Черные Шипы (ЛП) - Кент Рина - Страница 8

И я позабочусь о том, чтобы впредь не спускать с нее глаз.

Хоть бы снова увидеть ее плач-улыбку.

Или просто улыбку.

Или просто плач.

Или ещё хоть раз увидеть её.

НАОМИ

Я смотрю в темноту, мои губы приоткрываются.

Не в силах сопротивляться, я слепо протягиваю руку, пока не касаюсь рукава Себастьяна. Он больше не пересказывает события первого дня, когда он "встретил" меня, но я еще не закончила слушать.

Я еще не устала слушать, как он говорит, что на самом деле знал о моем существовании с самого начала.

Он мог не показывать этого, но он знал, обо мне. Возможно, так же долго, как я знала о нем.

— Почему ты плакала в тот день? — его голос тихий, почти неуверенный, что так на него не похоже. Обычно он излучает спокойную уверенность, но сейчас он показывает мне ту свою сторону, которой раньше не было. — Я так долго ждал, чтобы задать этот вопрос.

Мне даже не нужно сильно думать об этом. Я помню это так ясно, как будто это было несколько дней назад. — Ты уверен, что хочешь знать? Это глупая причина, и мне очень не хочется разрушать твои воспоминания.

— В тебе нет ничего глупого, Нао.

Я крепче сжимаю его рукав. — Это был мой день рождения. Мама спросила меня, какой подарок она может мне сделать, и я сказала ей, что хочу папу. Ей это не понравилось, и мы сильно поссорились прямо перед моим уходом в школу. Вот почему я плакала. Видишь? Это глупая причина.

— Это не так. Почему ты потом улыбнулась?

— У меня был тревожный подростковый момент, когда я подумала: " Эй, может быть, мир был бы лучше без меня". Затем я подняла глаза и попросила знак, чтобы показать мне, что я как-то важна и что мое существование имеет значение. Это могло быть что угодно, лишь бы я это почувствовала. Именно тогда лист упал мне на нос, и по какой-то причине у меня так закружилась голова. Скучно, я знаю. Я разрушила твой образ этого воспоминания”

Себастьян хватает меня за руку и тянет вниз, так что моя голова оказывается на его мускулистом бедре. Он приглушенно вздрагивает, и даже в темноте я могу представить, как глубоко между его бровями залегла морщинка.

Его тонкие пальцы перебирают мои волосы, нежно поглаживая. Мне нужны все силы, чтобы не застонать, и вместо этого я пытаюсь встать, чтобы не причинить ему боль.

Себастьян кладет стальную руку мне на верхнюю часть груди, запрещая двигаться. — Ты ничего не испортила. Ты только усилила его, и знаешь, что это значит? Ты застряла со мной, детка.

Мне снова хочется заплакать, но я шмыгаю носом, чтобы не превратиться в плаксу. Мне нужно сохранить репутацию, черт возьми. — Я все еще не простила тебя.

— Даже когда я умираю?

— Ты не умираешь! — мой голос срывается. — Мы выберемся отсюда.

— Шучу. Я всего лишь пытался сыграть на твоем сочувствии.

— Больше так не делай, — мои пальцы впиваются в его штаны, и я изо всех сил пытаюсь выкинуть из головы образ его умирающего.

Эта мысль душит меня.

Это перехватывает мое дыхание и оставляет меня с запутанными, хаотичными мыслями.

— Я просто играю с тобой, Цундэрэ, — его голос становится тише, и это почти успокаивает, несмотря на оттенок боли. — Я бы не оставил тебя одну после того, как прождал три года.

— Ты… ждал?

— Я думаю, что да.

— Чего ты ждал?

— Я не знаю. Может быть, возможность.

Я усмехаюсь. — Ты мог бы использовать свою собственную возможность, не дожидаясь ставки Рейны.

— В этом-то и проблема. Я не знал, что мне нужно сделать ход, пока этот ублюдок Джош чуть не забрал тебя. Угрозы заставили меня принять меры.

— У Джоша не было бы ни единого шанса. Высокомерные футболисты не в моем вкусе.

— Кроме меня?

— Я никогда этого не говорила.

— Тебе и не нужно, Цундэрэ. Я наблюдал за тобой достаточно долго, чтобы распознать твое горячее и холодное отношение.

Я прикусываю нижнюю губу и глубоко вдыхаю, втягивая в себя его запах, смешанный с кровью и чем-то еще. — Не могу поверить, что ты следил за мной три года, а я ничего не заметила.

— Я весьма хорош. Кроме того, ты, как правило, не замечаешь того, что тебя окружает, особенно когда на тебе наушники.

— Но не ты, — бормочу я. — Видишь ли, я тоже наблюдала за тобой.

— Ты что?

Я киваю на его бедре. — С первого дня, как я пришла в школу. Ты, наверное, этого не помнишь, но я помню. Чётко.

Он замолкает на мгновение, и я слышу только гортанные звуки его дыхания в темной тишине. Это навязчивый и оборванный звук, явный признак того, что он нуждается в помощи, и не важно, насколько сильно мы обманываем себя, веря, что с нами все будет в порядке, скорее всего, это не так.

Я резко втягиваю воздух и решаю оставаться здесь и сейчас, даже если это только временно.

Настоящее — это все, что у нас есть.

— Это было в мой первый день в старшей школе Блэквуд. В очередной раз я разозлилась на то, как мама постоянно переезжала из одного города в другой. Не то чтобы я любила Сан-Франциско, но так долго чувствовала себя там как дома. И ни с того ни с сего мама сказала мне, что купила дом в каком-то городке, полном богатых людей. Мы и раньше жили в маленьких городках, и я ненавидела их все. Люди в тех местах были в основном расистами, узколобыми придурками, но маме, похоже, было все равно.

— Я не поверила ей, когда она сказала, что в этот раз все будет по-другому. Она то и дело напевала разные мелодии о богатстве города, или о том, что уровень преступности в Блэквуде близок к нулю, или о том, что его жители самые добрые. Но она забыла крошечную деталь о том, что я буду переводным студентом в середине последнего года обучения, а они всегда обречены на отказ.

— Я пропустила экскурсию, которую директор специально забронировал для нас с мамой, потому что мы прибыли в город в последнюю секунду. Вдобавок к тому, что я была новым лицом в середине года, я совершенно не знала, как добраться до школы Блэквуд, и, что еще хуже, шел дождь. GPS привел меня на вершину холма, а затем стал таким странным, что я не могла сказать, слева или справа расположена школа. Поэтому я остановила машину на обочине возле футбольного поля и вышла, предполагая, что это школьное поле. Но я не могла найти никого, кто направил бы меня в эту дурацкую школу. Я думала, что мой первый день с самого начала был обречен на провал.

— Но когда я возвращалась к своей машине, кто-то похлопал меня по плечу и указал направо, даже не глядя на меня. Он бежал под проливным дождем, и у него были наушники, поэтому он не услышал меня, когда я поблагодарила его. Он не заметил, что я стояла там, смотрела и думала, что, может быть, этот город будет не таким плохим, как другие, — я сглатываю ком, который образовался у меня в горле. — Этим кем-то был ты. Это было случайным проявлением сострадания, но для новичка в городе, который никого не знал и ничего не знал, это значило гораздо больше, чем ты думаешь.

Он молчит секунду, и если бы не неровный ритм его дыхания, я бы подумала, что он заснул или что-то в этом роде.

— Ты, наверное, даже не помнишь тот момент, — выпаливаю я. — Но… ты знаешь, почему ты это сделал?

— Сделал что?

— Указал незнакомцу правильное направление. Тебе не хватает сочувствия, поэтому ты не должен был останавливаться, чтобы помочь.

— Я не остановился, чтобы помочь.

— Ты похлопал меня по плечу и помог.

— Наверное, я что-то в тебе разглядел.

— Например, что?

— Я не знаю. Точно так же, как я не знаю, почему я остановился и уставился на тебя в тот день. Может быть, все это привело к тому, что мы оказались вместе.

— Ты думаешь?

— Я уверен. Ведь ты смотрела на меня так же, как и я на тебя. Ты была влюблена в меня, детка?

— Нет!

— Защищайся, Цундэрэ. Как насчет того, чтобы хоть раз быть честной?

— Просто всякий раз, когда я видела тебя в другие разы, я думала о чувствах, которые испытала в тот день. Это было странно успокаивающим и безопасным.