Дом Кёко - Мисима Юкио - Страница 26

Остров надвигался. Взгляд сразу отметил кафе рядом с пристанью и ярко-красные крыши бунгало. Красные прямоугольники выступали из зелени на склонах, обретали постепенно смысл и форму. Миг узнавания крыши походил на другой — когда спросонья, оглядывая в полумраке комнату, видишь, как у вещей, наполненных загадочным цветом, светом и формой, постепенно проступают контуры. И они становятся обыденными, повседневными: знакомый кувшин, стеклянная посуда в шкафу, груз, подвешенный к свитку.

Показался большой иероглиф, обозначавший «лёд» и начертанный красным на флаге с волнистым узором. Виднелась размалёванная красками башня — там встречали туристов. Указатели направляли к состоявшей из бунгало деревне. Около пристани мужчины размахивали яркими рубашками, женщина в жёлтом купальнике опасливо пересекала волнолом. Вскоре уже можно было разглядеть лица, даже открытый в смехе рот.

Взгляд на открывавшийся обзору остров полностью уничтожил то удовольствие, которое пассажирам лодки доставляло воображение.

В начале осени известие о помолвке Сэйитиро, конечно же, опередило саму помолвку. Его слава среди молодых сотрудников слегка поблекла, ведь до сих пор считалось, что он не из тех, кто стремится к «буржуазной женитьбе по расчёту».

Будь это обычная компания, группа, которая столь прогрессивно критиковала, скорей всего, принадлежала бы к радикальной части профсоюза. В «Ямакава-буссан» профсоюза не было. Главная причина заключалась в том, что даже из-за однодневной забастовки жизнь в торговых компаниях замирала, и там профсоюзного движения боялись, как цианистого калия. В любом обществе есть реформаторы, естественно, однажды и в «Ямакава-буссан» появился служащий, потянувшийся к этому яду. В тот же день сверху спустили приказ, и его немедленно отправили в командировку в медвежий угол на Хоккайдо, где зимой наметает снега по самую крышу.

Саэки, с его неправильной точкой зрения, принял сторону Сэйитиро. Речи в защиту помолвки сослуживца с дочерью вице-президента вызвали у большинства невольный смех: если уж сам Саэки занял такую позицию, то всё как-нибудь образуется.

Вице-президент Курасаки был способным человеком. Предприниматель-нувориш, он презирал браки по политическим соображениям и хотел выбрать для любимой дочери жениха с нужными талантами и достойным характером. Некогда он уверовал в быстрый расцвет капитализма под лозунгом «Бизнес — это человек». И в своём «взгляде на человека» никогда не ошибался.

Таким образом, вице-президент «увидел» Сэйитиро. Крах финансовых групп и война в Корее словно специально предназначались для того, чтобы обогатить Курасаки. Не случись чего-то одного, его сегодняшнего богатства не было бы. Мужчине, который при таком повороте судьбы сумел ухватить счастье за хвост, хочется считать себя удачливым, поэтому вице-президент поклонялся только решительности и судьбе.

Когда распустили финансовую клику «Ямакава-буссан», компания «Ямакава-буссан», которая перед войной широко занималась торговлей, была разбита буквально на крупинки, раздроблена на двести с десятком маленьких контор. Начальник производственного отдела Курасаки возглавил фирму по торговле металлами, хотя, кроме железного лома, торговать было нечем, а люди в шутку именовали его, как и он сам себя, «дед-старьёвщик».

В столь неприятной ситуации праздником, который следовало бы отмечать, неожиданно щедрым, поднесённым на блюде угощением стала Корейская война. Фирма Курасаки внезапно расширилась, и центральная акционерная компания внешней торговли металлами, которая начинала с капиталом в сто девяносто пять тысяч иен, наращивала доходы и кадры — число служащих в два-три десятка увеличилось во много раз. Отделённые прежде от компании «Ямакава-буссан» бесчисленные фирмы в большинстве своём выбыли из строя и после получения жалкой денежной помощи соперничали, чтобы попасть под протекцию фирмы Курасаки.

Однако осторожный Курасаки жил, не нарушая доверия, без обманов. Можно, конечно, говорить, что он наживался, но лишь благодаря огромным бонусам, быстро подскочившим в цене акциям и их курсу.

Добившись значительных успехов, Курасаки не забыл свою мечту — создать объединённую торговую компанию, которая раскинула бы крылья по всему миру. Более того, торговую империю со своим гербом, с королевской семьёй, дворцовым этикетом. В молодости Курасаки какое-то время служил в индийском филиале в Калькутте. Однажды их посетили супруги Ямакава — представители главной ветви рода, и он имел честь сопровождать их за покупками. Супруги тогда купили рубины.

Тогдашних хозяев финансовой группы, естественно, следовало поставить в один ряд с его императорским величеством. Они воплощали собой богатство, влияние, благородство, изящество. Не боясь показаться скупыми, становились таковыми, легко употребляли грубые выражения, почерпнутые в местах, где можно было не заботиться о пристойном поведении. Курасаки тогда это казалось верхом элегантности, но до сегодняшнего дня он всячески остерегался прослыть снобом. Снобизм стал его тайной мечтой, средоточием абстрактных идеалов в управлении компанией. Решительность и судьба, которым он поклонялся, просто обязаны были привести его к исполнению этой мечты.

В экономике Японии всегда соблюдались неизменные, можно сказать, своеобразные правила. Благоприятную ситуацию использовали умело и полностью, а с наступлением депрессии истерично призывали к развитию внешней торговли. Судьба компании Курасаки мало зависела от оживления спроса. Накануне объединения с «Ямакава-буссан», когда речь шла о возрождении фирмы, выгодная позиция зависела от того, насколько высоко она поднялась. И опять-таки компания, улучив наилучший момент, притягивала подходящий случай.

Законы о централизации и исключении давно утратили суть, антимонопольный закон в чём-то уподоблялся им. Курасаки знал, что именно грядущая депрессия станет для монопольного капитала выходом корабля в открытое море. В условиях расцвета специального спроса он всячески увеличивал прибыль, безразличный к компании, в которой просто пересиживал это время, и с нетерпением ждал, когда её захлестнёт мрачный прилив депрессии.

Депрессия! Депрессия! Война скоро закончится, и когда смолкнут последние ружейные залпы на изрытых пушечными снарядами лысых горах Кореи, тогда-то, прорвав плотину, депрессия затопит всё. Правительство ещё рисовало радужные перспективы, но «человек торговли» безошибочно шевелил усами, как муравей, который предчувствует потоп. Когда грянет депрессия, следует, не дожидаясь девятого вала, осуществить слияние и возвратить монополии. Ведь в тяжёлые времена для развития внешней торговли опять понадобится объединённая компания. Капитал поменьше ради безопасности объединяется с крупным капиталом и остро нуждается в собственных мелких и средних предприятиях. Наступает «наше время».

Первое слияние уже закончилось. В результате головная фирма Курасаки, ведавшая внешней торговлей металлами, присоединила к себе три компании. Среди оставшихся, кроме «Осио-боэки» и «Тихоокеанской торговли», не было соперников, которых следовало опасаться. Курасаки посетил старого хозяина финансовой группы «Ямакава» — тот уже давно лечился от туберкулёза в Каруидзаве.

Ямакава Кидзаэмон сильно ослаб. Его жена, напротив, лучилась здоровьем в избытке и отправилась в Америку, где в деревне богачей Патчоге, практически в пригороде Нью-Йорка, жил её старший брат. С вечеринки в саду его дома она прислала больному мужу фотографию. Мадам Ямакава, судя по её виду, не утратила высокомерия и равнодушия к окружающим. Среди разномастных гостей на фотографии её прекрасной формы нос и пронзительный взгляд выглядели в высшей степени аристократично.

Сначала супруги Ямакава потеряли единственного ребёнка, потом им пришлось скрываться в послевоенный период уничтожения финансовых групп. Они хотели перерезать себе вены и не взяли приёмного ребёнка. Сам Кидзаэмон был вторым сыном. Вообще, семью Ямакава из поколения в поколение преследовал злой рок: старшие сыновья умирали молодыми. И наследник супругов Ямакава умер в конце войны в недостроенной щели, вырытой в саду их дачи в Хаяме. Кто-то толкнул его сзади в яму, он ударился головой о фундамент и умер. Преступника тщательно искали, но так и не нашли.