Пионер — ты в ответе за все! (СИ) - Широков Алексей - Страница 4

Я поднялся и вышел из кабинета, с трудом удержавшись, чтобы не шарахнуть дверью. Но это было бы ребячеством и несправедливо к учителям. Я запомнил, как Иван Сидорович защищал меня, несмотря на давление со стороны райкомовца и этой крысы Зайцевой. И обязательно отплачу ему и всем, кто поддержал меня, пусть даже тем, что не сказал ни слова. Ведь всегда легче и удобнее присоединиться к толпе, чем даже просто промолчать и остаться в стороне, так что я понимал и завуча, и Алёну, которая, по сути, только начала карьеру. И любая ошибка может стоить ей долгих лет на должности школьного комсорга, без шансов на повышение. И всё же она не поддержала, так сказать, старших товарище, что радовало.

— Семён, ты что творишь?! — я задумался и не заметил, как за мной выскочил Ерёмин, и догнав, дёрнул за плечо, разворачивая к себе. — Ты что, с ума сошёл?! Как можно вот так просто бросить членский билет?! Ты не понимаешь, что теперь тебя точно вышибут из комсомола и всё, привет?!

— Я что-то сказал неправильно? — в отличии от Романа я был абсолютно спокоен. — Романыч, проснись! Я понимаю, что ты планировал построить карьеру, и с этим я тебе сейчас знатно поднасрал, но хоть на секунду сбрось розовые очки. Кроме таких как ты в комсомоле и в партии полно тех, кто умеет только трепать языком, но самое страшное, что они лезут на руководящие должности. Просто поверь, если когда-нибудь Советский Союз и развалится — то только из-за таких уродов, как Зайцева.

— А я значит не такой? — набычился Ерёмин. — Слушай, Чобот, я много чего от тебя мог ожидать, но только не такой открытой антисоветчины.

— Блин, Ромаха, какая в жопу, антисоветчина?! — я понимал, что сложно перебить многолетние установки, но всё же считал комсорга достаточно разумным, чтобы уметь думать самому. — Если уж на то пошло, большего патриота нашей страны чем я найти практически невозможно. Потому что вы все только предполагаете, что с вами могут сделать капиталисты, а я это знаю! Но это не отменяет того, что я вижу не только хорошее, но и плохое. И вот эти балаболы — это самое худшее, что может случиться со страной. Вот скажи, ты планировал идти по партийной линии, но поступать планируешь в технический ВУЗ, так?

— Ну да, — подтвердил сбитый с толку Ерёмин. — А это здесь причём?

— Да это ключевой вопрос! — я от избытка чувств хлопнул кулаком по ладони. — Вот гляди. Ты поступаешь в институт, потом едешь куда-нибудь со стройотрядом, так? Параллельно пытаешься стать комсоргом или хотя бы войти в актив. После того как закончишь, у тебя уже будет стаж работы и рекомендации от комсомольской организации. Потом по распределению идёшь на какой завод или фабрику. И там уже тоже будешь и работать и расти как комсомолец, ну а потом коммунист. В итоге лет через двадцать вполне можешь занять одну из ключевых должностей, или там директор или главный инженер, или парторг предприятия. А потом уже будешь решать, уходить выше или оставаться дальше работать на производстве. Я прав?

— Ну да, я сам это рассказывал, — пожал плечами Роман. — И что такого, все так делают.

— В том и проблема Ромаха, что не все, далеко не все. — я похлопал товарища по плечу. — Ты бываешь на собраниях актива школы и сам знаешь, что далеко не все занимаются настоящими делами. Многие просто отделываются болтовнёй и формальными занятиями. Сделать стенгазету, провести пятиминутку политинформации и всё такое.

— А чем тебе политинформация то не угодила, — нахмурился Ерёмин. — Каждому гражданину Советского Союза важно знать, какую ещё гадость готовит проклятый капитализм. Предупреждён — значит вооружён!

— Проблема не в самой политинформации, а в её подаче. — я покачал головой. — Больше половины того, что нам говорят — это топорная и неуклюжая пропаганда, не несущая никакого смысла. А ещё процентов тридцать — выдумки и фантазии о Западе. И в итоге те крупицы реально важной информации теряются под ворохом пустопорожней болтовни. Но самое страшное не в этом, а в людях, что делают эту трепологию своим смыслом жизни. Как вот эта Зайцева. Зуб даю, что она кроме комсомола нигде никогда не работала и умеет только молоть языком. И заметь, она уже в райкоме, а дальше, глядишь, и в обком попадёт. Всё выше и выше. А теперь представь, что все руководящие должности займут подобные ей, кто ничего не умеет делать руками, зато всеми силами пытаются показать свою значимость бесконечным потоком той самой политинформации и иже с ними. Представил?

— Ну как-то не очень, — задумался Роман. — Кто ж таких людей на ответвлённые должности поставит?

— Да те из них кто пролез раньше. Рука руку моет, а рыбак рыбака, как известно, из далека видит. — Я пожал плечами. — И в итоге вместо дела будут бесконечные воспевания как хорошо в стране советской жить и так далее и тому подобное. Просто, потому что трепологам на местах тоже надо создать видимость работы. И чем дальше, тем больше. Потом пойдут приписки, потому что заниматься делом то некогда, у нас бесконечные собрания, сходки, съезды, где говорят и говорят, и говорят, а работа стоит. Но даже если что-то и делается, то очень криво и хреново, потому что начальник ничего не знает, кроме воспевания идей коммунизма, а на этом ты нормальный автомобиль не построишь, и ту же свинью не вырастишь. Ей, животине, вообще плевать, какой строй на дворе, лишь бы кормили вовремя, было сухо, тепло и мухи не кусали. Но если за ней не ухаживать, она сдохнет, а зерно сгниёт. Но разве может руководитель—балабол позволить, чтобы его уличили в некомпетентности? Вот и напишет в отчёте, что всё идёт как надо, даже с превышением плана. А в реальности дела будут идти всё хуже и хуже. И вот этот диссонанс, когда своими глазами ты видишь, что в стране полная жопа, а тебе рассказывают на бесконечных партсобраниях, как весело и богато мы живём, именно это и будет концом государства рабочих и крестьян. Понимаешь?

— Этого не может быть в принципе! — жёстко отрезал Ромка. — Данные с производств проходят через единую сеть вычислительных центров, а там приписки сразу видны становятся. Ты хоть в отчёте миллион свиней напиши, но если сдал сто голов, то так и будет. Разве что посадят за фальсификацию документов. Так что хрень ты полную несёшь. Ну ладно, не полную, я понял твою мысль, что во главе должны стоять люди, имеющие образование и опыт настоящей работы. Но всё же идеологическая составляющая тоже важна! И из-за одной… ну ладно, трёх, паршивых овец не стоит считать, что все остальные такие же! Я не такой! И мы собирались написать в обком, но ты выпендрился, и теперь тебя вышвырнут из комсомола и ни я, ни Алёна Михайловна ничего сделать не сможем!

— Да вы бы и так ничего не смогли сделать, если я правильно понимаю откуда ветер дует, — я тут же вспомнил Галкина-старшего, у которого хватало сил и влияния провернуть такое, а ведь ещё был неведомый Барон, и крёстный отец игровой мафии, что послал по мою душу киллера. — Так что не лезь в это дело, целее будешь.

— Знаешь, что, Чобот. — Ромка резко ткнул пальцем меня в грудь. — Иди ка ты на хрен. Я сам буду решать, что мне делать. Если тебе на свою жизнь насрать, есть люди, которым нет. И это не только я. Мы верим, что ты ничего не воровал, и лично я сделаю всё чтобы это доказать. С тобой или без тебя. Потому что я комсорг и это моя обязанность. А ты иди дальше жалей себя, психуй, разрушай свою жизнь, дебила кусок, но, если сдашься после первой же проблемы — ты мне больше не друг!

Ерёмин развернулся и зашагал по коридору, а я остался стоять, поражённый его экспрессией. Нет, я и раньше считал, что Ромка нормальный парень, даже когда я был полным идиотом и забивал болт на всё, он не бросил меня, пытался тащить как мог, но я считал, что это из-за его желания хорошо выглядеть в глазах Яковлевой. Всё же от того, что напишет секретарь комсомольской ячейки школы очень многое зависит в дальнейшем.

Но сейчас он меня поразил хотя бы тем, что считал меня своим другом, несмотря на все наши разногласия в прошлом. И если подумать, он первый и почти единственный кто сразу поверил в то, что я изменился. Так что даже меня, старого циника, сейчас пробрало. Но и бежать извиняться я не собирался. Комсомол — это неплохо, но и без него люди живут, тем более что ещё ничего не закончилось. Я не шутил насчёт суда, слава плагиатора мне была категорически не нужна. И я был готов идти до конца, хоть до того самого ЦК партии. Хотя бы потому, что иначе потерял бы уважение к самому себе, а без этого какой смысл жить.