Кандидат (СИ) - Корнеев Роман - Страница 25

Они были счастливы, секунда за секундой вновь становясь родными людьми. Она не могла не простить его, он не мог не просить ещё и ещё раз у неё прощения. Любое знание не приходит даром, этот общечеловеческий урок каждый усваивает тогда, когда на то ему приходит время.

Пентарра всё так же летела навстречу тьме, но с этого дня невесомого груза счастья на её первозданно-чистом челе стало чуточку больше.

Они расстались, лишь пообещав друг другу, что скоро встретятся вновь, Рэдди, наконец, забрался в кресло всё ждавшего его скаута, помахал рукой и продиктовал вызубренный наизусть код. Теперь — домой.

— Я люблю тебя.

Оля и Рэдди смотрели в глаза друг другу, она всё поняла без слов.

Минуло несколько тысячелетий с тех пор, как жизнь всего человечества в Галактике в прямом смысле этого слова стала его собственной. Каждый вздох, каждый шаг — всё имело собой целью сохранить чью-то жизнь, десятки, сотни, миллионы жизней колебались на острие его сознания. И каждая его ошибка имела свою чудовищную цену.

Некогда он был обычным человеком, лишь наделённым чуждым, противным самому его существу даром — заглядывать за колючую изнанку пространства, жить в нём не как живут обычные люди, но управлять им ради великой цели. Первый возненавидел свой дар ещё до того, как впервые сумел его почувствовать, прикоснуться к совсем иной, непривычной Вселенной. Возненавидел не просто так — второй стороной этого дара было даже не одиночество, с ним бы он смирился с лёгкостью. Второй стороной его дара было знание. Знание давало ему цель, цель ему придавала силы. Великая цель, великие силы. У всего этого была своя цена. Жизнь каждого из живущих, каждого из нерождённых. И вот эта жизнь порождала в нём одиночество, непостижимое, всеобъемлющее, бесконечное, фатальное.

Его персональное проклятие, именуемое Хранителями Большим Циклом.

На долгое тысячелетие Большой Цикл сковал каждую секунду его, Первого, воли, пока он окончательно не утерял способность дышать как человек, думать как человек, действовать как человек. Продумывая каждое принимаемое им решение на десятки, сотни лет вперёд. Постоянно вычисляя чудовищное уравнение сохранения разумной жизни в этой Галактике.

Он многое отдал, чтобы добиться своего. Всё построенное вокруг — построено его руками. Даже если он никогда не бывал в каком-нибудь отдалённом Секторе пространства, всё, что там сделал человек, сделал и он, Первый.

И теперь, когда всё жило само по себе, когда расцветала вокруг его мечта, Эпоха Вечных, тёплый и уютный огромный дом для всего человечества, он уже не мог вернуть то, что растерял в пути. Он жил от Погружения к Погружению, но возвращался в Галактику прежним — столпом былого могущества, оставшегося без новой цели.

Уходили его старые собратья по несчастью, как ушли Соратники, являлись новые имена, становились частью единого разума Совета. А Первый всё искал среди них того, кто даст ему подсказку — почему он до сих пор здесь, ради чего.

И чем дольше тянулось это ожидание, тем более грозным казалось ему подступающее будущее. Грозное уже тем, что оно его больше не касалось. Его проклятие — Большой Цикл — завершилось. И дальше повисала тишина и неизвестность.

Всё, что оставалось Первому от былых голосов грядущего — это молчаливые взгляды Хранителей — и Кандидаты.

Слепая случайность, один человек на миллиарды и миллиарды. Каждый из них мог стать новым голосом в хоре Совета, но гораздо чаще становились они совсем другим — невосполнимой потерей и знаком вопроса.

Никто из Вечных не смог уловить прямой связи между ними и тем, что происходило вокруг, но Галактика не дарила свои бесценные подарки попусту. Каждый из них был зовом человечества к крошечной горстке своих могучих рабов-вождей, безвольных командиров. Просьбой, а если просьбу не принимали или не понимали, то и жёстким приказом.

Поэтому Первый снова пускался в путь, посещая чужие миры вот так, не силой могучей мысли, но физически. Ему нужно было увидеть нового Кандидата.

Полис Пентарры был многолюдным портом пересечения множества галактических трасс, здесь было шумно и ярко, здесь мерцали в воздухе следы мыслей и поступков миллиардов разумных жителей Галактики. Его персональный челнок в этом кипении жизни затерялся без следа, оставив Первого в покое наблюдать за всем этим чудесным фестивалем со стороны. Иногда оставаться вне поля людского внимания доставляло изрядного труда, здесь же он прибыл не замеченным и сможет так же тихо удалиться, не мешая тут ничему. Тем более что это живой мир, чужой мир, это был мир Хронара.

Они едва обменялись парой отрывочных мыслеобразов, когда он вышел из силового кокона прыжкового пространства. Обменялись и замолчали. Всё уже обсуждено, а решения приняты, общение Вечных случалось вне залов Совета лишь по крайней необходимости. Подобные им любят одиночество. Нет. Не любят. Они им живут.

Впитывая атмосферу этого юного, горячего мира, как и каждый раз на каждом из живых миров, Первый ощущал здесь невероятную гамму свежих чувств. Уже ради этого одного стоило покидать Базу «Сайриус», его обычную резиденцию, чтобы вот так, почувствовать нечто вокруг себя и нечто кроме своих бесконечных планов.

Он что-то твердил о том, что всё вокруг сделано его руками… верно, но, будучи выпущенным в жизнь, оно развивалось далее по собственным законам, которым не прикажешь, которые не возьмёшь в узду. Согласно непреложным постулатам критической массы информации, эта жизнь неудержимо начинала воспроизводить себя, усложняя структуру, прорастая корнями в мёртвую плоть космоса. Обретая самостоятельность. Когда в следующий раз он по какой-то случайности окажется опять на Пентарре, она снова будет совсем другой. Снова — невероятно свежей, новой, живой.

В этом была своя радость для таких, как он, но в этом же состояла и величайшая опасность — построив Галактику Эпохи Вечных, Первый не знал, куда эта Эпоха теперь движется. И ни на миг не сомневался, что так далеко, куда его планы никогда не заходили.

И потому он снова разыскивал Кандидатов и смотрел, смотрел на них не отрываясь, в попытке понять, что же он перед собой видит.

Отсюда, из глубин людского моря Пентарры, всё выглядело иначе, чем из недр раскалённых и промёрзших насквозь космических просторов. Галактика, его обычное обиталище, здесь была чем-то чужим, запредельным, не существующим на самом деле, настолько далёким, что становится лишь хитрой абстракцией, о которой можно было рассуждать и строить догадки, но которую не представить, не воссоздать в сознании, не почувствовать её даже крошечной частью.

Пентарра, как и каждый мир, жил своей жизнью, лишь на первый взгляд ничуть не отделённой от остальных планет и космических трасс, их соединяющих. Её жители пришли оттуда и в огромном своём числе снова когда-нибудь туда отправятся, будут служить Галактике, воевать за неё, исследовать её глубины, строить её будущие форпосты и создавать произведения искусства, которые её украсят перед лицом грядущих поколений. Но вместе с тем они все, покуда они всё ещё здесь — это замкнутый мирок со своей душой, своим укладом и своим, собственным путём в будущее.

Слишком велики расстояния, слишком велика Галактика, объединяемая, по сути, лишь мощью Совета Вечных, не позволяющих мирам рассыпаться, как это однажды случилось, когда в разгар Первой Войны, во Время Битв перед решающим сражением 3001 гТС, когда ему, Первому, уже не было возможности одновременно удерживать под контролем Барьер и заниматься тем, что происходило на дальних мирах Фронтира. Начинавшаяся Вторая Эпоха навсегда запомнится потомкам и Потерянными мирами, и движением Конструкторов, и последующим Законом Бэрк-Ланна.

Эти отметины на долгие тысячелетия останутся на челе Галактики незарастающими язвами. И поэтому рождения нового Кандидата, и тем более — появление в Галактике ещё одного Вечного ждали с таким нетерпением. В них заключалось единство Галактики, и вместе с тем каждый из них служил толчком к появлению нового мира, новой разумной жизни, нового пути в будущее. Пути, которого ещё вчера не было и в помине.