Дом Кёко - Мисима Юкио - Страница 28

Что до Сэйитиро, он был из тех, кто любит обычаи. Для него забавная бессмысленность традиций была сродни пародии на бессмысленность всей жизни общества. Она выявляла глупость тех дел, что мы, вкладывая все силы, обычно совершаем. Человек, который не считает глупостью часы-табель в своей компании, не станет называть чушью трижды повторенное перед помолвкой хождение из дома жениха в дом невесты с подарками.

В конце церемонии вручения подарков, когда Сэйитиро вместе с супругами Саката переступил порог резиденции Курасаки, в усадьбе в сумерках ранней осени уже повсюду зажгли свет. Тревожащая яркость у ворот, в прихожей, на окнах вызвала у Сэйитиро странные ощущения. В резиденции, затаившейся в середине квартала, это выглядело кричаще и ненормально, словно в доме случилось что-то неприятное.

Так что же произошло? «Я помолвлен» — эти пустые слова будто отскакивали от ярких светильников на окнах. В далёкой ночи они призывали столь любимую им «гибель». Не ко времени прокричал петух. Позже Сэйитиро узнал от Фудзико, что после того, как старший сын бывшего графа, их соседа, ослеп от запущенной глаукомы, соседи занялись птицеводством.

Фудзико в традиционном наряде невесты встречала их в прихожей. С холодной улыбкой она безупречно приветствовала гостей, но, если присмотреться, становилось заметным лёгкое смущение. Сэйитиро тоже нуждался в поддержке. Он споткнулся, когда стаскивал обувь. Фудзико поймала его за пиджак на спине. Всё прошло гладко и для Сэйитиро стало лишь действием, которое уменьшило значимость события.

Шагая по длинной террасе, он вспомнил, о чём судачили в компании. «Приятно заполучить дочь вице-президента. Но на деле это значит войти в их семью, даже взять фамилию. Уважающий себя мужчина откажется от такого предложения. Он, видно, не понимает, что это, наоборот, подняло бы его авторитет в компании». «Как же не понимает! Такому простому парню…»

Сэйитиро усмехнулся. Ничто не льстило его самолюбию больше, чем мнение о нём как о простом парне. Размышляя над этими слухами, он чувствовал, что его мысли всегда жили на вершине высокой тёмной железной башни. Если смотреть оттуда, город с невероятным количеством света явно близок к «гибели». Он осознаёт грядущий конец света. Тогда в чём смысл его женитьбы на дочери вице-президента? «Вот и начинается моя повседневная жизнь без волнений, моя бессмысленная реальная жизнь».

Вместе с будущей невестой он поднял заздравную чашу. Блюда и огранённое стекло ослепительно сияли. Сверкали золотые и серебряные нити на кимоно Фудзико. Все радовались. Всё было чудовищно.

— Ты когда-нибудь считал себя никчёмным человеком? — неожиданно спросил Курасаки Гэндзо.

Важные шишки любят застать врасплох каким-нибудь вопросом. Жена почтительно попыталась его остановить:

В такой радостный момент — и такие вещи…

Курасаки же не щадил:

Ну что? Тебе приходилось так думать?

Фудзико сидела рядом, и Сэйитиро чувствовал, что она с интересом ждёт его ответа. Он сразу понял, что в её груди, выступающей над яркой лентой, поддерживающей пояс, засело лишь расчётливое любопытство. Благодаря отцу теперь можно проверить находчивость будущего мужа.

Сэйитиро же ответил «ясно и откровенно». Для него это, по сути, был экзамен на получение работы.

— Нет, не приходилось.

— Правда?

— Правда.

— Ну, в таком случае ты смелее меня.

Важные шишки прекрасно умеют вести себя так, чтобы специально уязвить, практически мучить собеседника.

— Сильный, слабый — дело не в этом. Сугимото ведь говорит, что так не думал, — поддержал разговор Саката. — В этом он весь. У меня создалось такое же, как у вас, впечатление. Разве нынешние молодые одарённые люди не все такие? В том плане, что и таланты у них другие, не те, что ценились прежде.

Экзамен был сорван. Хотя во взгляде Курасаки и мелькало желание, даже каприз приоткрыть, что там у будущего зятя в душе.

Фудзико молчала. Это было хорошо. Она не понимала, что Сэйитиро умышленно экономил свою находчивость. Ответы казались ему вымученными, пустыми.

Курасаки вдруг произнёс громко и оживлённо:

— Так-то оно так. Никогда не считать себя никчёмным человеком — это тайна жизни. Я вот, попав в беду, задумывался над этим, но никому не говорил.

— Сугимото тоже не откроет тайну, — поручился Саката. Все, оценив шутку, заулыбались.

Фудзико надеялась, что в такой счастливый момент в Сэйитиро взыграют амбиции. Но он не оправдал её надежд. После еды мать Фудзико озабоченно сказала:

— Вы ещё не видели наш сад. Уже вечер, но Фудзико вам покажет.

— Это можно, — важно выразил согласие Саката.

Мадам Курасаки вовсе не претендовала на то, чтобы её старания выглядели двусмысленно, поэтому сильно смутилась и зарделась, как школьница.

— Я, как переем, сразу становлюсь такой. Очень красная, да? — обратилась она за поддержкой к дочери. Фудзико терпеть не могла тот трепетный способ иносказания, с которым воспитанные в старомодной традиции люди говорили о сексе. Поэтому сухо ответила:

— Нет, мама, ты совсем не красная.

Наконец обручённая пара вышла в сад на прогулку. В прозрачном воздухе повисла прохладная осенняя звёздная ночь. Они пересекли газон, пёстрый от усеявших его капелек света, и поднялись в павильон на вершине горы Цукиямы. Удивительно, но в полностью японском по стилю павильоне во внутренней перегородке было спрятано радио и проводка для электрического радиатора: на нём можно было даже подогреть еду. Фудзико сразу включила радио, громко зазвучал джаз в стиле диксиленд. Отсюда была видна вся резиденция Курасаки. Гостиная, где проходило торжество, в поле зрения не попадала, но во всех подробностях представал коридор, по которому с тарелками сновала прислуга.

По газону в беспорядке, словно клочки облаков, рассыпались пятна электрического света.

— Этот дом отец купил благодаря войне в Корее. А радио и радиатор в павильоне установила я. И пол, чтобы там танцевать, переделала тоже я, — гордо сообщила Фудзико.

— Вот бы такую войну, чтоб и мне повезло, — заметил Сэйитиро.

Он сказал это, имея в виду близившийся конец света, его окончательную гибель. Однако Фудзико разглядела в его словах честолюбивый порыв. Обрадовалась: «Он уверен в будущем». В своём окружении она пока не встречала молодых людей, настолько уверенных в будущем. Ту уклончивую позицию, которую он изобразил за ужином, теперь можно ему и простить. Фудзико пришла в хорошее расположение духа.

Сэйитиро прекрасно знал, что в такой момент следует поцеловаться, так что он приблизился и поцеловал невесту. Оба сразу поняли, что для партнёра это не первый в жизни поцелуй, тем не менее он их не разочаровал. Фудзико почувствовала в нём сдержанность и зрелость.

В самый разгар обмена поцелуями вдалеке опять не ко времени прокричал петух — словно красной трещиной разорвало ночь. Следом проснулись другие, и ещё какое-то время один за другим раздавались надменно печальные крики. Тогда-то Сэйитиро и услышал от Фудзико грустную историю их хозяина.

Театральная труппа, в которой играл Осаму, решила поставить в последней декаде ноября новую пьесу, драматургу Мидзусиме Мориити весной этого года заказали сценарий. Работа над пьесой шла быстро и в середине сентября завершилась. Следуя странной, типично японской практике, её до постановки опубликовали в художественном журнале, который вышел в первой декаде октября. Пьеса представляла собой трагедию в пяти актах, Мидзусима был приверженцем классицизма, поэтому, опираясь на правила его французского направления, построил действие так, что некое событие происходит в течение суток в одном и том же месте. В пьесе было восемь действующих лиц — и никаких статистов.

Осаму не любил Мидзусиму за то, что тот всегда писал пьесы с небольшим числом действующих лиц. В пьесах Асамы Таро, напротив, на сцену всегда выходило человек тридцать, а то и пятьдесят: автор гордился тем, что внимателен к талантам в труппе, каждый персонаж, даже самый незначительный, у него носил имя. Мидзусима Мориити поступал иначе. Все созданные им личности были порождением ума, он не принимал во внимание реальных актёров.