Дочь атамана - Алатова Тата - Страница 40

И она тоже целовала его — как умела, жарко и топко, и хотела исцеловать его до беспамятства, но тут мерзко и бесцеремонно закукарекал ранний какой-то петух, и они отпрянули друг от друга, будто их водой окатило.

— Саша Александровна… — бессильно выдохнул он, пошатнувшись и потянувшись к ней, будто тяжко ему, бедному, было в одиночку.

Она переливчато засмеялась — тоже новым, не девичьим, женским грудным смехом, в котором были и мягкость, и радость, и обещание.

— После, все после, — шепнула Саша быстро, — скоро люди проснутся!

И унеслась вихрем к себе, чтобы едва успеть скинуть одежку, закинуть мокрые от снега валенки под кровать и нырнуть под пуховое одеяло, прикрыть глаза и выровнять дыхание. И сразу — скрипнула дверь, затопотала Марфа Марьяновна, положила руку ей на лоб.

— Горит девка, — сказала она озабоченно.

Ох горит, кормилица!

Ох пылает, милая!

Гранин и сам не понимал, в каком отравленном мареве пребывал после того, как чуть не умер в Грозовой башне, а Драго Ружа вдохнул в его тело новую молодость.

Но вдруг спала вся хмарь, и этим утром мир казался прозрачным и юным, пушистые от инея ветви деревьев стремились к ясному небу, морозный колкий воздух наполнял грудь легкостью и свежестью.

Все вокруг теперь было удивительным и благостным, и казалось, будто Гранин запросто сможет взлететь, если подпрыгнет повыше.

Чтобы совершенно не потерять голову, он схватился за лопату и принялся расчищать от снега площадку в саду — для горки, которую обещал Саше Александровне.

Размеренный этот труд и правда помог разлохмаченным мыслям сплестись в ровные нити.

Какое счастье, что наконец-то тайна, которую он считал нужным хранить, оказалась раскрыта. Гранин пока не понял, как именно это произошло, но был уверен, что ответ не заставит себя ждать. Саша Александрова не выглядела разгневанной из-за нового обмана, и, учитывая ее вспыльчивость и даже некоторую жестокость, это обстоятельство впечатлило Гранина едва ли не больше, чем остальные невероятные события минувшей ночи.

Избавившись от черта, он испытал невероятное облегчение, заново ощутив радость от простой возможности жить и дышать. Смрад нечистой силы, преследовавший Гранина доселе, растворился. Однако новые вопросы беспокоили его куда сильнее, чем собственное проклятие.

Были ли правдивы прощальные слова черта?

Про клеймо, которое он увидел на Саше Александровне, и про то, что придет некто пострашнее.

Кто?

Когда?

Для чего?

Справятся ли они с новой напастью?

Отчего черт так перепугался?

Отчего Саша Александровна была полностью уверена, что черт подчинится ее приказам? Будто бы она была рангом выше.

Терзали Гранина и иные размышления — волнительные и стыдные.

Насколько дурно он поступил, когда поцеловал ее? Ведь не имел же никакого права поддаваться пагубному помутнению. Но столько чувств на него свалилось сразу, что он по-мальчишески не сумел совладать с ними.

И если он отступит сейчас — то не сочтет ли Саша Александровна его бесчестным трусом?

А если не отступит? Значит ли это, что Гранин, себялюбивый старик, испортит жизнь юной, пылкой барышне?

Он был ужасной партией для нее — Саша Александровна вправе была рассчитывать на супруга, подходящего ей по возрасту и характеру, не обремененного вдовством и взрослыми сыновьями.

И это не считая бедности его и отсутствия титулов. Положим, Лядовы весьма вольно относились к положению в обществе, но то на словах.

Александр Васильевич же и вовсе не намеревался когда-либо выдавать дочь замуж, опасаясь, что она повторит судьбу своей несчастной матери и умрет родами.

Заикнись только Гранин о предложении руки и сердца — ему несдобровать.

Решительно все было против них с Сашей Александровной, и рассудком Гранин прекрасно это понимал.

Но его шальное, вновь молодое сердце пело и не желало слушаться рассудка.

Оно не стыдилось и не сомневалось, оно торжествовало.

К тому времени, когда Гранин вдоволь намахался лопатой и явился к завтраку, усадьба уже проснулась и ходила ходуном.

Марфа Марьяновна и кухарка Анна проверяли продукты, прикидывая, какими праздничными яствами будут угощать крестьян и одаривать колядующих.

Все устали от долгого поста и с нетерпением ждали сочельника.

Саша Александровна и модистка Ани разложили в передней старые шубы, разные отрезы тканей, еще какие-то махры и теперь бурно обсуждали, кто в кого обрядится и какие костюмы они смогут пошить.

— Слава богу, Михаил Алексеевич, — утомленно произнесла Изабелла Наумовна, — вы хоть рассудительный человек. Объясните им, что я не желаю изображать козу!

Саша Александровна, стоявшая на полу на коленях и прикладывающая к себе лисий воротник, вскинула на него смеющиеся глаза.

И Гранин застыл, восхищенный исходившим от нее сиянием.

Никогда прежде она не выглядела настолько счастливой.

— Михаил Алексеевич, — лукаво воскликнула Саша Александровна, — станет у нас серым волком, правда, Ани?

— Как пожелаете, — едва сумел ответить он.

— И вы туда же! — упрекнула его Изабелла Наумовна. — Давайте уж завтракать, право слово. Саша, брось эту ветошь и ступай за стол, ты ведь не ребенок.

— Ну и пусть не ребенок, стану гадать на женихов, как большая, — она легко поднялась, прижала руки к груди, — суженый-ряженый, явись!

— Ни за что бы на его месте не явилась, — парировала гувернантка язвительно, — встреть меня невеста в наряде медведицы.

Саша Александровна засмеялась, быстро подлетела к ней, звонко расцеловала, надула щеки, изображая какой-то важный чин, и подала согнутую в локте руку, приглашая сопроводить в столовую.

— Ну будет, будет, — полушутя, полусердясь, оттолкнула ее Изабелла Наумовна, — что за ребячество!

— И государыня, должно быть, машкерад затеет, — сказала Саша и направилась наконец к столу. — И ей не станет пенять за то гувернантка… В столице из пушек да ружей палить будут, костры жечь! Михаил Алексеевич, вы уж позаботьтесь о том, чтобы у нас были еловые да можжевеловые ветки, голубчик, — и она снова ему улыбнулась, и у него снова сердце затрепыхалось, забилось, пустилось в пляс. — А впрочем, — добавила она тут же, — я с вами в лес пойду.

— Там тебя суженый-ряженый в чащу и упрет, — немедленно заметила Изабелла Наумовна. — Только леший твой характер и вытерпит, душечка.

— Я диковата, он дремуч, вот и станем жить-поживать да добра наживать, — охотно согласилась с ней Саша Александровна. — А вы, Беллочка Наумовна, ворчите все, оттого что скучно вам тут, маетно. В столицу сердце просится… А там что? Папенька вон до утра изволит где-то шляться, дед его с кнутом в руках поджидает, как юнца неразумного. И ведь однажды схватит за ворот да и поволочет силком под венец, сами увидите.

— Поволочет, — ожесточенно ответила гувернантка, — всенепременно поволочет! Если дочь замуж не рвется, то отцу отдуваться.

— Батюшки, — изумилась Саша Александровна, — ну хотите я прям завтра сбегу… да вот с Михаилом Алексеевичем — и обвенчаюсь тайно? Тогда вы наконец будете мной довольны? А папенька так и останется холост, так и будет до конца жизни по балам шастать да за карточным столом ночи просиживать.

— Как ты жестока, Саша, — покачала головой Изабелла Наумовна, — как прямолинейна! Оставь Михаила Алексеевича в покое, знаю я твою натуру необузданную. Всем наперекор, коли вожжа под хвост попала. Ты права, права, довольна? Александр Васильевич не видит меня, не ценит! И никогда не увидит! Я для него что пустое место.

— А мы можем вам платье пошить… — вдруг подала голос Ани, про которую все забыли. — Маску сделать… из бархата, с блестками! Превратить вас в таинственную незнакомку. В прежние годы Лядовы устраивали пышные гуляния в своем доме, поди и до сих пор так? Приедете незваной и загадочной гостьей и всех очаруете, Изабелла Наумовна.