Дочь атамана - Алатова Тата - Страница 16

— Окорок? — изумилась она. — Для чего это?

— Для ведьмы.

— Тююю, дьявольское отродье, — совсем разозлился Мелехов, — перстни да деньги, Саша Александровна, проверь!

— Для той самой, которую мы видели вчера? — впечатленная, Саша подхватила Михаила Алексеевича под руку, подталкивая его в сторону дома. — И что же вам охота пришла относить ей окорок в потемках? Или вы так ухаживать вздумали?

Он рассмеялся, учтиво открывая перед ней дверь.

— А ты молодец, бдительный, — крикнула Саша Мелехову, прежде чем зайти внутрь. — К ведьме без подарка никак нельзя, — сказал Михаил Алексеевич серьезно, пока Саша выпутывалась из платков и шалей.

— Это еще что за явление? — появившись из кухни с самоваром, буркнула Марфа Марьяновна. — Куда это вас носило в такое время?

— А вот Михаил Алексеевич ведьме окорок таскал, — охотно сказала Саша, — Марфушка Марьяновна, пусть Груня завтрак подает. Послушаем заодно деревенские сказки.

Эхом вспомнились ей слова лекаря: «Моя бабушка была сельской ведьмой и могла порчу навести одним взглядом. Страшная, скажу я тебе, была старушка, я ее обожал до слез».

Вздохнув, Саша прошла в столовую под грозный окрик кормилицы:

— Во что это ты, сумасшедшая, вырядилась? Собралась корову доить?

— А мне в корсетах по деревне разгуливать?

— В смирительной рубашке! Попадешь в Прядильный дом, будешь есть одну овсянку! Что про нас Михаил Алексеевич подумает?

— А он вообще известный плут, стоит ли переживать о его мнении!

— Александра Александровна, — сокрушенно попенял ей он.

Саша села за пустой пока стол, подперла подбородок ладонями и посмотрела на него с любопытством.

— Ну говорите же быстрее, — поторопила она, — что вам понадобилось от ведьмы?

— Будущее хотел увидеть, — ответил Михаил Алексеевич, усаживаясь напротив, — однако оно покрыто туманом.

— Теперь к цыганам пойдете? — спросила Саша, от которой не укрылось, как встрепенуло его известие о том, что неподалеку стоит табор.

— Обязательно пойду, — согласился он.

Появилась Груня с тарелками, широко улыбнулась Михаилу Алексеевичу и плавно поплыла лебедушкой, кружа вокруг стола.

— А возьмите меня с собой, — попросила Саша, — я и лошадей заодно посмотрю.

— Вы же понимаете, каким путем они в табор попадают?

— Неисповедимым, — хихикнула Саша. — Что же вас так занимает ваше будущее? Оно ведь и так, и так наступит, просто подождите немного.

Михаил Алексеевич не ответил, отвлекшись на кособокие блины, которые принесла Груня.

— А ваша ведьма может найти человека? — спросила Саша, осененная новой идеей.

— Какого человека? — во взгляде Михаила Алексеевича проступила неуютная острота.

— Хорошего человека, лекаря. Исчез и даже весточки не прислал. Как он теперь, где скитается?..

— Нет, это невыносимо, — резко и громко выпалил управляющий, и Саша даже вздрогнула от неожиданности. — Совершенно невыносимо есть такую дрянь! Простите меня, Александра Александра, мне срочно необходимо поговорить с этим Семеновичем. За что он нас так ненавидит?..

И он вскочил на ноги так порывисто, что едва не опрокинул чашку.

— Ух, разве что молниями не разит, — Груня восхищенно смотрела ему вслед.

— И что тебе в нем только глянулось?

— Сашенька Александровна, миленькая, — выдохнула Груня, прижав руки к груди, — его же обласкать хочется, утешить неприкаянного. Он ведь как неубранные колоски пшеницы под снегом — пропадает понапрасну. Уж я бы его, голубчика, отогрела.

— Только не опали беднягу этаким жаром, — усмехнулась Саша, которой отчего-то стало неприятно от этого признания.

Груня перевела взгляд с давно опустевшего дверного проема, вздохнула мечтательно, посмотрела на Сашу и нахмурилась.

— Вы бы оделись, Саша Александровна, — обронила она почти умоляюще. Груня мнила себя столичной модницей и всегда приносила с базара дивные новости из дворца императрицы. По ее словам, там творилось несусветное: то мужчины переодевались в женщин, а женщины в мужчин, то в дамские прически втыкали фрегаты и ветряные мельницы. «Походишь с таким полдня — и мечтаешь, поди, чтобы тебе вообще эту голову отрубили», — завистливо шептала Груня.

Она стоически перенесла переезд в деревню лишь потому, что надеялась быть просватанной за управляющего и начать жить собственным домом.

Саша с достоинством одернула безрукавку, щедро расшитую красными узорами.

— И в каком сундуке вы этакое откопали только? — не унималась Груня.

— В бабушкином, — засмеялась Саша, — в этом доме целые залежи старых вещей. Меха, да парча, да жемчуга, и все такое потешное! Ты уж разбери, душенька, будет время.

— Сашенька Александровна, — Груня оглянулась и придвинулась ближе, — а вы заметили, что Михаил Алексеевич странно одевается?

— Что ты говоришь? — не поняла Саша.

— Кафтан у него слишком широк, не в талию, — начала загибать пальцы Груня, — пуговицы старомодные, обшлага на рукавах больно высоки, каблуков не носит, а стало быть, и трость не надобна. И он говорит: поди закажи сани на Нижней улице, а ведь на Нижней улице лет десять модные лавки!

— Ну не следит человек за модами…

— Да как же так можно-то, Саша Александровна!

Грунино негодование было даже смешно. Будто в ее голове никак не могло уложиться, чтобы такой интересный кавалер да без каблуков по деревне носился.

Саша уже собиралась остудить ее — до нарядов ли скорбному вдовцу, — но тут с кухни пришла, отдуваясь, Марфа Марьяновна, грузно рухнула на стул.

— Блины печет, — доложила она, — отогнал Семеновича от печи и шпарит так, будто всю жизнь с поварешкой. А ругается, ух! Чем вы его так раззадорили?

— Михаил Алексеевич ругается? — не поверила Саша. — А казался таким степенным.

Груня, подорвавшись, бросилась вон — чтобы самой увидеть происходящее.

— Ну хоть позавтракаем как люди, — заключила Саша. — Изабеллу Наумовну разве разбудить?

Сразу после завтрака (ох, как давно Саша не отведывала столь воздушных и вкусных блинов) Михаил Алексеевич и Шишкин уехали в губернский город по соседству, чтобы договориться о строительных материалах.

Шишкин задумал небывалое: конюшни из камня.

— И как я папе объясню такую прихоть? — задумалась Саша.

— Я ему сам отпишу, что это вовсе не прихоть, — успокоил ее Михаил Алексеевич.

На том и порешили.

Груня и Изабелла Наумовна затеяли возню с бабушкиными нарядами, а Саша побродила по дому и спросила себя: что за нужда привела ее сюда?

Она задумала разведение лошадей, лишь бы выкинуть из головы лекаря, а теперь ее одолели сомнения. А вдруг ерунда выйдет, отец будет подтрунивать еще лет десять!

Может, взять Мелехова да и прокатиться верхом? Но здесь у них были только упряжные, а от них никакого удовольствия.

Душа требовала каких-то приятных свершений, но музицировать Саша не любила, художественным талантом была обделена, от книг у нее зубы сводило, а к шпаге она обещала более не прикасаться.

Помаявшись, она решила хотя бы прогуляться, снова надела душегрейку, обмоталась шалями и выскочила на улицу. Да так и замерла, с интересом прислушиваясь к цокоту копыт. Кого это к ним принесло?

На аллее показалась тройка, лошади были украшены столь богатыми попонами, что Саша невольно завела руки в простых рукавицах за спину, вытягивая от нетерпения шею.

Из пышного экипажа степенно вышел кругленький господин с брезгливым и раздраженным лицом. Бросил небрежный взгляд на дом, поморщился и велел ей:

— Барышне доложи, что сосед приехал. Плахов Емельян Кузьмич, граф!

Саша окинула взглядом обтянутый парчой живот, затянутый в лиловый парчовый камзол, золотое шитье на кафтане, пухлые ноги, похожие на сосиски, в палевых чулках с затейливой вышивкой, парик, каблуки, перстни и лорнет, явно ненужную шпагу на сверкающей перевязи, а потом ответила с притворной робостью:

— Барышня не принимают-с, у них мигрень.

— Глупая девка, — процедил граф, — твое дело — доложить. Уж меня-то примут.