучшим образом сказаться на вашей судьбе. Мы исполнили свой долг — похоронили умершего должным образом. Все прочее не касается ни вас, ни меня.

— Но каким образом чужое прошлое может повлиять на мое нынешнее положение? — удивленно спросил я.

— Н-ну… — замялся кормолап. — Как бы… Впрочем, если вы поклянетесь молчать, я скажу вам.

Разумеется, я поклялся.

Гурго предварительно огляделся по сторонам и попросил меня осмотреть окрестности с высоты моего роста. Я убедил моего друга в том, что вокруг в радиусе двухсот футов нет ни одного соглядатая, и помог ему забраться на мое плечо. Приблизившись к моему уху, он сказал, да так тихо, что я едва смог разобрать его слова:

— Близится война с Блефуску.

— Ну и что? — Я все еще не понимал его опасений. О возможной войне с соседним островным государством в последние дни говорил едва ли не каждый второй лилипут, пришедший на меня поглазеть. Разумеется, говорили о войне не со мной, просто я слышал эти разговоры. — Какое отношение имеет будущая война к прошлому храма?

— У его величества в отношении вас грандиозные планы, — пояснил Гурго. — А поскольку подстрекателями к новой войне, как это бывало уже не раз, выступают нечестивые тупоконечники, укрывшиеся в Блефуску, всякое расследование, касающееся корней давней вражды, может быть истолковано как угодно.