Жизнь на двоих (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 72

– Утром я ходила к Тадеушу, – вдруг сказала жена тихо и растерянно улыбнулась, глядя на императора исподлобья. – Беременность три недели.

От неожиданности он поднял руки и сжал ладонями пальцы Виктории.

– Что?..

– Я беременна, – повторила она, по-прежнему улыбаясь. – Беременна, Арен!

Сердце замерло, а потом вновь забилось, и в ушах зашумело, будто он долго катался на карусели.

– Защитник… хоть одна хорошая новость за сегодняшний день! – пробормотал император, обняв жену.

– Ты рад? – спросила она глухо куда-то ему в подмышку. – Правда рад?

– Конечно, рад, Вик. Сообщи об этом в ближайшее время психотерапевту, чтобы скорректировал назначения. С Тадеушем я завтра поговорю, он ведь должен был сказать, что зайдет к тебе утром, как всегда, верно?

– Да.

– Хорошо. Не пей, пожалуйста, кофе и вместо своих любимых сладостей ешь лучше больше фруктов. Да, и работать в оранжерее теперь будешь до обеда – потом отдыхай, можешь гулять или заниматься с детьми. Насчет попечительских обязанностей посмотрим, но точно не в ближайшие три месяца. И… – Арен почувствовал, что Виктория странно трясется, и запнулся. – Что такое?

Виктория подняла голову, и он увидел, что жена смеется. Но сказать ничего не успел – она внезапно прильнула к нему всем телом и поцеловала, запуская ладони в волосы точь-в-точь как София.

Желание оттолкнуть стало почти невыносимым, и все же Арен сдержался и даже погладил Викторию по спине, но сразу пожалел об этом – супруга вздохнула и ускорила процесс расстегивания рубашки.

– Вик, – произнес Арен, перехватив ее руки, – сегодня только сон и больше ничего. Я устал, как охранитель после смены.

– Да-да, конечно, – кивнула она, нерешительно закусив губу. – Но можно я тебя раздену?

Сказать «нельзя» он не мог, да и не имел права.

– Конечно.

Оставалось только ждать и не отталкивать, и Арен делал то, что должен был делать, немного удивляясь Виктории, которая нежно целовала его и была счастлива, кажется, лишь оттого, что он находился рядом.

Император ожидал, что жена будет продолжать процесс соблазнения и в постели, но Виктория лишь обняла его, положила голову на грудь, радостно вздохнула – и почти сразу заснула, улыбаясь во сне, как маленькая девочка, которой подарили самый лучший в мире подарок.

София проснулась посреди ночи от ощущения, что ее крепко и горячо сжимают в объятиях, трепетно целуют в щеку и шепчут:

– Счастье мое…

Она развернулась к Арену лицом, обвивая его обеими руками, сливаясь с ним, и прошептала в ответ:

– А ты мое.

Он пах, с одной стороны, знакомо и узнаваемо, а с другой – к этому запаху примешивались новые нотки, сладко-пряные, и их хотелось стереть, смыть.

И София стирала, прижимаясь и поглаживая ладонями кожу Арена, чувствуя плывущие от него жаркие волны возбуждения, которые доходили до нее вместе со вспышками света в глазах, возникающими из-за того, что император вновь начал гореть, обнимая ее не только руками, но и огнем.

И кровь стала быстрее двигаться по венам, и сон куда-то подевался, и глаза распахнулись сами, когда София ощутила Арена в себе – горячего, дрожащего от желания – и поцеловала его в губы, двигаясь навстречу.

Это было так глубоко и остро, что, когда все закончилось, у них уже не осталось сил на разговоры – только на сон.

В следующий раз София проснулась от горечи на губах и в сердце и сразу поняла, что эта горечь принадлежит не ей, а Арену.

– Что-то случилось? – спросила она негромко, заглядывая ему в глаза. За его спиной вставало солнце, играя золотыми лучами на оконном стекле и занавесках, и из-за того, что свет был сзади, глаза императора показались Софии еще более черными, чем обычно.

– Много всего случилось, и я не знаю, с чего начать, – ответил Арен с такой стужей в эмоциях, что София сразу все поняла.

– На Виктории что-то было, да?

Он кивнул и начал рассказывать про проклятие Аарона, оказавшегося шаманом, и с каждым словом девушка все сильнее жалела императрицу. Сложно представить, каково это – когда малейшая неприятность, вызывающая в тебе укол раздражения, постепенно раздувается до катастрофических размеров. Неудивительно, что Виктории теперь нужна помощь психотерапевта!

– Бедная твоя жена, – пробормотала София, вздохнув. – Защитница, каким гадом он был…

– Не то слово, – поморщился Арен. – Нашел против меня идеальное оружие, сам же эмпат, понимал, как меня станет раздражать супруга, даже с учетом эмпатического щита. Но я теперь осознаю, почему Виктория так стремилась к физической близости и настолько легко вспыхивала страстью.

– Почему?

– Негативные эмоции неохотно переходят в позитивные, – пояснил император. – Сама понимаешь – когда ты сильно злишься, резко переключиться на радость почти нереально, только если тебе скажут что-то ошеломляющее. Но чувственное возбуждение не относится к позитивным эмоциям – это эмоции нейтральные, и переключения на них из негатива как раз добиться можно. Это был мой единственный способ успокоить жену. – Он грустно усмехнулся. – Какой же я дурак, Софи! Только по одному этому признаку можно распознать эмпатическое проклятие.

– Опять ты себя винишь, – вздохнула она с грустью, погладив ладонью его грудь.

Арен перехватил ее руку и начал целовать пальцы.

– Я виню, потому что виноват. Я легко поверил в то, что поведение Виктории изменилось из-за гормональной вспышки во время беременности, и не стал проверять сказанное шаманом, которого привел Аарон. Я мог бы докопаться до истины, мог… Жаль, что рядом тогда не было Гектора, он наверняка догадался бы, но Дайд обо всей этой истории даже не знал, я не рассказывал. Это все произошло так давно и я настолько привык к истерикам Виктории, что не подумал поделиться с ним.

– Все предусмотреть невозможно, – сказала София решительно. – Получается, ты сейчас винишь себя в том, что сделал твой брат. Это он проклял Викторию! Он виноват. Он, а не ты.

– Софи…

– Нет! Скажи мне, разве Гектор виноват в преступлениях, которые совершают воры, убийцы и насильники? – продолжила она горячо. – Разве он виноват в том, что не может кого-то найти или находит, но не быстро? Нет! Если бы не Аарон, с твоей женой все было бы хорошо. Только он виноват, только он, а не ты!

София целовала и гладила императора, чувствуя его горечь и боль и желая стереть все это из его сердца так же, как несколькими часами ранее стерла запах Виктории.

Но если бы это было так же легко.

– Жене сейчас нужна моя помощь, – проговорил Арен глухо, уткнувшись лбом Софии в плечо, и она неожиданно подумала, что он делает так в минуты слабости. – Мне нужно больше быть рядом с ней. К тому же Виктория беременна.

София застыла, ощущая, как ее заливает то жаром, то холодом – и непонятно, чем больше.

Защитница! Конечно, ребенок – это замечательно, но теперь она будет видеть Арена еще реже, и от этого стало так грустно, хоть плачь.

– Да, конечно. – Она, вздохнув, погладила императора по волосам, и горечь, исходящая от него, усилилась. – Не надо, не переживай, все хорошо.

– Мне бы отпустить тебя, Софи, – прошептал он ей в плечо. – Отпустить, чтобы ты смогла завести собственную семью. Но я не могу.

– Ты – моя семья, – сказала она твердо. – И никуда я от тебя не уйду. Мы справимся. Вместе.

Виктория открыла глаза и сразу поняла, что уже часов восемь утра, а может, и больше – небо за окном стало ярко-голубым, и в комнате тоже было светло, ясно, и так легко на душе, что хотелось плясать.

– Я пойду будить детей, – проговорил Арен, стоя возле ее постели. Он был полностью одет и серьезен, и лицо его казалось сейчас самым темным в этой комнате. – Если хочешь, поспи еще немного, торопиться некуда. Оранжерея может подождать.

– Арен, – Виктория приподнялась и попыталась дотронуться до руки мужа, но он сделал шаг назад – словно не хотел, чтобы она его трогала, – ты… Мне кажется, тебе надо отдохнуть.