Записки президента - Ельцин Борис Николаевич - Страница 2
- Предыдущая
- 2/108
- Следующая
Дальнейшая история с «Альфой» и «Вымпелом» развивалась следующим образом. Обе группы отказались принимать участие в операции. Барсукову с трудом удалось их убедить хотя бы просто подойти к Белому дому. То, что спецгруппы находятся где-то рядом, психологически будет давить на засевших в здании, они раньше сдадутся, меньше будет жертв. Барсуков посадил их в автобусы, и в районе зоопарка (это метрах в пятистах от Белого дома) машины остановились. Здесь они сказали, что дальше не пойдут. Каких-то конкретных причин не называли. Кто-то сказал: а пусть Совет федерации даст санкцию на участие «Альфы» в боевых действиях, кто-то неуверенно произнёс: мы не для того готовились, чтобы в безоружных машинисток стрелять.
Тактика была у Барсукова простая: попытаться подтянуться как можно ближе к зданию, к боевым действиям. Почувствовав порох, гарь, окунувшись в водоворот выстрелов, автоматных очередей, они пойдут и дальше вперёд.
Можно ли было обойтись без «Альфы» и «Вымпела»? В общем-то к этому моменту приняли решение для операции в здании использовать подразделения десантников и армейские войска спецназа. Но был важен сам факт: «Альфа» не пошла! Как в августе девяносто первого! Это вызвало бы однозначные ассоциации. Уже завтра в газетах раструбят: кровожадные руководители посылают спецподразделения на политических противников, а бойцы такие справедливые, в политике участия не принимают, плюют и на тех политиков и на этих. Это был, так сказать, первый слой неприятностей, внешний, на него особого внимания можно было бы и не обращать А второй — уже более серьёзный. Информация о том, что «Альфа» отказалась выполнять приказ своих командиров, могла дойти до руководства парламента. Это значит, что там воспрянут духом, начнут с новой силой сопротивляться. Опять будет стрельба, будут новые и новые жертвы.
Барсуков уговорил нескольких добровольцев из «Альфы» сесть на БМП и подойти на них к самому зданию, не пытаясь проникнуть внутрь, а просто осмотреться, чтобы, если все-таки придётся действовать, точно знать как. Четыре машины подъехали к Белому дому, и здесь произошла трагедия. Одна из БМП остановилась около раненого, человек находился в сознании, ему срочно нужна была помощь. Из машины вылез младший лейтенант, подбежал к лежащему, и в это время раздался выстрел снайпера. Пуля попала лейтенанту в спину, прямо под бронежилет. Так погиб Геннадий Сергеев, тридцатилетний офицер, ещё одна жертва кровавого понедельника. Раненый, которому он пытался помочь, через несколько минут тоже скончался.
После того как бойцы «Альфы» узнали, что погиб их товарищ, никого уже не надо было уговаривать. Почти вся команда пошла на освобождение Белого дома. Барсуков связался с Ериным, министром внутренних дел, подогнали несколько машин бронетехники. Под огневым прикрытием вошли внутрь здания. Во главе «Альфы» шли Михаил Барсуков и начальник президентской охраны Александр Коржаков. Он посчитал, и, видимо, правильно, что самой лучшей гарантией моей безопасности станет арест руководителей путча — Хасбулатова, Руцкого, Макашова, Ачалова.
Появление «Альфы» произвело в здании Белого дома сокрушительное действие. Все стали немедленно сдаваться. Стрелять пришлось немного.
Путч бесславно заканчивался.
Дневник президента
1 октября 1993 года
По дороге в Кремль я попросил водителя машины остановиться напротив здания мэрии. Была пасмурная погода, сильный ветер. Ко мне подбежали тележурналисты, и я сказал несколько слов. Постарался, как и следовало в этой ситуации, говорить максимально твёрдо, сурово: «Пока в Белом доме не сдадут оружия, никаких переговоров не будет».
Знакомой тяжёлой громадой возвышался Белый дом, ставший за последний год таким чужим. Хотелось сбросить это наваждение, прямо сейчас, разрушив все планы, всю стратегию, войти в этот подъезд, сесть за стол переговоров, вынудить их пойти на уступки, заставить сдать оружие, отказаться от конфронтации, что-то сделать.
Но сделать уже ничего нельзя. Мосты сожжены.
И от этого — тяжесть на душе, недоброе предчувствие.
Солдаты из оцепления оглядываются. Переговариваются между собой. Холодно им тут. А сколько ещё придётся стоять?
Неужели Россия обречена на кровь?
Был ли я прав тогда, вопреки уговорам многих принимая этот указ? Указ номер тысяча четыреста от двадцать первого сентября, который должен покончить с разрушительным двоевластием. С одной стороны — президент, избранный народом, с другой — советы, составленные по партийным спискам. Не по спискам нынешних партий. А по спискам единой, непобедимой, могущественной КПСС.
Будущее покажет. А пока — я поступаю так, как считаю необходимым. Опираясь на логику событий, опираясь в конечном счёте на свой собственный опыт и понимание.
Узаконенная анархия
Фраза из какой-то западной газеты о царящей сегодня в России узаконенной анархии довольно точно отражает суть происходящего. Вроде бы все в России есть. Есть все государственные структуры. Есть Министерство юстиции. Есть мощная служба безопасности. Есть милиция.
А порядка нет.
Весной 1993 года я подписал указ о казачьих формированиях в армии. Казаки возвращаются к своему основному укладу жизни: они и в армии служат в своих особых подразделениях, и в своих станицах живут по старинному казачьему уставу. У людей все просто и понятно. Им возвращён полувоенный образ жизни, вокруг которого все остальное строилось, и они счастливы.
Однако Россия состоит не из одних казаков. Да и им тоже, я думаю, будет тяжело приспосабливаться к новым условиям. Легко наводить порядок только нагайкой. Наводить порядок головой — всегда сложно.
Анархия при таком количестве силовых структур, при таком количестве государственных служащих и институтов власти, при таком цивилизованном, культурном народе может объясняться только одним. Не работает приводная система. И поэтому механизм не крутится. В конце концов все должно подчиняться какому-то одному, чётко обозначенному принципу, закону, установлению. Грубо говоря, кто-то в стране должен быть главным. Вот и все.
Конечно, введение президентства в России не решит все проблемы сразу. Однако государство на то и государство, что оно должно быть управляемо. По-моему, это так просто, что непонятно — почему этот вопрос представляется многим политикам таким запутанным и неясным. Главное, чтобы государство отвечало своему назначению, помогало гражданам жить.
Никакая реформа — ни экономическая, ни политическая, ни финансовая — мгновенно наших проблем не решит. Проблемы решаются долго, год за годом, кропотливо, мучительно медленно. Но ведь надо начать… Чтобы у нас через десять лет появились хорошие государственные служащие, их надо воспитать при нескольких президентах и парламентах. Сейчас они почти ничего не умеют. А других просто нет. Им неоткуда взяться.
Мы все должны набраться терпения. И мы должны учиться.
Однако такая ситуация по большому счёту не представляется драмой. Даже трагедией общества. Вот когда мы были под коммунистами — это была драма. Когда царя расстреляли — это была трагедия. Когда началась война с Гитлером — речь шла о жизни и смерти целой нации.
Вспомните свою жизнь, жизнь своих родителей. Последние лет тридцать — тридцать пять общество российское жило все-таки довольно мирной, спокойной, устойчивой жизнью, где начали утверждаться основные приоритеты мировой цивилизации: благосостояние семьи, культура, образование, воспитание детей, обязанности по отношению к обществу и к самому себе. Это было и при Хрущёве, и при Брежневе, и при Горбачёве — фашистская сталинская система постепенно превратилась в «бархатный» тоталитаризм (типа режима Франко в Испании или диктаторских режимов в Латинской Америке), при котором традиционные, мирные ценности все-таки главенствовали. И общество приспособилось, научилось существовать в этих ограниченных рамках, внутри которых все-таки начали воспроизводиться приемлемый духовный климат, материальные ценности, обстановка моральной терпимости.
- Предыдущая
- 2/108
- Следующая
